Почему он выбрал Путина? - Олег Мороз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кстати, насчет тех, «кто в самый трудный период террористической интервенции против России предательски призывал к переговорам, а по сути, к сговору с террористами, с теми, кто убивал наших детей и женщин». Под этой жуткой интервенцией, по-видимому, понимается вступление басаевского отряда численностью в 650 человек на территорию Дагестана в августе 1999 года, после которого и началась вторая чеченская война. Настойчивые призывы к переговорам, да и сами переговоры, начались, как известно, в 1996-м, во время президентской предвыборной кампании, и завершились осенью мирными Хасавюртовскими соглашениями, которые были подкреплены в мае 1997-го Московским договором между Россией и Чечней. Переговоры продолжались и в дальнейшем при всех тогдашних премьерах − Черномырдине, Кириенко, Примакове, Степашине… Да и при самом Путине, причем уже после того как начался «самый трудный период террористической интервенции против России». Стало быть, всех этих премьеров, а заодно и Ельцина, без согласия которого никаких переговоров, разумеется, не было бы, можно отнести к «предателям».
Тоже какая-то неувязка получается…
Примечательно, что открытую атаку против своего предшественника Путин начал через несколько месяцев после его кончины. При жизни Ельцина как-то все же не решался на это. Стеснялся.
ГДЕ БЫЛА ОШИБКА…
«ТАК ПРОВИДЕНИЮ БЫЛО УГОДНО»
Президент-гэбистКак все-таки Ельцин умудрился так промахнуться? Ведь столько сил было положено, чтобы отстоять демократию на земле российской! И август 1991-го, и октябрь 1993-го, и июль 1996-го (выборы)… Это, конечно, крайние моменты. Но и в промежутках тоже было не легче. И так вот просто взять и все отдать человеку, который развернет страну в обратном направлении!
Прежде всего, непонятно, как могло не насторожить Ельцина гэбистское прошлое Путина. Для многих именно это главное недоумение. Одна моя знакомая, узнав, что Путин стал ельцинским преемником, так прямо и рубанула: дескать, это назначение грубая ошибка. Она, мол, не знает, что за человек конкретно Путин, зато хорошо знает другое: в КГБ не может быть хороших людей.
То, что Бориса Николаевича не насторожило это путинское прошлое, тем более удивительно, что он партийный функционер, прошедший все ступеньки советской карьерной лестницы, лучше других знал, что представляло собой это ведомство.
Автор книги «Сослуживец» Владимир Усольцев, сам бывший гэбэшник, естественно, уверен, что былая принадлежность Путина к КГБ не давала оснований испытывать какую-то настороженность, это был не минус, а как раз плюс для такой страны, как Россия:
«Я радовался володиному взлету и восторгался государственным гением Бориса Николаевича. Россия устала от бестолково проводимых реформ. В стране, где подавляющее большинство населения имеет рабскую психологию, демократия запросто может обратиться в еще более грозную охлократию, чем в Белоруссии. Как сделать так, чтобы и демократию удержать, и продолжать наращивать гражданский потенциал в обществе, и реальную угрозу повторения печального белорусского опыта предотвратить? И Провидению было угодно, чтобы в критическое время вблизи Ельцина оказался подходящий человек: чекистское прошлое Володи было для рабской массы большим плюсом априори… Убедившись, что Володя, вопреки своему прошлому, является сторонником демократии и либерализма (ох, непросто в этом убедиться! О.М.) и что он вполне способен толково работать, Ельцин сделал исключительно удачный выбор преемника».
В общем, из всего этого пассажа независимо от воли автора следует: Путин стал президентом прежде всего благодаря «рабской психологии» «рабской массы», то бишь «подавляющего большинства населения». Такие вот «дифирамбы» одного бывшего сослуживца другому. Усольцев хотел в очередной раз восхвалить Путина, а вышло… Черт знает, что вышло.
Главный козырь обаяниеСнова и снова задаешь себе вопрос, почему именно на Путине Ельцин остановил свой выбор, какие к тому были предпосылки. Усольцев отвечает на него просто:
«Я абсолютно убежден в том, что именно его уникальное обаяние в глазах пожилых людей оказало решающее влияние на его карьерный рост с того момента, как он попал в поле зрения Ельцина. В искусстве чиновничьей административной работы Володя едва ли имел преимущество перед другими приближенными Бориса Николаевича. Но в обаянии он намного превосходил их всех».
Как можно понять из воспоминаний Усольцева (впрочем, и из других свидетельств тоже), одним из главных козырей Путина всегда было это самое обаяние:
«Володя умел быть вежливым, приветливым, предупредительным и ненавязчивым. Он был способен расположить к себе кого угодно, но особенно это ему удавалось… в отношениях со старшими, годящимися ему по возрасту в отцы».
Но не только Ельцина «обаял» в общем-то ничем не примечательный Володя:
«И население России поддалось этому обаянию. Я не встречал в публицистике прямого указания на этот аспект взлета феноменальной популярности никому не известного человека. Вся журналистская рать мусолила все мыслимые и немыслимые причины этой загадки, боясь или будучи неспособной признать, что обычный чиновник может быть намного обаятельнее их самих. И не следует приписывать володин успех исключительно имиджмейкерам и пиаровцам из его избирательного штаба. Все избирательные технологии хороши для малосимпатичных политиков. Органически обаятельные люди производят сами по себе выдающийся эффект».
В какой-то степени население России действительно можно понять. Не так уж часто судьба баловала его правителями хотя бы внешне привлекательными. В основном это была публика закатных лет, рыхлая, обрюзгшая, с расплывшимися от нездорового образа жизни физиономиями. И вот вдруг такой молодой, сухопарый, спортивный, с хорошо поставленной мимикой, жестикуляцией, речью. Без сомнения, эти природные володины дарования в дальнейшем шлифовались и оттачивались наемными имиджмейкерами (думаю, не стоит это оспаривать, это тоже было). Правда, что касается ораторских способностей, Усольцев тут замечает: Володя в основном силен в диалоге. Монологи у него получаются хуже: «выступить с трибуны с красивой импровизацией, наподобие того, как это делал его шеф Собчак, ему, скорее всего, не удалось бы». Но диалог тоже ведь немало: российское население знавало вождей, которые, говоря с ним, населением, вовсе не отрывались от писаного текста, да и вообще с трудом выговаривали слова (сколько анекдотов на этот счет было сочинено про Брежнева). Со временем, заматерев, Путин тоже стал все чаще прибегать к выступлениям «по бумажке», но при этом все же старался время от времени прерывать чтение и тоже как бы импровизировать, подобно Собчаку (думаю, большая часть этих импровизаций были домашними заготовками).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});