По ту сторону снов - Гамильтон Питер Ф.

«Дерьмо! Ты серьезно?»

Хавьер резко вскочил на ноги. Он по-прежнему обращался телепатически к Слвасте лично, и его никто больше не слышал, но теперь яростно уставился на вождя революции.

«А что не так?»

«Запрет на модов? Наш первый закон? Ты же пошутил, правда?»

«Что ты городишь? Это же именно то, ради чего мы все затевали! Ты помнишь? Паданцы – вот наш настоящий враг. Теперь, когда мы избавились от Капитана, мы можем нанести им открытый удар. И мы начинаем войну, первым делом избавляясь от их созданий».

«Не говори ерунды. Вся экономика Бьенвенидо зависит от модов; они нужны на каждой ферме, без них не вырастить урожай. Если ты хочешь, чтобы наш конгресс признали за пределами Варлана, ты должен быть реалистом».

«Варлан выжил без модов и нейтов».

«Выжил, да, потому что город отвратительно богат. И он именно выжил, а не зажил. На тот момент избавление от модов отлично сработало на благо нашим начинаниям. Нет, первый шаг, который мы должны сделать сейчас, – перезапустить экономику и вернуть процветание, отнятое нами. Так мы получим поддержку всех, кого за эти два дня напугали до усрачки».

Слваста почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо, когда он ответил Хавьеру не менее яростным взглядом. У него перед глазами стоял Ингмар-паданец в той ужасной яме. В ушах звучали его лживые мольбы…

«Это была не просто политическая стратегия. Это ключевой вопрос нашего выживания. Больше не должно существовать никаких нейтов! Они – чистое зло. Их создали паданцы. Они сокрушат нас, если мы не уничтожим их первыми. Ты что, вообще ничего не понимаешь?»

«Все я прекрасно понимаю. Тебе надо преодолеть свою мономанию, иначе ты погубишь нас всех! Мы устроили революцию, желая улучшить жизнь каждого человека, а для этого нам нужны моды. Хватит играть в игры. Речь идет о жизни и смерти».

– Они уничтожат нас! – Слваста тоже вскочил с места и яростно заорал вслух. – Они нас съедят! Ты этого хочешь? Потому что, если так, ты ничем не лучше Капитана. Предатель всего человечества!

– Проклятый дурак! Ты не руки лишился из-за паданцев, ты лишился мозгов! Разрушив экономику, мы не сможем бороться с паданцами. Разве трудно это понять? И не смей называть меня предателем, ты, дерьмовый бездарный ублюдок! Ты потерял руку, потому что был дерьмовым солдатом, слишком тупым, не хватило мозгов распознать паданца!

– Убирайся, чтоб я тебя не видел, будь ты проклят! Ты больше не представитель Налани. Ты никто!

Слваста трясся всем телом в горячке спора. Рука Янриса легла ему на плечо.

– Капитан, – сказал тот предупреждающим тоном, – не следует так себя вести. Не здесь.

Хавьер плюнул на пол и рванулся прочь из зала.

– Революция – не твоя личная игрушка! – крикнул он Слвасте, потрясая огромным кулаком. – Революция принадлежит народу. Только страдающий манией величия способен это отрицать. Капитан может гордиться тобой.

Слваста ощутил шквал телепатем, исходящих из разума Хавьера. Больше десятка делегатов встали с мест и последовали за Хавьером, который вылетел в ближайшую дверь.

«Бетаньева, – телепнул Слваста, – закрой всю сеть ячеек от Хавьера: он пытается нас саботировать».

«Сеть так не работает, – запротестовала она. – Что, во имя Уракуса, у вас там случилось? Что вы наделали, два придурка?»

«Ничего».

Слваста сделал глубокий вдох, пытаясь унять дрожь во всем теле, и обвел взглядом оставшихся делегатов, которые смотрели на него, словно не веря своим глазам.

– Итак, – сказал Слваста, кривя губы в гримасе сожаления, – добро пожаловать в истинную демократию.

