Вечный. Тетралогия - Роман Злотников

— А что я такого сказала? Я же ничего не сказала, вы уж не обижайтесь на старую бедную Грету.

Ив мысленно присвистнул. Так вот, значит, кто сидит перед ним. Белобрысая Грета! Самая богатая и влиятельная женщина в Первой и Второй штольнях. Ну еще бы! Можно было бы и догадаться. У кого еще могло бы найтись мясо. Убогий покосился на камин. Вряд ли Белобрысая Грета так уж сильно нуждалась в тепле от этой рухляди. Выходит, этот обогреватель нужен ей для чего-то еще.

— Вы хотите, чтобы он грел, и все?

— Вот еще, — фыркнула Грета, но тут же, спохватившись, перешла на примирительный тон: — Нет, уважаемый, мне нужно, чтобы он работал так же, как прежде. Чтобы на передней панели также плясали языки пламени и он наполнял бы мою комнату не только теплом, но и уютом.

Убогий мрачно вздохнул. Да уж, судя по всему, за эти две банки придется изрядно попотеть.

— Боюсь, я не смогу вам сразу сказать, насколько это возможно. Оставьте, я вечерком посмотрю его повнимательнее.

— Вот еще, — снова фыркнула женщина, но, взглянув на мастера, опять сбавила тон: — А может, займешься прямо сейчас? Мне он нужен уже завтра.

Убогий усмехнулся:

— Не беспокойтесь, мадам. Если окажется, что что-то можно сделать, то завтра он будет готов, а если нет… — Он развел руками, показывая, что результат зависит не только от него. — Тогда я вряд ли успею завтра к утру, если даже займусь им немедленно.

Белобрысая Грета нахмурилась, размышляя, и со вздохом поднялась с табуретки:

— Ну что ж, парень, я пришлю ребяток завтра к десяти. Ты уж постарайся, ладно?

Она нерешительно посмотрела на банки у себя в корзине и, махнув рукой, бросила ему одну:

— На, это задаток.

Убогий поймал банку на лету, сглотнул слюну и протянул ее обратно:

— Извините, мадам, но вынужден отказаться. Вряд ли эта банка доживет у меня до утра, а ведь может оказаться, что я ничего не смогу сделать.

Белобрысая Грета покачала перед собой ладонью:

— А и пес с ним. Я побывала уже во всех лучших мастерских, и никто не взялся помочь. Даже мастер, ставящий шунты. Можешь считать это подарком. А уж если сделаешь, то не пожалеешь. — С этими словами она повернулась и направилась к выходу.

Убогий подождал, пока захлопнется входная дверь, и метнулся в угол мастерской. Там он вытащил из стены камень, затолкал в отверстие банку и вбил камень на место. Его компаньоны уж как-нибудь обойдутся без мяса, а для него этот подарок просто манна небесная. Он замер, рисуя в воображении пир, который устроит себе сегодня вечером, и тут вдруг почувствовал, что в комнате он не один. Это было словно ушат холодной воды. Убогий резко повернулся, готовый разразиться бранью, и… замер на месте с открытым от удивления ртом.

— Ну что, сын мой, явилось ли тебе чудо Господне? — прогремел у двери трубный глас фра Така.

Убогий, недвижно застывший в углу, стряхнул наконец оцепенение и с широкой улыбкой шагнул вперед, раскрыв объятия неожиданному гостю. Этот человек ухитрился всего за пару не самых приятных дней стать для него намного ближе и роднее, чем все, кто встретился ему за последний год.

— Ну что ж, уважаемый мастер, — сказал фра Так через некоторое время, сидя на табурете и прихлебывая горячий отвар из сушеного чайного гриба, — ты, как я вижу, неплохо устроился.

— Можно сказать и так, — улыбнувшись, согласился Убогий, со стуком вогнав на место батарею ручного фонаря и протягивая его подошедшему меж тем клиенту:

— Получайте.

