Остросюжетный детектив. Выпуск 2 - Джеймс Хэдли Чейз

– Кажется, нет. Швейцар запер дверь в десять вечера, как обычно. – Он поставил передо мной яичницу. – А кто ее убил?

– Не знаю.

Аппетит у меня пропал. Дело пахло керосином. Я знал Ретника, этот парень хватается за соломинку. Если у меня не будет железного алиби, способного убедить даже грудного младенца, в покое меня не оставят.

– Ты не мог проглядеть ее?

– Я не смотрел все время в окно.

Вошли двое мужчин и заказали завтрак. Они поинтересовались у Сперроу, что происходит. Тот покосился на меня, но сказал, что ничего не знает. Один из мужчин, толстый малый в куртке а-ля Марлон Брандо, сказал:

– Кого-то пристукнули. Здесь «скорая».

Я отставил тарелку. Еда просто не лезла мне в горло. Допив кофе, я слез с табурета. Сперроу с несчастным видом посмотрел на меня.

– Не нравится, мистер Райан?

– Нет, просто я не рассчитал свои силы. Запиши за мной, – сказал я и вышел на улицу. Ко мне тут же подошел здоровенный коп.

– Куда вы собираетесь идти? – осведомился он.

– Естественно, в контору. А в чем дело?

– Когда вы понадобитесь, вас вызовут, а пока посидите в моей машине.

Я молча уселся на сиденье. Толпящиеся вокруг зеваки тут же с лицезрения «скорой помощи» переключились на меня. Я закурил сигарету и старался не обращать на них внимания. Чем больше я думал над своим положением, тем меньше оно мне нравилось. Ясно было одно – я попал в ловушку.

Через час вышли два санитара с носилками. Под простыней китаянка казалась совсем маленькой. Толпа зашумела. Санитары вдвинули носилки внутрь, и машина уехала. Вслед за ними отправился врач на своей машине. И опять наступило долгое ожидание. Наконец вышли парни из отдела, занимающегося расследованием убийств. Один из них подал знак моему копу, и они тоже укатили. Коп открыл дверцу машины и ткнул в меня пальцем:

– Пошевеливайся, – сказал он. – Лейтенант хочет тебя видеть.

У двери я столкнулся со своим соседом – химиком Джеком Уэйдом, чья контора рядом с моей. Уэйд был на три года моложе меня. Атлетически сложенный, загорелый, с короткой стрижкой и живым взглядом – типичный мальчик из колледжа. Мы не раз встречались в лифте по дороге на работу. Он производил впечатление отличного парня и, так же, как и Сперроу, интересовался моей жизнью. Он часто расспрашивал меня о моих делах, и за то короткое время, что мы поднимались в лифте, я пичкал его теми же рассказами, что и Сперроу.

– Что случилось? – спросил он, когда мы вошли в лифт.

– Сегодня утром я нашел у себя в конторе мертвую китаянку, – ответил я. – Отсюда и суматоха.

Он ошарашенно уставился на меня.

– Мертвую?!

– Кто-то застрелил ее.

Он был потрясен.

– Вы хотите сказать, ее убили?!

– Да, можно сказать и так.

– Великий Боже! Ну и ну!

– То же самое сказал и я, увидев ее.

– Кто же убил ее?

– В том-то и дело, что это неизвестно. Когда вы ушли вчера из конторы?

– Около девяти, когда швейцар запирал дверь.

– Вы не слышали выстрела?

– Господи… Нет.

– Уходя, вы не обратили внимания, горел ли свет в моей конторе?

– Не знаю. Я слышал, вы ушли после шести.

– Совершенно верно. – Я почему-то успокоился. Значит, китаянку убили после девяти. Мое алиби имело бледный вид.

Лифт остановился на четвертом этаже, и мы вышли. В этот момент в дверях моей конторы показались сержант Палски со швейцаром. Швейцар посмотрел на меня так, словно я по крайней мере был двуглавым чудовищем. Ни слова не говоря, они вошли в лифт.

– Ну, я полагаю, что теперь вы долго будете заняты, – сказал Уэйд, глядя на копа, стоящего возле моей двери. – Могу ли я чем-нибудь вам помочь?

– Спасибо, – сказал я. – Если понадобится – я дам вам знать.

Я прошел мимо копа в приемную. Комната была совершенно пуста, если не считать обгорелых спичек, валявшихся где угодно, но только не в пепельнице. В моем кабинете лейтенант Ретник сидел развалясь в кресле. Когда я вошел, он уставился на меня особым «полицейским» взглядом и молча указал на кресло для посетителей, на спинке которого осталось пятно крови. Мне не хотелось касаться его, и я сел на подлокотник.

– У тебя есть разрешение на ношение оружия? – спросил он.

– Да.

– Какой марки револьвер?

– Специальный полицейский, тридцать восьмого калибра.

Он протянул руку ладонью вверх.

– Давай.

– Он в правом верхнем ящике.

Ретник долго молча смотрел на меня, потом убрал руку.

– Его там нет.

Я вздрогнул от неожиданности.

– Он должен лежать там.

Ретник достал сигару и закурил, не спуская с меня взгляда.

– Ее застрелили из револьвера тридцать восьмого калибра. Врач установил, что смерть наступила в районе трех часов ночи. Слушай, Райан, почему бы тебе не рассказать откровенно, что было в сумочке этой желтокожей?

Стараясь держать себя в руках, я сказал:

– Может быть, я кажусь вам всего лишь глупым сыщиком, но ведь я не настолько глуп, чтобы застрелить клиентку в своей конторе, к тому же из собственного револьвера, даже если в этой проклятой сумочке было все золото мира.

Ретник прикурил новую сигару и выпустил в мою сторону струю вонючего дыма.

– Не знаю, может, так оно и было. А может быть, ты решил обмануть всех и придумал себе железное алиби, – сказал он не очень убежденно.

– Если бы я убил ее, то мне было бы известно время, на которое я должен обеспечить себе алиби. Тогда я не давал бы вам алиби на восемь тридцать, а сразу представил на три ночи.

Он повернулся в моем кресле.

– Что она делала в твоей конторе в три часа ночи?

– Хотите, чтобы я высказал свои предположения?

– Послушай, Райан, у нас в городе за последние пять лет не было ни одного крупного преступления. Мне нужно будет что-то сказать прессе. Я выслушаю те идеи, которые придут тебе в голову. Ты поможешь нам – я помогу тебе. Тебя хоть сейчас можно арестовать и посадить за решетку на основании имеющихся у меня улик, но я даю тебе возможность доказать, что ошибаюсь. Так что выкладывай свои соображения.

– Предположим, что она живет не в нашем городе, но ей срочно понадобилось поговорить со мной. Не спрашивайте меня, зачем ей это было надо и почему она не могла поговорить с любым другим частным сыщиком во Фриско. Просто предположим, что так случилось. Допустим, что она решила лететь самолетом, и это решение пришло ей в голову в семь часов вечера. Она знает, что пока долетит до места,