Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси - Глеб Сергеевич Лебедев

кубок Одина – его пили за победу и владычество своего конунга, потом пили кубок Ньёрда и кубок Фрейра – их пили за урожайный год и мир. У многих было в обычае пить после этого кубок Браги (в честь обожествленного скальда. – Г. Л.). Пили также кубок за своих родичей, которые были уже погребены. Этот кубок называли поминальным» (Сага о Хаконе Добром, XIV).

Полноценная и живая, языческая культура позволяла реализовать наиболее существенные линии общественных связей. «Языческая реакция» на исходе ранней эпохи викингов (конец IX – начало X в.) была не только средством противостояния внешнему воздействию. Она вполне отвечала пока задачам внутренней консолидации новых социальных сил, созревавших в скандинавском обществе.

9.2. Торжество государств

Важным внутренним хронологическим рубежом ранней истории Скандинавии является начало 890-х гг., разграничивающее «раннюю» и «среднюю» эпоху викингов. В 890 и 891 гг. норманны потерпели два крупных военных поражения во Франции и Германии. Экспансия викингов заметно пошла на убыль: лишь упорные локальные войны позволили дружинам Хрольва Пешехода, Роллона, закрепиться в Нормандии. Формально признав вассальную зависимость от французского короля Карла Простого, в Англии Альфред Великий стабилизировал отношения с датчанами, подчинившими северную часть страны; Германия, где складывалась Оттоновская империя, выдвигалась в качестве наиболее серьезного и деятельного противника, успешно противоборствующего с норманнами и стремящегося подчинить своему политическому влиянию, по крайней мере, датских конунгов.

Ограничению внешней экспансии норманнов способствовало не только сопротивление, которое смогли в конечном счете организовать феодальные державы Запада. Более важное значение, видимо, имели процессы, развернувшиеся внутри Скандинавских стран. Экономический, социальный, военно-политический потенциал, созданный в течение ранней эпохи викингов (790–890), стал основой активной политики конунгов наиболее развитых областей – именно тех, где находились крупнейшие вики, авторитетные древние святилища, сложилась эффективная военно-территориальная организация, – в течение нескольких десятилетий решивших весьма важную задачу государственного строительства: объединение племенных территорий. В Дании, как уже отмечено, эта задача была решена в правление конунга Горма Старого (ум. ок. 940); в Норвегии с 890-х гг. (битва при Хаврсфьорде) методично подчиняет себе конунгов мелких фюльков Харальд Косматый (после объединения страны, по преданию, впервые остригшийся и именуемый с тех пор Харальдом Прекрасноволосым); в Швеции успехов по объединению страны добивается конунг Эйрик Энундсон (ум. ок. 882).

Эти короли, впервые возглавившие объединенные государства в конце IX – начале X в., воплощали определенный социальный тип «конунга-реформатора». Действуя последовательно и целенаправленно, они создавали основу новой структуры управления, построенной как вассальная иерархия: конунг – ярлы – херсиры (позднее – лендрманы, «ленники»); они располагали квалифицированной военной силой (постоянных дружин, вобравших лучшие кадры викингов) и контролировали военное ополчение бондов, сбор с них податей и даней – опираясь при этом на существующую уже административно-территориальную сеть, а следовательно, и на систему культовых центров (поэтому все эти конунги остаются язычниками и верховными языческими жрецами). Им приходилось противоборствовать и взаимодействовать с различными социальными силами: родовитой племенной знатью, общинным самоуправлением бондов, дружинами викингов; действуя то силой, то компромиссами, но неизменно последовательно, методично, конунги-реформаторы добились главного: интеграции племенных областей. Создание «государственных территорий» Дании, Норвегии, Швеции стало своего рода реализацией результатов внешней экспансии и стимулированного ею внутреннего социально-экономического развития. К 940 г. процесс образования северных государств далеко еще не завершился, но уже прошел свою начальную стадию.

