Мое любимое убийство. Лучший мировой детектив - Грант Аллен

— Не знаю, — ответил я, несколько озадаченный его тоном. — Я так запутался в собственных делах, что и сам себе не верю, и другие мне вряд ли поверят. Но друзей я ни разу в жизни не предавал, за это ручаюсь. Будь оно по-другому, я, возможно, не сидел бы сейчас без денег.

— Вот именно, — сказал Раффлз, словно подтверждая кивком свои тайные мысли, — именно таким я тебя помню и готов биться об заклад, что ты и сейчас тот же, каким был десять лет тому назад. Мы не меняемся, Банни. Мы только лишь развиваемся. Ни ты, ни я, полагаю, не изменились по-настоящему с тех времен, когда ты спускал мне веревку, а я карабкался по ней в окно. Для друга ты ведь на все готов, верно?

— На все что угодно, — воскликнул я с радостью.

— Даже на преступление? — улыбнулся Раффлз.

Я ответил не сразу: что-то в его интонации изменилось, и я решил, что он надо мной подтрунивает. Но взгляд его оставался серьезным, а мне было совсем не до оговорок.

— Да, даже на преступление, — заявил я. — Говори, что же нужно, — я в твоем распоряжении.

Он посмотрел на меня сперва с удивлением, потом с сомнением; затем, покачав головой и издав свой неповторимый циничный смешок, перевел разговор на другое.

— Хороший ты парень, Банни! Настоящий сорвиголова, да? Сначала самоубийство, а минуту спустя — любое преступление по моему выбору! Тебе, мальчик мой, требуется помощь, и ты правильно поступил, что обратился к приличному законопослушному гражданину, дорожащему своим добрым именем. Тем не менее мы должны раздобыть эти деньги нынче же ночью — всеми правдами и неправдами.

— Нынче же ночью, Раффлз?

— И чем быстрее, тем лучше. У нас есть время до десяти утра, после каждый час может оказаться роковым. Как только один из тех чеков предъявят в твой банк, тебе конец. Нет, достать деньги нужно ночью, а утром первым делом внести на твой счет. И, думается мне, я знаю, как это сделать.

— В два часа ночи?

— Да.

— Но как… и где… и в такой час?

— У моего друга, совсем рядом, на Бонд-стрит.

— Должно быть, это очень близкий друг.

— Не то слово близкий. Я вхож к нему в любое время, у меня есть собственный ключ.

— И вы поднимете его в столь поздний час?

— Если он в постели.

— И мне необходимо идти вместе с тобой?

— Определенно.

— Тогда придется идти, но должен признаться, Раффлз, мне все это не по душе.

— Ты предпочитаешь альтернативный исход? — усмехнулся мой собеседник и тут же воскликнул извиняющимся тоном: — Нет, черт возьми, это несправедливо! Конечно, я понимаю, что это неприятнейшее испытание. Но тебе не пристало оставаться в стороне. Знаешь что: перед уходом прими порцию — но только одну. Вот виски, вот содовая, пойду надену пальто, а ты пока себе наливай.

Что я и сделал, осмелюсь сказать, щедрою рукой, поскольку очевидная неизбежность предложенного им плана не делала последний в моих глазах менее неприятным. Должен, однако, признаться, что он начал казаться мне не столь уж страшным, прежде чем я опустошил стакан. Тут вернулся Раффлз, в коверкотовом пальто поверх блейзера и небрежно заломленной шляпе из мягкого фетра. Я протянул ему графин, он улыбнулся и отрицательно покачал головой.

— После возвращения, — сказал он. — Сначала дело, потом удовольствие. Заметил, какое сегодня число? — добавил он, отрывая листок шекспировского календаря, пока я приканчивал виски. — 15 марта. «И помни, помни Мартовские Иды».[121] Что скажешь, малыш Банни? Ты-то уж их не забудешь, верно?

Он со смехом подбросил в камин угля и выключил газ, как подобает заботливому квартиросъемщику. Когда мы выходили, часы на каминной полке пробили два.

Пикадилли была похожа на канаву, заполненную сырым белым туманом, в обрамлении мутных фонарей, покрытую тонкой пленкой липкой грязи. На пустынных каменных тротуарах мы не встретили ни души, нас лишь наградил суровым внимательным взглядом констебль, совершающий ночной обход, однако, узнав моего спутника, он приложил руку к шлему.

— Как видишь, я знаком с полицией, — рассмеялся Раффлз, когда мы прошли мимо констебля. — В такую погоду им, беднягам, приходится смотреть в оба. Нас с тобой, Банни, туман, может быть, и раздражает, зато он просто благословение для криминальных элементов, особенно в столь поздний час их рабочего времени. Однако мы уже на месте — и будь я проклят, если этот сукин сын не почивает-таки в своей постели.