Кайсандра оперлась на планшир, глядя с баржи вниз, на густую грязно-коричневую воду Кольбала. Ее экстравзгляд проникал в воду на пару метров или около того, но не больше. Твердые вещества и жидкости служили серьезным препятствием для ментального восприятия, и сейчас Кайсандра радовалась. Три дня назад она стояла на южном берегу, и по ее щекам текли слезы, когда «Лану» и «Альфрид» отчалили в свой последний путь. Из всех ужасных вещей, которые им пришлось совершить, чтобы революция состоялась, эта была самой чудовищной. Найджел велел ей подождать в отеле на вокзале Виллсдена, где они остановились, но девушка просто не могла так поступить. Отказаться смотреть на последствия своих действий – худшая из разновидностей трусости.

– Другие суда поспешат им на помощь, – сказал Найджел. – Какой момент ни возьми, всегда десятки судов пересекают Кольбал.

– Мы должны не дать Меорскому полку помешать революции, – заметил Фергюс.

– Хорошо, так почему мы не устроили диверсию, испортив двигатели паромов? – спросила Кайсандра. – Меорские гвардейцы – неплохие люди; они такого не заслужили.

– Тогда они переправились бы на других паромах, – мягко сказал Найджел. – Капитан и Тревин понимают: это не просто беспорядки, им противостоит организованное подпольное движение. Они нуждаются в Меорском полке. Нам еще повезло, что были два предупреждения о Падении – и большинство морских пехотинцев отсутствуют. Они верны Капитану, и они серьезные бойцы.

Так что Кайсандра перестала возражать, ведь все случившееся – логично и необходимо, а ей не следует быть глупой сентиментальной девочкой. Судьба каждого человека на Бьенвенидо зависела от исхода этого дня, и только это имело значение. И через час девушка наблюдала, как тонут «Лану» и «Альфрид», оставив выживших отчаянно барахтаться в сильном течении реки.

Найджел не ошибся: все суда, оказавшиеся в тот момент на Кольбале, поспешили на помощь. Но гвардейцы были в полной экипировке и тяжелых ботинках, а стремительная река не знала жалости. В конечном итоге удалось спасти более трехсот солдат. Триста – из полутора тысяч. К тому времени в городе развернулись еще более кровавые события революции. Кайсандра оставалась близ реки – смотрела на противоположный берег, на огни пожаров, слушала стрельбу. Она укрепила свой панцирь, не желая видеть печальных, жестоких и мучительных образов, которыми полнился эфир вместе с потоками криков о помощи и милосердии.

Теперь, три дня спустя, они переправлялись через реку на большой барже. Мамаша Улвен была ответственной за команду. Она стояла перед рулевой рубкой, с дробовиком на длинном ремне через плечо и полными патронташами поверх аккуратной серой с синим куртки. Акстен и Джулиус сидели в закрепленных на палубе двух больших фургонах, которые они пригнали в Варлан, и удерживали земных лошадей в тишине и спокойствии. Фургоны для революционеров изготовили на заказ, с жесткой подвеской и глубокими ложами внутри прочных закрытых рам, готовыми нести ценный груз.

– Как это типично, – вполголоса сердито буркнул Найджел.

Кайсандра оторвала взгляд от реки, где в десяти или двенадцати метрах под ними лежали затонувшие паромы. Ей не требовался панцирь, чтобы спрятать свои эмоции. Чувства были роскошью, которую она запретила себе с начала революции. Наверное, так живут АНС-дроиды, сказала она себе. Они видят, они понимают, но они не испытывают сострадания. Они держатся в стороне; ни смерть, ни красота их не волнуют. Их реакция на жизненные события – не более чем имитация, хотя и совершенная. Неплохой способ жить. Кайсандре казалось, что она стремится к чему-то подобному с тех самых пор, как появился Найджел.

– Ты о чем? – спросила она.

– Слваста. Образы с заседания Временного Народного конгресса транслируются в духе демократической открытости. Слваста и Хавьер устроили публичную ссору.

Кайсандра перевела взгляд на приближающийся город. Она видела внушительные здания, поднимающиеся по склонам на том берегу реки, но картина не затрагивала ее. Лучше держаться в стороне – в том месте, где ты не можешь пострадать.

– Вот как? Я сейчас не смотрю образы.

Найджел подошел к ней.

– Я должен был заставить тебя остаться дома.

– Заставить?

– Настоять, чтобы ты осталась.

– Но все случилось бы и без меня, верно? Все эти люди были бы мертвы.

– Мне жаль.