Олег Верстовский — охотник за призраками (СИ) - Аллард Евгений Алексеевич "e-allard"

— Если у человека есть особая сила, он может обращаться в любое время.

Голос Франко, звучавший вначале как обычно, стал искажаться, понижаться, перейдя в гулкий незнакомый бас. Я медленно и осторожно повернул голову в его сторону и замер.

Пространство над нами словно раздвинулось, заполнилось светящимся фиолетовым клубящимся туманом. Голубоватые огоньки вспыхивали и гасли в огромных и круглых, совершенно нечеловеческих глазах существа рядом со мной. Всё тело его покрывало крупная блестящая чешуя. Морда, исчерченная глубокими складками.

Тварь распахнула пасть, испещрённую длинными острыми зубами в несколько рядов. Я попытался отодвинуться, но тело не слушалось, не мог пошевельнуть даже пальцем.

Вскрикнул и… проснулся.

Утренний свет золотил белый потолок и люстру с матовыми рожками-колокольчиками. Я лежал навзничь на широкой и низкой кровати. Почему-то одетый, только без ботинок, и пиджака. Оглядевшись, понял, что нахожусь в спальне моего, то есть дома Стэнли. Рядом с окном, в углу, одиноко торчало обитое светло-коричневой кожей низкое кресло с продавленным сиденьем и стёртыми, когда-то полированными подлокотниками. У стены — стол с пишущей машинкой и стопка желтоватой бумаги — моя статья для газеты. Окна наполовину задёрнуты белыми в зелёных кленовых листьях занавесками. Маленький, лупоглазый на тонких ножках телевизор у батареи.

Я спустил ноги с кровати и вспомнил, что Франко не превращался в жуткую, смахивающую на дракона тварь. Вместе мы благополучно добрались до Адамс-стрит в Редкасле. Вошли осторожно. Итальянец почему-то предупредил шёпотом, что пойдёт первым. И вытащил из кобуры револьвер. Как кошка, совершенно беззвучно скользнул за дверь.

Но дом оказался пуст. Я обошёл все комнаты, заглянул в ванную. Всё было в полном порядке, все вещи на своих местах, но Лиз исчезла. И тревога сжала сердце в холодные тиски.

И не напрасно. Стоило нам с Франко расположиться в гостиной, чтобы выпить кофе, как резкая трель телефона заставила подскочить на месте. Голос был незнаком мне, но сразу вызвал неприязнь и раздражение. Лиз похитили.

Франко, сидевший на диване, сжался как пружина, приподняв плечи, как коршун, готовый взлететь и ринуться на добычу. И когда я осторожно положил на рычаг трубку, словно она была стеклянной и могла разбиться от малейшего толчка, бросил коротко:

— Сколько?

— Нисколько, — я обречённо сгорбился в кресле, опустив руки между колен.

— А чего хотят?

— Мои материалы о Джонсе.

— А, ну понятно. Говорил тебе, брось заниматься этой хернёй, — его глаза зло сузились, под кожей заходили желваки.

В такие моменты он особенно пугал меня — сквозь обаятельную внешность проступала другая сущность, жестокого и властного человека, способного своими сильными крепкими пальцами в два счёта сломать жертве шею.

— Ты вспомнил, где хранил эти материалы? — поинтересовался он.

— Нет. Но Кларк дал наводку. Банк на пятой авеню. Там ведь есть банк?

Франко удивлённо приподнял брови, с жалостью взглянув на меня, как на тяжелобольного. А меня объяло жаром. Что за бред я несу? Как я могу не знать, есть ли там банк или нет? Впрочем, я всегда могу объяснить это амнезией.

— Есть, конечно. Bank of America. Отделение на углу западной 17-ой стрит и 5-й авеню. Ключ от банковской ячейки не потерял? Который я дал тебе? Coglione.

«Coglione» по-итальянски означало «полный идиот». Я почему-то знал это. Но кого назвал Франко идиотом, меня или себя, уточнять я не стал.

— Не потерял.

— Eccellente. Le ore del mattino hanno l'oro in bocca. Утро вечера мудренее. Утром поедем в банк за твоими материалами. Где тебе надо будет их передать?

Франко не сомневался ни на минуту, что я отдам их, лишь деловито интересовался, где встреча.

— Сказали, завтра вечером позвонят и сообщат. Но я должен прийти один, Франко. Без никого.

