Сколько стоит ваше сердце? (СИ) - Матуш Татьяна

А вот это — мой хороший друг, воин, ученый и отличный мужик Марк. Которого изобразил наш тюремный художник… правда, хреново, руки у парня с похмелья дрожали — но узнать можно, — еще один портрет дополнил линию.

— И что это доказывает? — мрачно спросил Марк.

— А вот еще один шедевр живописи. Этот — получше. Настоящий художник рисовал. Кажется, даже придворный. Его Императорское Величество Рамер Девятый в день коронации… правда, без коня, зато в короне. Все как положено, — последний портрет завершил ряд. Больше картинок не было.

— Так то оно в глаза не бросается… Но я, перед тем, как стать судьей, долго простым расследователем бегал. Свидетеля допросить, портрет по его словам нарисовать… Если кто внешность изменить попытается — так поймать и на чистую воду вывести. У меня глаз набит.

— Осталось — морду, — хмыкнул Марк.

— Линия подбородка, крылья носа, верхняя губа. Лоб. А, самое главное — глаза. И цвет, и манера вот так их прищуривать — она у вас, у всех троих — фамильная. Даже в темноте и спьяну не перепутаешь.

— У нас — это у кого? — уточнил Марк, все еще надеясь на чудо. Но, похоже, на сегодняшний день боги исчерпали свое милосердие. Хан кивнул подбородком на "картинную галерею" и совершенно спокойно припечатал:

— У Дженга. Про матерей ничего не знаю, кроме императрицы, так что врать не буду, а вот отец у вас, всех троих — один. Его Императорское Величество Рамер Восьмой, ныне покойный. Ну, за батюшку, облака ему под ноги? — Гамсун снова наклонил бутылку и наполнил свою чашку. А чашка Марка и так была полна.

— Бездна! — выругался Винкер. — Этого следовало ожидать. В нашей компании дураков не было. Хан, я очень надеюсь…

— Да могила, могила. Сам же сказал — дураков не было. Но я ответил на твой вопрос? Почему твоя жизнь ценнее моей? Я — государственный служащий высокого ранга, и я обязан любой ценой защищать члена императорской фамилии. Я присягу давал.

— Боги претемные! — простонал Марк, откинул голову на спинку стула с и мольбой посмотрел на потолок, словно надеялся там найти ответы на все вопросы. Но потолок был самым обычным, никто не додумался заменить его плиты на неведомые Скрижали Хаоса, где время от времени всплывали Откровения. — Убери это… свидетельство своего морального падения, — он кивнул на ключ, — Или взлета, демоны тебя знают, Хан, неоднозначный ты мужик. Не потребуется…

— ?!!

Марк подарил приятелю свою собственную, не дженговскую, а чисто винкеровскую кривую усмешку, обхватил наруч пальцами… и открыл. Так, словно снял самое обычное украшение.

— Задница ада, — опешил Хан, мгновенно и полностью трезвея, — он же был под благословением верховного жреца!

— Не переживай, я не сильно устал, пока его взламывал.

Вот уж не думал повелитель двух континентов, что его брачная ночь будет такой. Всякое в голову лезло, но даже в самых странных снах он не мог представить, что проведет ее, пытаясь согреть девушку, которая почти убила себя, чтобы избежать этой свадьбы и этой ночи.

Что будет раз за разом аккуратно растирать ее маленькие, но неожиданно сильные ладони в твердых мозолях от шпаги и кинжала, и такие же маленькие ступни. На ногах Алеты кожа оказалась нежнее. Рамер долго согревал их своим дыханием, с трудом удерживаясь от поцелуев.

Потому что потом было бы не остановиться. Свою вторую сущность он знал неплохо. Змеи хладнокровны, но к его Змею это не относилось. А Алета, как назло, была такой красивой, что темнело в глазах.

Можно было взять ее силой. Абнер даже советовал — закрепить брак, для здоровья Алеты было бы полезно. Со временем смирится и привыкнет. Человек ко всему привыкает, если нет другого выхода.

Но ломать свою маленькую, отчаянную птичку не хотелось. Можно проявить силу и сразу показать женщине, где ее место. Но Рамер Девятый решил проявить терпение. Змей принял его выбор легко — терпение он уважал не меньше, чем силу.