Тот обрадовано схватил фонарь, несколько раз щелкнул кнопкой, проверяя, как он работает, и, подозрительно покосившись на фра Така, протянул Иву треснутый стеклянный плафон с оббитым краем, в котором лежало с десяток слизняков.

— Не сомневайтесь, мастер, это из моего особого тоннеля, — прошептал он на ухо мастеру. — «Белолицые» о нем не знают, и потому там никогда не бывает «травилки».

Убогий кивнул. Это были обычные местные байки. Откуда взяться каким-то тайным тоннелям на глубине почти полутора километров, если все они были проложены по планам компании и машинами компании? Однако он не стал отказываться. Кто его знает, возможно, слизняки вполне съедобны, а если так, то плата выходила даже щедрой. Впрочем, это как раз и усиливало сомнения. Альтруисты и меценаты здесь не выживали.

Когда за посетителем закрылась дверь, Убогий с хрустом потянулся и повернулся к фра Таку:

— На сегодня все. — Он бессильно опустил руки. — Извини, старина, не могу пригласить тебя в бар, поскольку таковых здесь не водится, но за последнюю неделю я немного разбогател, так что… — Ив нагнулся над кучей ржавых деталей и поломанных механизмов и достал оттуда емкость, представлявшую собой рассеиватель верхней фары магнитоптера, наполненную вонючим грибным бренди.

— Сатанинского зелья не употребляю, — сурово ответствовал фра Так, но тут же расплылся в улыбке: — Разве что по особому случаю.

Посоветовавшись, оба решили, что это и есть тот самый случай.

Весь вечер Убогий чувствовал душевный подъем, и к тому времени, когда бренди закончилось, обоим было очень хорошо, хотя и немного обидно. В середине импровизированной попойки Убогий как-то бессознательно отметил про себя, что в мастерской находятся взявшиеся откуда-то Гугнивый Марсель и Пристукнутый Пит. Но они как появились, так и исчезли, очевидно испуганные видом грузного и громогласного монаха, который, размахивая своими здоровенными кулачищами, как раз в этот момент заорал что-то уж очень отдаленно напоминавшее молитву. Когда же фра Так выудил из своего неизменного мешка фляжку, в которой бултыхалось что-то, пахнущее намного лучше, чем вонючее грибное бренди, Убогий поймал себя на мысли, что, пожалуй, вечерок сегодня получился что надо. Несмотря на вонь, грязь, слизь, убогость и более чем километровую толщу породы над головой.

Когда охи, вздохи и скудные воспоминания были исчерпаны и Убогий ответил на все вопросы, которые на него вывалил фра Так, он вдруг только теперь заметил рясу, по-прежнему обтягивавшую дородную фигуру монаха, и озадаченно спросил:

— Слушай, а ты-то как ускользнул от рычагов проходческого щита?

Фра Так усмехнулся:

— У меня большой опыт в этом деле. Можешь себе представить — это мое восьмое «оттаивание». Убогий ошарашено воззрился на него:

— Да-а-а, я, конечно, почувствовал, что ты опытный человек, но восемь раз… Слушай, а почему ты мне помог? Фра Так ласково посмотрел на него:

— Как тебе сказать, просто… Понимаешь, сын мой, там у всех были глаза… затравленных зверей. Кто смотрел овцой на бойне, кто бараном, кто собакой, а кто и волком, а когда в отсеке появился ты, то я сразу обратил внимание, что ты смотришь совсем не так. У тебя был взгляд… — Он пошевелили пальцами, подбирая слова. — Что в нем было такое?.. Я бы сказал, этакая смесь смирения и… гнева, что ли. Будто тебя, прости господи, отвлекли от чего-то важного. И ты понимаешь, что хотя это совсем не входило в твои планы, но деваться некуда и придется посвятить этому неприятному делу некоторую часть своего драгоценного времени. Хотя, конечно, это тебе очень не нравится. — Монах перевел дух, хитро поглядывая на Убогого. — А теперь представь-ка себе этот взгляд у еле стоящего на ногах уродца. Да не обрушится на меня кара Господня.