— Ну да, конечно, — он брезгливо приподнял крылья изящно вырезанного носа. — Так я тебя и отпустил. Figli di cagne. Сукины дети. Не волнуйся. Всё будет тихо и аккуратно. Только сделаю пару звоночков. И давай спать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Весь этот разговор всплыл в голове, пока я спускался по лестнице. Вошёл в гостиную, залитую мягко утренним светом.

Подложив правую руку под голову, на низком кожаном диване в расслабленной, но на удивление изящной позе, спал Франко. На свесившейся до пола левой руке блестела на мизинце большая печатка. Сквозь расстёгнутую на груди белую рубашку выпирали хорошо развитые мышцы, кудрявились иссиня-чёрной порослью. Даже спящий он излучал пугающую мощь дикого зверя, что неприятно напомнило о кошмаре, привидевшемся мне ночью.

Что-то блеснуло у него на груди, и я рефлекторно сделал шаг, пытаясь разглядеть плоский овальный кулон на чёрном шнурке.

В железные тиски сжало горло. Франко распахнул глаза, выплеснув из них дикую злобу, стал душить. Перехватило дыхание, ударила в голову кровь. Но тут же он отпустил меня. Присев на диване, мягко улыбнулся.

— Извини. Ты так внезапно появился.

Потёр лицо рукой и потянулся с хрустом, словно хотел расправить крылья за спиной. Зевнул, показав желтоватые, но крепкие зубы со сломанным наполовину левым клыком.

Я покрутил головой, ощупывая шею, которая ещё горела от железных пальцев итальянца. Рядом с Франко я ощущал себя, будто со скорпионом или смертельно ядовитой змей, которой не дай бог наступить на хвост, тут же обовьётся и укусит.

Захватив свои вещи, я отправился в ванную комнату Лиз, а Франко — в мою. Там я залез в ванну, и начал обливаться то ледяной, то невыносимо горячей водой, чтобы хоть как-то избавиться от сонливости. Забыться в тяжёлой дрёме удалось лишь под утро и, продрав глаза, я всеми силами боролся с желанием упасть на кафельный пол и уснуть.

Когда брился, вглядываясь в зеркало в пластиковой розовой оправе — Лиз любила этот «поросячий» цвет — отметил, насколько я, то есть внешность моего репортёра-ирландца, изменилась к худшему. Фиолетовые круги под глазами, лицо серое, сквозь обветренную кожу разбежалась красная паутинка прожилок, в уголках рта залегли скорбные складки, голубые глаза будто выцвели.

Зачем я вообще ввязался в эту авантюру с расследованием дела Джонса? Да, мне жаль девушку, я привязался к ней и теперь она в лапах бандитов по моей вине.

Перед мысленным вздором вспыхнул образ, словно сошедший с афиши голливудских фильмов «Golden age». Стройная фигурка, перехваченная в узкой талии ремешком, платье с расширяющейся книзу юбкой-колокольчиком в горошек. Серо-зелёные глаза и то обожание, которое излучали они. Никогда, ни одна женщина так не относилась ко мне. С такой трогательной нежностью и заботой. За более чем полвека женщины стали настолько самостоятельными и независимыми, что добиться от них такой преданности стало немыслимо, почти невозможно.

Впрочем, почему же Лиз в руках бандитов по моей вине? На самом деле, всю эту кашу заварил вовсе не я, а Кристофер Стэнли. И зачем он сделал это, я не знал. Может быть, он реально был эдаким рыцарем без страха и упрёка, дон Кихотом, который пытался бороться с мерзавцами. Или хотел выбиться в знаменитости, по примеру Навального или основателя «Викиликс» Джулиана Ассанжа.

А теперь мне приходится отрабатывать карму этого по сути чужого мне человека, доделывать то, чего он не успел.

Чёрт возьми, я ощущал себя измученным, выпотрошенным, как рыба физически и морально. И, кажется, уже подумывал о том, как сбежать из этого мира обратно в Россию двадцать первого века. Сделать я мог это легко. Просто покончить с собой. И тогда моё сознание вернулось бы в тело, которое осталось в доме колдуна Кастильского. И теперь уже навсегда.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Эй, ты чего застрял? — требовательный голос Франко отвлёк от тяжёлых раздумий. Дверь содрогнулась от ударов мощного кулака, едва не слетев с петель. — На кухню приходи. Завтракать!

— Сейчас иду, — бросил я, стараясь сдержать раздражение и не послать его по матушке.

Почему Франко так проникся моими проблемами? Реально так ценит дружбу со мной? А может быть, он тот самый шпион, который приставлен ко мне, чтобы знать, что и когда я буду делать? От этой мысли внутри что-то сжалось.