Мы свернули на Бонд-стрит и через несколько ярдов остановились у обочины по правой стороне. Раффлз вгляделся в окна второго этажа дома напротив — из-за тумана их едва было видно, без единого проблеска света за стеклами. На первом этаже находился ювелирный магазин, как я мог разглядеть в «глазок» в его двери, внутри все было залито ярким светом. Но весь второй этаж, куда с улицы вел отдельный вход, расположенный впритык к магазину, стоял погруженный во мрак, сливаясь с черным небом.

— Лучше вернемся, — стал настаивать я, — утром наверняка успеем.

— Как бы не так, — возразил Раффлз. — У меня есть ключ. Нанесем ему неожиданный визит. Идем.

Схватив меня за правую руку, он быстро перешел через дорогу, открыл американский замок и через секунду резко, но бесшумно закрыл за нами дверь. Мы оказались в темноте. Снаружи приближались чьи-то размеренные шаги; мы слышали их еще тогда, когда в тумане пересекали улицу; теперь они зазвучали совсем близко, и мой спутник еще крепче сжал мне руку.

— Это может быть мой приятель собственной персоной, — шепнул Раффлз. — Он ночная птица. Ни звука, Банни! Сейчас мы его до смерти напугаем. Ага!

Размеренные шаги миновали дверь и проследовали дальше. Раффлз глубоко вздохнул и немного ослабил свою железную хватку.

— Однако по-прежнему ни звука, — продолжал он все тем же шепотом, — мы еще подшутим над ним, где бы он ни был! Снимай ботинки и иди за мной.

Можете удивляться, что я в точности так и поступил, но вам просто не доводилось иметь дело с А. Дж. Раффлзом. Его власть над другими в основном заключалась в располагающем людей умении сочетать качества лидера и командира. Не подчиниться человеку, который столь энергично вел вас за собой, было просто невозможно. Потом вы могли начать задаваться вопросами, но первым делом вы подчинялись. Так и я, услышав, что он скинул туфли, последовал его примеру и стал подниматься следом по лестнице, и только тут до меня дошла вся нелепость подобного похода за деньгами к незнакомому человеку глубокой ночью. Нет, конечно, Раффлз и его приятель были друзьями ближе некуда, и я неизбежно пришел к выводу, что они имели привычку разыгрывать друг друга.

Мы шли по темной лестнице настолько медленно, что мне я успел сделать несколько наблюдений, пока мы поднимались наверх. Растопыренными пальцами правой руки я чувствовал лишь голую сырую стену; пальцы левой скользили по лестничным перилам, покрытым слоем пыли. С тех пор как мы проникли в дом, меня не оставляло странное чувство, нараставшее с каждым шагом. Что за отшельника мы собирались напугать прямо в его келье?

Мы очутились на площадке. Перила повернули налево и снова налево. Еще четыре шага — и мы стояли уже на другой, более длинной площадке, и неожиданно во мраке вспыхнула спичка. Я не слышал, чтобы он ею чиркнул; вспышка меня ослепила. Когда глаза притерпелись к свету, я увидел Раффлза. Подняв спичку одной рукой, он затенял огонек другой, а вокруг были непокрытые полы, голые стены и двери, распахнутые в пустые комнаты.

— Куда ты меня привел? — вскричал я. — В этом доме никто не живет.

— Тише! Терпение! — прошептал он и повел меня в одну из пустых комнат. Спичка погасла на пороге, и он так же бесшумно зажег новую. Затем он встал ко мне спиной и начал возиться с чем-то, чего я не мог видеть. Но когда он отбросил вторую спичку, на месте ее огонька появился новый источник света, и пахнуло керосином. Я шагнул, чтобы глянуть ему через плечо, но он опередил меня, повернулся и поднес к моему лицу крохотную керосиновую лампу.

— Что это? — Я едва не задохнулся от удивления. — Какую мерзкую шутку собираешься ты сыграть?

— Уже сыграл, — ответил он с тихим смешком.

— Со мной?

— Боюсь, Банни, что да.

— Значит, в доме никого нет?

— Только ты да я.

— Стало быть, ты меня за нос водил россказнями про друга на Бонд-стрит, который мог бы ссудить нас деньгами?

— Не совсем. Дэнби и вправду мой приятель.

— Дэнби?

— Хозяин ювелирного магазина внизу.

— Что ты хочешь сказать? — прошептал я, задрожав, как лист на ветру, когда до меня начал доходить смысл его слов. — Ты намерен взять деньги у ювелира?

— Не то чтобы деньги.

— Что же в таком случае?

— Их эквивалент — и не у него, а в его магазине.

Больше спрашивать было не о чем. Я осознал все, кроме собственной тупости. Он сделал мне массу намеков, и я не понял ни единого. И вот я стою в этой пустой комнате, вытаращив на него глаза, а он стоит напротив со своей лампой и смеется надо мною.