Скарлетт - Александра Риплей

Чувство облегчения наполнило тело и душу, когда она коснулась его рукава. Он повернулся к ней, и Скарлетт беззвучно вскрикнула. У него не было лица, только бледный, бесформенный блин.

Затем она падала, кувыркалась в пространстве; ее глаза с ужасом следили за фигурой над ней, горло напрягалось. Но единственным звуком был смех откуда-то снизу, который поднимался, как облако, чтобы окружать ее и насмехаться над ее немотой.

«Я умираю, — подумала она. — Ужасная боль сокрушит меня, и я умру».

Но неожиданно сильные руки обняли и нежно подхватили ее, спасая от падения. Она знала их, ей было знакомо плечо, подпиравшее голову. Это был Ретт. Ретт спас ее. Она была в безопасности в его объятиях. Скарлетт повернула голову, подняла ее, чтобы посмотреть ему в глаза. Леденящий ужас парализовал все ее тело. Его лицо было бесформенным, расплывчатым, как туман или дымка, как лицо Эшли. Затем снова послышался смех… из темного пятна, которое должно было быть лицом Ретта.

Скарлетт перенесла потрясение, разум вернулся к ней. Спасаясь от ужаса, она открыла глаза. Ее окружала темнота и неизвестность. Лампа была потушена, и Бриди спала на стуле, невидимая в углу громадной комнаты. Скарлетт раскинула руки в просторы чужой кровати. Ее пальцы коснулись мягкого льняного полотна, больше ничего. Края матраса были слишком далеко. Ей показалось, что она покинута на странных мягких просторах без названия. Может, это переход в темноту безмолвия. Ее горло сжалось от страха. Она была одна и брошена в темноте.

Прекратить! Ее разум отогнал панику, потребовав, чтобы она взяла себя в руки. Скарлетт осторожно сняла одеяло, повернулась и встала на колени. Ее движения были медленными, она старалась не шуметь. В темноте мог быть кто угодно, прислушивающийся. Она кралась на коленях с отчаянной осторожностью, пока ее руки не коснулись края кровати, а затем деревянной рамы.

«Ну и простофиля ты, Скарлетт О'Хара, — говорила она себе, и слезы облегчения катились по ее щекам. — Конечно, кровать чужая, и комната тоже. Ты упала в обморок, как глупая, слабая, мнительная девица, и Колум с Бриди принесли тебя в отель. Прекрати этот психоз».

Затем подобно физическому удару память атаковала ее. Ретт потерян для нее… Разведен с ней… Женился на Анне Хэмптон. Она не могла поверить этому, но она должна поверить, ибо это правда.

Почему? Почему он сделал это? Она была так уверена, что он любит ее. Он не мог этого сделать, не мог.

Но он сделал.

«Я никогда не знала его». Скарлетт слышала слова, как будто она произносила их вслух. «Я совсем его не знала. Но кого я тогда любила? Чьего ребенка я ношу?

Что со мной будет?»

В ту ночь в пугающей темноте невидимой гостиничной комнаты в стране за тысячи миль от ее родины Скарлетт О'Хара совершила самый смелый поступок, на который когда-либо была способна. Она стойко встретила свое поражение.

«Во всем моя вина. Мне следовало немедленно возвращаться в Чарльстон, как только я узнала, что беременна. Я предпочла развлечения. И эти недели развлечений стоили мне единственного счастья, о каком я действительно мечтала. Я не думала о том, что Ретт мог подумать о моем отъезде. Я не думала, что будет потом. Я не думала совсем. Я никогда не думала».

Все импульсивные, необдуманные ошибки ее жизни роились вокруг Скарлетт в черном молчании ночи, и она заставляла себя признать их. Чарльз Гамильтон — она вышла за него замуж назло Эшли, она совсем его не любила. Фрэнк Кеннеди — она вела себя отвратительно с ним, лгала ему на Сьюлин, поэтому Фрэнк женился на ней и дал денег, чтобы спасти Тару. Ретт — о, она совершила слишком много ошибок, их невозможно сосчитать. Она вышла за него, когда не любила его, и не сделала ни одной попытки дать ему счастье; ее даже никогда не заботило, что он несчастлив, — до тех пор, пока не стало слишком поздно.

«О Господи, прости меня, я никогда не думала о том, что делала, о том, что они чувствовали. Я обижала, делала больно и приносила несчастье всем им, потому что не давала себе труда подумать.

Мелани тоже, особенно Мелли. Мне тяжело вспомнить, как ужасно гадко я вела себя с ней. Я никогда не чувствовала себя благодарной за то, что она любила и защищала меня. Ни разу не сказала ей, что люблю ее тоже, потому что не думала об этом вплоть до ее конца, когда уже не было шанса.

Разве когда-нибудь я задумывалась о том, что я делала? Подумала ли я когда-нибудь о последствиях?»

Отчаяние и стыд охватили сердце Скарлетт. Как она могла быть такой дурой? Она презирала дураков. Затем она крепко сжала кулаки, напрягла спину, ее челюсть сделалась твердой. Она не должна копаться в прошлом и чувствовать сожаление о содеянном. Она не будет ныть, не будет плакаться ни кому-то, ни самой себе. Она уставилась в темноту над головой сухими глазами. Она не будет плакать, не сейчас. Она будет плакать всю жизнь. Теперь она должна подумать, и подумать тщательно, прежде чем на что-то решиться.

Она должна подумать о ребенке.

В данный момент она ненавидела его, ненавидела свою полнеющую талию и неуклюжее тяжелое тело. Она полагала, что получит Ретта обратно, но этого не произошло. Есть вещи, которые может сделать женщина, — она слышала о женщинах, избавляющихся от нежеланных детей… Ретт никогда бы не простил ее, если бы она сделала это.

А что это изменит?

Ретт ушел навсегда… Запрещенное всхлипывание вырвалось с губ Скарлетт, несмотря на всю силу волу. «Потерян. Я потеряла его. Ретт выиграл».

Затем неожиданный гнев вспыхнул в ней, делая ее нечувствительной к боли, заряжая энергией ее измученное тело и дух.

«Я разбита, но я расквитаюсь с тобой, Ретт Батлер, — подумала она с горьким триумфом. — Я ударю тебя сильнее, чем ты ударил меня». Скарлетт нежно положила руки на живот. О нет, она не будет избавляться от этого ребенка. Она будет заботиться о нем лучше, чем заботились о любом другом ребенке в истории всего мира.

Ей вспомнились Ретт и Бонни. «Он всегда любил Бонни больше меня. Он бы отдал все, он бы отдал свою жизнь, чтобы вернуть ее. У меня будет новая Бонни, полностью моя. И когда она подрастет, когда она будет любить меня, и только меня, больше, чем что-нибудь или кого-нибудь на земле, тогда я позволю Ретту познакомиться с ней, понять, что он потерял…

О чем я думаю? Я, должно быть, сошла с ума. Только минуту назад я поняла, сколько боли причинила ему, и ненавидела себя. А сейчас ненавижу его и думаю о том, как сделать ему больнее. Я не буду такой, не позволю себе подобные вещи. Не позволю.

Ретт ушел. Я допускаю это, но не могу опуститься до сожаления или мести, пустая трата времени, тогда как я должна заняться построением новой жизни с самого начала. Я должна найти что-то свежее, что-то важное, что-то, для чего жить. Я смогу, если пораскину умом».