Специфика этого процесса в Скандинавии заключалась, по наблюдению Ф. Энгельса, в том, что без резкой ломки здесь традиционная «родовая организация переходила в территориальную и оказалась поэтому в состоянии приспособиться к государству» (Энгельс, 1961б: 150). Племенной управленческий аппарат, к которому генетически принадлежали конунги-реформаторы, их методичными усилиями преобразовывался в раннегосударственный. Управленческие, военные, сакральные функции конунгов, закрепленные за ними в варварском обществе, позволяли им с наибольшим успехом реализовать раскрывающиеся в эпоху викингов новые социально-экономические возможности. Традиционные поступления в пользу конунга-вождя, дары, ритуальные пиршества-кормления (вейцла), судебные штрафы составляли изначальную прерогативу родовой знати, возглавлявшей племенные фюльки. Но с подчинением в конце IX – начале X в. конунгам наиболее развитых из этих фюльков племенной знати других областей происходит некоторое перераспределение, и начинается концентрация этих поступлений в распоряжении формирующейся центральной, королевской власти. Одновременно прослеживается рост и столь же традиционных, земельных владений конунгов (Уппсальский удел и т. п.), проявившийся в распространении по различным областям каждой из Скандинавских стран сети королевских усадеб, «хусабю», становившихся новыми административными, фискальными и экономическими центрами, исключенными из племенной юрисдикции и непосредственно подчиненными центральной власти. Образуется своего рода «домениальный фонд» королевских земель. Опираясь на этот фонд, конунги начинают распоряжаться все более уверенно и племенными землями, контроль над которыми осуществлялся в виде вейцл и даней.

Концентрируя отторгнутые (хотя бы частично) у старой знати права на племенные поступления, конунги создавали качественно новый, единый государственный фонд средств, обеспечивавший существование и деятельность «протофеодальной» военной касты, королевской дружины. Опираясь на обеспеченную таким образом постоянную военную силу, конунги постепенно повышали «интенсивность эксплуатации», изымая понемногу, но неизменно возраставшую часть экономического потенциала бондов, остававшуюся ранее в их распоряжении: это медленное расширение королевских прав на «дани-подати» субъективно воспринималось общественным сознанием именно как ущемление традиционных прав бондов, «отнятие одаля». Изъятием части средств королевская власть существенно сужала возможности самодеятельности бондов (и прежде всего дружин викингов, опиравшихся, в конечном счете, на ресурсы бондов, и отчасти – родовой знати). Ограничивалась на протяжении X в. и деятельность поставленного под государственный контроль, возглавленного представителями королевской администрации (лендрманами и ярлами) и превращавшегося в воинскую повинность народного ополчения – ледунга.

Наряду с обеспечением королевской дружины, составившей ядро формирующегося господствующего класса, конунги получают возможность и для других видов государственного строительства: сооружения монументальной фортификации вроде Датского вала, строительства крепостей, прокладки и обеспечения новых коммуникаций (дорог, мостов, каналов на волоках и пр.), основания новых, находящихся под преимущественным королевским контролем городов.

Складывающаяся система характеризовалась в первые десятилетия известным «равновесием сил»: подавив и подчинив старую племенную знать, конунги не просто заместили в каждой из локальных областей ее позиции своими «мужами», но нередко – оставили в качестве ленников представителей старой местной аристократии:

«Хроллауг конунг взошел на курган, на котором конунги обычно сидели. Он велел поставить на нем престол конунга и сел на этот престол. Затем он велел положить подушку на скамейку, на которой обычно сидели ярлы, скатился с сиденья конунга на сиденье ярла и назвался ярлом. После этого он отправился навстречу Харальду конунгу и передал ему все свои владения. Он вызвался стать его человеком и рассказал ему о том, что только что сделал. Харальд конунг взял меч и привесил ему на пояс. Затем он привесил щит ему на шею. Он сделал его своим ярлом и возвел на престол. Он сделал его ярлом фюлька Наумудаль» (Сага о Харальде Прекрасноволосом, VIII).

Знатные