Житие мое - Ирина Сыромятникова

То, что пива мы не увидим, я интуитивно понял еще на околице — слишком уж много народу топталось на улице, а день-то не праздничный. Ну и к Шороху его! Не очень-то и хотелось. Осталось найти место, где сможет развернуть грузовик, и сваливать. Увы, Соркар прозрачных намеков не понимал: увидев вывеску трактира, он немедленно заглушил двигатель и полез наружу. Я мысленно выругался — терять время на разборки не хотелось совершенно, у меня перед глазами уже стояли паравоз-дорога-Редстон. И душ. О, да, много-много горячей воды, пушистые полотенца, никакой экономии мыла и никаких свечей! Алех оживленно крутил головой — какие-то странности он чувствовал, но проблемы в них не видел.

Ох, екнется нам это пиво…

Впрочем, маленькая площадь около трактира была пустынна. Может, пронесет?

Там, где посетителям заведения предлагалось ставить лошадей и телеги, примостился затейливый фургон. Я в первый раз видел что-то подобное: вытканный яркими узорами полог, резные стойки, кисти и бахрома, спицы раскрашены в три цвета — не повозка, а шкатулка на колесах. Нарядные пегие лошадки с заплетенными гривами аппетитно хрумкали зерном, из-за полога высовывались заинтересованные детские мордашки, но наружу обитатели фургона не выходили.

— Видали? Каштадарцы! — авторитетно объявил Соркар, пока мы сидели в ожидании ужина (все равно придется ночевать — пьяного я его за руль не пущу).

— Зд-десь? — удивился Алех.

— А то! Как Зертак к границе подошел, так они и полезли.

— Зачем? — иностранцев я принципиально не любил, хотя ни с одним еще не общался.

— Ну, дык, у них же черные — типа прокаженных. Живут отдельно, еще и следят за ними: то — нельзя, это — нельзя. Пока «надзора» не было, бонзы беглецов по-тихому обратно отсылали. А сейчас спецы на границе своих — не ловят.

Я почувствовал гордость за свою державу. Да, Ингерника — самая прогрессивная страна в мире! Мечта всего человечества. Главное, чтобы гостей было не слишком много…

— Бонзы — полицейские? — на всякий случай уточнил я.

Соркар снисходительно ухмыльнулся — черная натура к нему, определенно, возвращалась.

— Нет, это старые Семьи, у которых земли до жопы. У них здесь все свое было — жратва, законы, армия. Они и НЗАМИПС отсюда выжили, а теперь пятки грызут, — и пояснил. — Я здесь родился, но сбежал, боялся, что папаня в Каштадар продаст.

Вопросов к Арангену у меня больше не оставалось.

Пока мы ели, все было тихо, а потом селяне начали просачиваться в трактир. В дверях обозначилось трое мужиков, одетых с претензией — в скрипучих лакированных сапогах, пиджаках и картузах. И это летом, в самую жару. Однако, делегация!

Самый представительный из вошедших отвесил нам натуральный поясной поклон (я даже про пиво забыл на минуту).

— Здравствуйте, господа хорошие! Прощенья просим.

— За что?

Мужик растерянно захлопал глазами. М-да, шутить с ними бесполезно — сам потом будешь как оплеванный.

— Да вы присаживайтесь, уважаемые, в ногах правды нет. Кто вы и какие у вас к нам дела?

Трактирщик молча подтащил к столу еще три стула.

— Староста я, стало быть, тутошний, Агапий.

— Рад знакомству. Тангор.

— Окажите, стало быть, божескую милость! Избавьте общсчество от чужеземных злодеев.

Кажется, я начал понимать суть проблемы. Очевидно, в глазах этой деревенщины каждый, путешествующий в автомобиле, был, по меньшей мере, членом правительства, а уж глядя на мой мотоцикл, они просто не могли подобрать подходящего титула — фантазия отказывала. То есть, они взывали к представителям власти, а поскольку двое из нас были сотрудниками НЗАМИПС, мы даже послать их нафиг с чистым сердцем не могли. Вдруг нажалуются?

Я почесал шелушащийся нос (результат извращенного времяпрепровождения на пляже).

— Это тех, что в фургоне? А что с ними не так?

— Ну, дык, как они приехали, так человеки пропали!

Люди у них куда-то делись.

— Черные? — для проформы уточнил я.

Староста и присные энергично замотали головами.

— Мельник, стало быть, наш, Пафнуций!

Нет, черного не могли назвать таким именем, черный бы не дался. Пришлось набраться терпения и продолжить разговор (все равно они от нас так просто не отвяжутся).

— Сколько людей пропало?

— Мы ж говорим, Пафнуций!

— Один, стало быть, человек, — тьфу ты, еще и словечко привязалось!

Селяне заулыбались понятливости начальства.

— Как пропал, опишите подробно.

Где-то через четверть часа выяснилось, что мельник уехал в соседний городок за какой-то мелочевкой на трехосной телеге (жернов ему, что ли, новый нужен был?), а через пару дней, когда селяне ужа начали беспокоиться, с той же стороны приехал пестрый каштадарский фургон. И повозка, и кони у приезжих были другие, почему местные решили, что каштадарцы в чем-то виноваты — не разбери поймешь, на мой взгляд, наиболее вероятной причиной исчезновения человека были нежити.

— А может, ваш мельник просто загулял где-то?

— Не можно, господин хороший, у Пафнуция — семья, да и собака его дурно выла.

С точки зрения черного, наличие семьи говорило только в пользу загула, а собака… М-да.

— Оставайтесь здесь, сейчас я все выясню!

«Чистильщик» увязался следом.

Мне нужно было поговорить с каштадарцами. В то, что им за каким-то Шорохом потребовалось убивать мельника, прятать где-то его лошадей и фургон, а потом являться в деревню покойного, я категорически не верил. Вот только поймут ли они меня?

При моем приближении обитатели фургона приняли боевую стойку, в смысле, дети скрылись внутри, а взрослые вышли навстречу. Впереди встала тетка с буйно начесанной шевелюрой (по всем признакам — черная), а за ее правым плечом занял место плечистый мужик весьма специфической наружности. Выглядел каштадарец как заправский телохранитель, только рост (он был на полголовы ниже меня) немного портил впечатление. Наверное — муж, а может и сын, кто знает, сколько лет этой кикиморе.

— Какая телка! — восхищенно пробормотал Соркар, из чего я сделал вывод, что он черный по отцовской линии.

Я-то в Краухарде вдоволь насмотрелся на этих чернооких красавиц. Вон, староста наш, вроде — тихий мужик, а со своей старухой так ругается, что на полдолины слышно. Нафиг, нафиг! Идеальная женщина должна быть как хомячок — маленький, пушистый и не разговаривает.

Я остановился за три шага от цели — правильно выбранное расстояние предотвратило множество конфликтов. Кланяться не стал, но и долгих разглядываний себе не позволил — просто чуть прикрыл веки, пряча взгляд.

— Добрый день, мадам! — обращаться всегда следует к старшему. — Вы понимаете по-ингернийски?