Антология «Битлз» - Джон Леннон

Так не могло продолжаться вечно. Мы изо всех сил старались быть «Битлз», четырьмя веселыми парнями. Но в конце концов мы перестали быть ими. Мы повзрослели. Мы не могли всю жизнь мелькать в таких передачах, как «Top of the Pops». Она по-прежнему нам нравилась, но иногда мы чувствовали себя в ней глупо. Мы не могли совершенствоваться в пении, потому что никто из нас уже не мог спеть мелодию. Нам надо было срочно найти что-то другое. Пол говорит, это все равно что бросить школу и пойти работать. В этом действительно что-то есть: сначала у тебя есть группа, на которую можно рассчитывать, а потом вдруг тебе приходится полагаться только на себя.

Мне незачем беспокоиться о том, что меня отвергла публика. Мне неприятно, когда отвергают лишь какую-то часть меня. Положим, я вдруг понял, что стал абсолютной задницей. То, чем я занимался, было не так уж плохо, я знаю, что это так и что я вовсе не был задницей все это время, но сейчас все изменилось, и я должен заняться чем-то другим. Мы все отчасти надеялись на этот спад — долгожданный спад. Благодаря ему мы должны были стать просто приятным воспоминанием» (66).

Ринго: «После того как мы перестали ездить в турне, в жизни Брайана Эпстайна возникла пустота, поскольку главным для него было вывозить нас на гастроли, проявлять свои способности менеджера. В турне он становился главным среди нас. Повсюду, куда мы приезжали, он был «мистером Эпстайном, менеджером «Битлз».

Думаю, Брайану, как и всем нам, надоело делать одно и то же. Какой смысл устраивать еще один концерт в Кэндлстик-парке или на стадионе «Шей»?

Решив больше не ездить в турне, мы ни о чем не беспокоились. Нам больше нравилось работать в студии, о чем свидетельствуют альбомы «Revolver» и «Rubber Soul». Эта работа затягивала нас, мы все больше экспериментировали. Мы начали проводить в студии все больше времени, песни становились лучше и интереснее. Вместо того чтобы бросать работу в студии ради очередного турне, мы могли не спеша совершенствовать свои записи и расслабляться».

Джон: «Мы пресытились концертами. Не могу представить себе причину, по которой мы вновь согласились бы отправиться в турне. Мы по-настоящему устали. Турне потеряли для нас всякий смысл. Мы понимали, что это несправедливо по отношению к поклонникам, но должны были думать и о себе (67).

Мне жаль, что люди не видят нас живьем. Может быть, они и не понимают, что им нас недостает, потому что они не слышат нас, а ведь им наверняка бы понравилось. Мне жаль их (64).

По прошествии некоторого времени мне показалось, что у нас наступили школьные каникулы. Когда нет работы, сразу вспоминаешь о том, что можно и посмеяться. Такие моменты предвкушаешь. Пока тебе не становится скучно. Это как в армии. Длительное однообразие, которое надо как-то пережить. Долгое, нудное единообразие. Я, например, не помню ни одно из наших турне (67).

Музыки не было слышно. Чем-то это напоминало паноптикум: главное зрелище — сами «Битлз», а музыка была совершенно не при чем» (69).

Нил Аспиналл: «Осенью 1966 года я вместе с Джоном отправился на съемки фильма «How I Won The War» («Как я выиграл войну»). Пока Джон снимался, я изображал труп солдата, одетого, согласно сюжету, в желто-оранжевую униформу.

Мы снова вернулись в Гамбург, потому что некоторые эпизоды снимали в его окрестностях. Было по-настоящему приятно оказаться в Гамбурге вместе с Джоном, без фанов, концертов и остальных «Битлз». Мы обошли все знакомые места и магазины. На это мы потратили целый день, а потом поехали поездом в Париж.

Еще мы снимались в Испании. Там, на пляже, Джон, написал песню «Strawberry Fields Forever» («Земляничные поля навсегда») и сыграл ее мне».

Джон: «Мы были в Альмерии, мне понадобилось шесть недель, чтобы написать эту песню. Я писал ее все время, пока снимался в фильме. (Все, кто когда-нибудь снимался в кино, знают, что на съемках частенько приходится подолгу бездельничать.) Где-то у меня хранится ее оригинальный вариант — тот, где песня еще не приобрела своего психоделического звучания.

Как артист я всегда пытаюсь выразить себя, показать самого себя, а не кого-то другого. Если бы я знал себя хуже, я бы и выражал себя хуже, вот и все.

В песне «Strawberry Fields» я говорю: «Нет, я всегда знаю, что я — это я» — и что-то в этом роде, а потом будто зову на помощь. Я пытался описать самого себя, свои чувства, но я не был уверен в том, что именно я чувствую. Поэтому я говорил: «Иногда — нет, всегда — я думаю: это происходит на самом деле, но…» Но я объяснял это сбивчиво, потому что не был уверен в том, что я чувствую на самом деле. А теперь я уверен: да, вот что я чувствую — мне больно, вот о чем она. Теперь я могу выразить себя (70).

Второй куплет начинается со строчки: «Я одинок на своем дереве в этой пустыне…» Этим я пытаюсь сказать: «Никто не чувствует того же, что и я, значит, я или сумасшедший, или гений». Та же проблема встала передо мной, когда мне было пять лет (80).

На самом деле «Strawberry Fields» — психоанализ, положенный на музыку. Думаю, в большинстве своем анализы симптоматичны, в них ты просто говоришь о самом себе. Мне это ни к чему, потому что о себе я постоянно говорил с журналистами. Мне не хватало времени на психиатров и им подобных, потому что все они ненормальные.

Вместо того чтобы сдерживать чувства или боль, почувствуйте их, не оставляйте на потом. Думаю, все люди слишком замкнуты. Я не встречал никого, кто не сдерживал бы боль, которую испытывал с детства, с рождения. Почему нам нельзя просто выплакаться? Лет в двенадцать нас отучают плакать: «Будь мужчиной». Но какого черта? И мужчинам бывает больно» (70).

Нил Аспиналл: «Однажды ночью разразилась гроза, все смыло в море, дороги развезло. А когда они высохли, на них образовались колеи. Мы возвращались откуда-то в черном «роллс-ройсе» Джона, в магнитофоне стояла кассета Дилана, но мы включили ее через наружный динамик, так, чтобы песня была слышна снаружи. Мы ехали по дороге под включенную на полную громкость песню Дилана. (Потом мы узнали, что все местные называли нашу машину катафалком — она показалась им похожей на него.) Мы ехали по узкому мосту, когда откуда-то вывернул мотоциклист. Он увидел надвигающийся на него огромный черный предмет, изрыгающий музыку. Между склоном горы и мостом было небольшое пространство, и парень рванул прямо туда: он решил, что лучше будет удрать.

Пока Джон был в Испании, остальные занимались своими делами. Пол работал над музыкой к фильму «The Family Way» («По-семейному»). Джордж находился в Индии.

Ринго приехал в Испанию, когда мы с Джоном были там. Вместе с ним явился еще один парень с коробкой шоколадных конфет, начиненных марихуаной. Он открыл ее и сказал: «Мы с Брайаном аккуратно уложили ее для вас». И тут все, содержимое высыпалось из коробки прямо на ворсистый ковер — вот спасибо!»