Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 8 - Вальтер Скотт

Другая винтовая лестница привела их наверх, в зал точно таких же размеров, как тот, в который они вошли с самого начала. Этот зал занимал четвёртый этаж здания. Когда дверь комнаты приоткрылась, послышалось унылое хоровое пение. Войдя, они застали там собрание почтенных матрон и девиц из знатных саксонских семейств. Четыре девушки, с Ровеной во главе, пели гимн душе умершего; но мы из этого поэтического произведения могли разобрать лишь две или три строфы:

У бренных телОдин удел -В прах превратится плоть.Всему взамен -Распад и тлен,Его не побороть.Оставив нас,Ты в этот часЛетишь в обитель зла,Чтоб в вышине,Горя в огне,Душа спастись могла.От муки тойСлова святойТебя освободят.Петь будем мыСвои псалмы -И ты покинешь ад.

Под это тихое и печальное пение четырех девушек остальные занимались вышиванием, по собственному вкусу и умению, большого шёлкового покрова на гроб Ательстана или выбирали из расставленных перед ними корзин цветы и плели венки. Девицы держали себя скромно, как полагалось на похоронах, но нельзя было сказать, что они горевали. Иные украдкой перешёптывались или улыбались, что всякий раз вызывало нарекания со стороны пожилых дам. Можно было заметить, что некоторые из девиц гораздо больше думали о том, идёт ли к ним траурный наряд, чем о печальной церемонии. Нужно сознаться, что появление двух незнакомых рыцарей ещё более усилило это настроение: девушки стали оглядываться, шептаться и подталкивать друг друга. Одна Ровена, слишком гордая, чтобы быть тщеславной, поклонилась своему избавителю с любезной грацией. Она была серьёзна, но не печальна, и нельзя было решить, чем был вызван её озабоченный вид — отсутствием известий о судьбе Айвенго или же кончиной её родственника.

Седрик, как мы уже не раз имели случай заметить, не отличался особой проницательностью, и уныние его питомицы казалось ему столь глубоким и естественным, что он счёл приличным объяснить его гостям, шепнув им на ухо: «Она была наречённой невестой благородного Ательстана». Вряд ли это сообщение могло побудить Уилфреда особенно грустить о кончине конингсбургского тана и сочувствовать тем, кто его оплакивал.

Обойдя с гостями все покои замка, где происходили погребальные торжества, Седрик провёл их в небольшую комнату, предназначенную, по его словам, для почётных гостей, которые были не так близко знакомы с покойным, а потому, быть может, не желали проводить всё время с теми, для кого эта скорбь была особенно чувствительна. Сказав, что им немедленно будет доставлено всё, что они пожелают, он уже собрался уходить, но Чёрный Рыцарь удержал его за руку.

— Позвольте вам напомнить, благородный тан, — сказал он, — что когда мы с вами в последний раз расставались, вы обещали за те услуги, которые мне удалось оказать вам, сделать мне подарок.

— Всё, что угодно, благородный рыцарь, — сказал Седрик, — но в такую печальную минуту…

— Я и об этом подумал, — прервал его король, — но у меня мало времени. К тому же, мне кажется, что в тот час, когда мы опустим в могилу благородного Ательстана, было бы желательно похоронить вместе с его останками некоторые предрассудки и несправедливые суждения…

— Сэр Рыцарь Висячего Замка, — сказал Седрик, покраснев и, в свою очередь, прерывая гостя, — я надеюсь, что подарок, которого вы просите, касается только вашей собственной особы. Во всё, что относится к чести моего дома, постороннему человеку не подобает вмешиваться.

— Я и не желаю вмешиваться, — сказал король мягко, — во всяком случае, до тех пор, пока вы не признаете, что я на это имею некоторое право. До сих пор вы меня знали под именем Чёрного Рыцаря Висячего Замка. Знайте же, что я Ричард Плантагенет.

— Ричард Анжуйский! — воскликнул Седрик, отступив в величайшем изумлении.

— Нет, благородный Седрик, я Ричард, король английский. Заветное моё желание заключается в том, чтобы все сыны Англии жили между собою в мире и согласии… Что же, почтенный тан, ты и не думаешь преклонить колено пред твоим государем?

— Перед норманской кровью оно никогда не преклонялось, — сказал Седрик.

— Тогда воздержись от присяги, — сказал король, — пока не убедишься, что я одинаково покровительствую и норманнам и саксам.

— Государь, — отвечал Седрик, — я всегда отдавал справедливость твоей храбрости и достоинствам. Знаю также, на чём основаны твои права на корону: ты потомок Матильды, а она была племянницей Эдгара Атлинга и дочерью шотландского короля Малькольма. Но Матильда, хоть и королевской саксонской крови, не была наследницей престола.

— Я не буду спорить с тобой о моих правах, благородный тан, — сказал Ричард спокойно, — но попрошу тебя оглянуться вокруг и сказать, кого же ты теперь можешь выставить мне соперником.

— И ты явился сюда только затем, чтобы сказать мне об этом? — сказал Седрик. — Пришёл укорять меня в гибели моего племени, когда ещё не засыпана могила последнего отпрыска саксонских королей! — При этих словах лицо его омрачилось гневом. — Это смелый и опрометчивый шаг!

— Нисколько, клянусь святым крестом! — возразил король. — Я поступил так в полной уверенности, что один храбрый человек может положиться на другого, ничего не опасаясь.

— Ты хорошо сказал, государь, и я признаю, что ты король Англии и будешь им впредь, невзирая на моё слабое сопротивление. Не смею прибегнуть к тому средству, которое могло бы этому помешать, хоть ты и ввёл меня в сильное искушение.

— А теперь вернёмся к моей просьбе, — сказал король, — и я её выскажу так же прямо и откровенно, как ты отказался признать во мне законного короля. Итак, на основании данного тобою слова и под страхом обвинения в вероломстве и клятвопреступлении прошу, чтобы ты простил доброго рыцаря Уилфреда Айвенго и снова даровал ему свою родительскую любовь. Согласись, что в этом примирении и я лично заинтересован, так как оно касается счастья моего друга и должно прекратить распри среди моих верных подданных.

— Это Уилфред? — спросил Седрик, указывая на сына.

— Отец, отец! — воскликнул Айвенго, бросаясь к его ногам. — Даруй мне твоё прощение!

— Дарую, сын мой, — сказал Седрик, поднимая его с пола. — Потомок Херварда знает, как держать своё слово, даже если оно дано норманну. Но ты должен носить одежду наших предков — чтобы не было в моём доме куцых плащей, пёстрых шапок и перьев! Если хочешь быть сыном Седрика, то и держись как потомок саксонского рода. Ты, я вижу, хочешь что-то сказать, — продолжал он сурово, — и я заранее знаю, о чём будет речь. Знай, что леди Ровена два года будет ходить в трауре по своему наречённому. Все наши саксонские предки отказались бы от нас, если бы мы вздумали говорить о другом союзе, ещё не успев опустить в могилу того, с кем она должна была соединиться, кто и знатностью и родом своим был несравненно достойнее её руки, нежели ты. Сам Ательстан сбросил бы с себя гробовые пелены и призрак его предстал бы перед нами, чтобы воспретить такое оскорбление его памяти.