Она проснулась с первыми лучами солнца. Как будто почувствовала… хотя, может быть, и почувствовала, кто знает южанок?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Доброе утро. Ты вовремя, — он кивнул на распахнутое окно, из которого тянуло свежестью и неистребимой ничем сыростью. — Отсюда видно Верхнюю Гавань.

Алета подобрала под себя ноги, закутала плечи одеялом и села, неестественно прямая, глядя на него настороженно, ожидая… Чего? С легкой улыбкой Рамер обнял ее за плечи и притянул к себе. Уже привычно, сколько раз ночью делал так, когда казалось, что сердечко его птички начинает биться неровно.

И не было в его жесте ничего провокационного… Ну, разве, если сама Алета сделала бы шаг навстречу. Тогда — да, тогда — пожалуйста. С полным желанием и удовольствием.

Но девушка не собиралась делать никаких шагов, наоборот, сжалась, словно ее ударили. И несчастным голосом спросила.

— И что я теперь должна делать? Как верноподданная? Лечь на спину и молиться?

— Что за бред? — удивился Рамер, — и откуда ты его набралась?

Алета пожала плечами: ну, бред же и есть, как тут возразишь?

— Так что дальше? — повторила она с непонятной настойчивостью. В сторону окна, кстати, даже не взглянула, Небесная Гавань в это утро красовалась не для нее.

Рамер вздохнул. Попытка оттянуть неприятный разговор провалилась.

— Дальше — завтрак. Для тебя ветчина и сыр. Для меня — шоколад, — он грустно улыбнулся, — единственная слабость, которую я себе позволяю. И то только с утра. Оказывается, змеям не очень полезно, представляешь?

— Нет, — она мотнула головой, не поддаваясь ни на улыбку, ни на ласковый тон. Сидела, как маленький свежепойманный зверек в клетке, блестела глазами и даже дышать старалась неслышно.

— А потом… — Рамер свел брови, лоб пересекла глубокая морщина, — одна очень неприятная и крайне болезненная процедура.

— Какая? — спросила она почти равнодушно.

— Клятва Немого Огня. Я не маг, принимать будет Абнер. А, значит, под клятву пойдем все трое. И будет она не стандартная, на девять лет, а — вечная. Это очень больно, Алета. Здоровенные мужики сознание теряют. Поверь, если бы была хоть какая-то возможность этого избежать, я бы никогда…

— Я не боюсь боли, — тем же бесстрастным тоном перебила она. — Но по какому поводу клятва молчания? Да еще и вечная?

— По поводу твоего ребенка, Алета, — Рамер на мгновение прикрыл глаза. Все же железным человеком он не был, но вторая ипостась, да еще такая большая и опасная, давно приучила его брать себя под контроль практически мгновенно. Иначе весь дворец уже лежал бы в руинах. — Я понял, почему так странно сработала клятва. И почему ты едва не отправилась по облакам. Ты помнишь, как она звучала?

— "Клянусь расторгнуть помолвку через три года, если Алета Шайро-Туан за это время не понесет наследника императорской крови…" — почти дословно процитировала она.

— Ты заставила меня поклясться твоей жизнью. Условие выполнено. Ты не знала, что носишь ребенка? Я почему-то так и думал.

Он встал, неторопливо облачился в халат, затянув узел чуть крепче, чем нужно. Верхняя Гавань уже спряталась в облаках, а рассвет только разгорался, окрашивая город и парк во все оттенки золотого.

— Мне кажется, что Аверсум — самый красивый город во всех мирах, — задумчиво проговорил он, — но я, конечно, пристрастен. И допускаю, что у Кайоры тоже есть свое очарование.

— Какой ребенок императорской крови? — в голосе императрицы проскользнули отчетливые истеричные нотки, — этого не может быть! Я с вами никогда… Демоны! От поцелуев дети не рождаются!

— Вот поэтому — Немой Огонь. Безальтернативно. Ни у кого и никогда не должно даже мысли возникнуть, что трон Аверсума может занять кто-то еще. Что ты на меня смотришь с таким ужасом, дорогая жена? Ты — беременна от моего сводного брата. Если разобраться — дело-то житейское. Главное, что наследник все-таки Дженга… не конюх какой-нибудь и не повар. Это я стерплю.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

На колени Алеты полетел лист бумаги, который она так любовно и неосторожно хранила на груди.