Владислав Ходасевич. Чающий и говорящий - Валерий Шубинский

Этим изданием была газета «Возрождение», с которой связаны последние 12 лет жизни поэта. Из респектабельных парижских газет она была самой правой, и потому участие в ней Ходасевича на первый взгляд парадоксально: его-то оппозиция большевикам была оппозицией слева. Но понятно, что найти в эмигрантском Париже печатный орган по себе Ходасевичу было трудновато, а принципиальной разницы между «Последними новостями» и «Возрождением» для него не было, как не было в свое время разницы между кадетской и октябристской прессой в России.

Издателем «Возрождения» был Абрам Осипович Гукасов (Гукасянц), представитель семьи бакинских нефтяных магнатов, сумевший в годы революции сохранить свое состояние. Лев Любимов, обозреватель «Возрождения» в 1930-х годах, описывает Гукасова так:

«Резкими чертами лица, точеной бородкой и осанистой фигурой этот крепкий еще в те годы старик напоминал высеченного из камня ассирийского царя. Да и взгляд у него был какой-то каменный, неподвижный. <…> Едва ли не главным интересом этого нелюдимого, замкнутого человека была созданная им газета. <…>

Печать была его слабостью. Все утро Гукасов читал газеты. <…> Деньги у него были в Англии, и потому читал он исключительно английские газеты, притом консервативные. <…> Из своей конторы он поднимался в редакцию, находившуюся этажом выше, с целым ворохом вырезок (сам работал ножницами)»[642].

Первоначальная платформа «Возрождения» вполне соответствовала благородному британскому консерватизму. Первый редактор газеты, Петр Бернгардович Струве, экономист и философ, прошел сложную идейную эволюцию: в молодости марксист, соратник Ульянова-Ленина, один из основателей РСДРП, потом долгое время — кадет, затем один из авторов «Вех» и ведущий либерально-консервативный идеолог и публицист предвоенной России, редактор журнала «Русская мысль», а после 1917-го — советник Деникина и министр иностранных дел при Врангеле. В 1920-е годы его идеалом была конституционная монархия с великим князем Николаем Николаевичем на престоле. Деятельными сотрудниками его газеты были философ Иван Ильин, гневно обличавший с ее страниц безответственных и самоуверенных «русских радикалов», которые довели дело до революции и отдали власть большевикам, и знаменитый политик и публицист Василий Шульгин, много писавший в «Возрождении» по «национальному вопросу». И вот Ходасевич, который еще недавно публично обличал Сувчинского, якобы мечтающего о еврейском погроме, сам стал писать в издании, на страницах которого Шульгин, известный автор книги «Что нам в них не нравится», предрекал печальную неизбежность массовой стихийной расправы с евреями в России после победы патриотических сил и подчеркивал, что лишь активное участие евреев в антибольшевистской борьбе поможет «направить шквал, локализовав его на евреях-коммунистах»[643]. (Впрочем, в следующем номере «Возрождение» предоставляло слово оппоненту Шульгина — Даниилу Пасманику.)

В том, что касалось литературных страниц, Струве ориентировался прежде всего на своих сверстников, зубров дореволюционной словесности: Бунина, Куприна, Шмелева, Мережковских. Всем им было уже под шестьдесят, если не больше. Из более молодых авторов в газете писали Борис Зайцев, Сергей Маковский, стоявший во главе всего «культурного» департамента, Павел Муратов, из дебютировавших в эмиграции — Иван Лукаш. Но наряду с серьезной литературой газета, ориентированная на широкого читателя, должна была публиковать переводы копеечных детективов. Почти в каждом номере представлены были и незамысловатые стихотворные фельетоны Lolo (Леонида Мунштейна).

Приглашение Ходасевича было связано, возможно, с тем, что сын Струве был горячим поклонником его творчества. Протекцию ему мог составить и Муратов. Не исключено, что какую-то роль для Гукасова играли семейные связи Нины Берберовой (ее дядя, Рубен Иванович, был видной фигурой в деловых кругах эмиграции) и даже ее армянское происхождение.

Довольно скоро Петр Бернгардович вынужден был оставить редакторский пост — из-за разногласий с Гукасовым. Струве стремился с некоторым разбором печатать материалы о «большевистских зверствах», часто не вполне достоверные, и не устраивать рекламу любым «борцам с режимом», иные из которых оказывались провокаторами. Полемизируя с «Последними новостями» и другими левыми и «умеренными» газетами, он старался поддерживать в своем издании достойный интеллектуальный уровень; издатель же обвинял его в «снобизме». В августе 1927 года Струве подал в отставку. Редактором стал Юлий Федорович Семенов, до революции — гимназический преподаватель и газетчик из Тифлиса, выдвинувшийся в Крыму при Врангеле. Семенов и другие члены новой редакции имели какие-то связи во французских политических кругах, вроде бы масонских. Впрочем, последующую эволюцию газеты в сторону радикализации предопределили не эти связи, а навязчивая вера ее издателя в возможность освободиться от большевиков с помощью иностранной интервенции.

Многие сотрудники «Возрождения» ушли вместе со Струве, но это не относилось к отделу культуры, который продолжал процветать и при новой редакции, а положение Ходасевича даже упрочилось. Теперь он должен был раз в две недели, по четвергам, писать газетный «подвал» на любую тему, по выбору. Некоторые из его статей печатались под постоянными рубриками: «Книги и люди», «Из петербургских воспоминаний», «Летучие листки». Кроме того, с 5 января 1928 года Ходасевич вместе с Берберовой, под общим псевдонимом Гулливер, вел «Литературную летопись» — обзоры советских журналов. По утверждению Берберовой, «Летопись» в основном писала она, а Владислав Фелицианович лишь редактировал и дописывал. Однако перед редакцией за рубрику отвечал Ходасевич, и в формулировках и оценках мы гораздо чаще слышим его голос[644]. Порой короткая реплика по поводу той или иной книги в «Литературной летописи» вырастала в развернутый текст в «Книгах и людях» (дело доходило до текстуальных совпадений, на которые в 1990 году обратил внимание Джон Малмстад).

Все это требовало изрядных трудов, не оставляло времени на более серьезные статьи. Но в сравнении с тем положением, в котором Ходасевич находился годом раньше, такая работа была большой удачей.

Первой публикацией Ходасевича в «Возрождении» стала статья «Девяностая годовщина» (1927. № 618.10 февраля); речь в ней шла о годовщине гибели Пушкина. Здесь немудрено было увидеть некий символ: как будто сам Пушкин, смолоду радикал, друг декабристов, а в зрелые годы консерватор, слуга царя, благословлял Ходасевича на новом поприще. Следующая статья, «О формализме и формалистах», опубликованная в № 645 (от 9 марта 1927 года), была также для поэта важной и принципиальной. В ней он бросает решительный вызов тому литературоведческому направлению, с которым находился в полувражде с начала 1920-х, причем речь теперь идет не о политическом поведении формалистов, как в «Языке Ленина», а о сути их теорий. Другое дело, что суть эту Ходасевич излагает так же поверхностно, как шестью годами раньше, сводя ее к примату «формы» над «содержанием»; он объединяет формалистов с футуристами, о которых говорит то же самое, что в десятке других статей типа «Декольтированной лошади», появившейся в «Возрождении» 10 сентября того же года. Создается впечатление, что на объективные методологические разногласия историков литературы накладывались воспоминания Ходасевича о личном общении со Шкловским и Якобсоном и — уж наверняка — его обида на трехлетней давности строгие слова Тынянова. Но есть в статье «О формализме и формалистах» места по-хорошему язвительные (хотя и несправедливые):