Прокаженная - Гелена Мнишек

Чаще всего майорат принимал у себя графа Трестку с молодой супругой, лучше других понимавших его.

Глембовические слуги и ловчие должны были носить траур полгода — как несколько лет назад после смерти майоратши Эльжбеты. Яркие униформы и ливреи были спрятаны далеко. Замок выглядел словно бы вечно погруженным в полумрак. Администраторы имений и фольварков не устраивали никаких веселых забав даже по истечении полугода, — из уважения к печали майората. Практиканты ходили строгими, глядя на хозяина с сочувствием и тревогой — он по-прежнему оставался холоден и замкнут. Часто просиживал в мастерской известного скульптора-поляка, которого пригласил в Глембовичи из Рима и поручил ему по собственному эскизу изготовить надгробный памятник для Стефы.

Каждый визит в мастерскую дорого стоил расстроенным нервам Вальдемара, но он не щадил себя.

Чаще всего он приходил туда ночью, а днем выбирал моменты, когда скульптора в мастерской не было. Молча смотрел, как подвигается работа, а выходя ощущал столь мучительную тоску и горе, словно это мозг превратился в глыбу мрамора, которой предстояло возвышаться над Стефой.

В Ручаеве майорат бывал часто, почти всегда никого не предупреждая о своем приезде и никому не показываясь. Со станции он с букетом цветов отправлялся прямо на кладбище. Несколько часов просиживал над могилой нареченной, охваченный печальными думами; единственными свидетелями его посещений были цветы на могиле да сияющая от щедрого вознаграждения физиономия кладбищенского сторожа. У Рудецких майорат был всего два раза, и оба раза его визит длился совсем недолго. Слишком болезненные воспоминания связывали его с родителями Стефы. Встречи их друг с другом лишь усиливали боль. В Глембовичах Вальдемар часто приходил в часовню, вспоминая, как последний раз был здесь со Стефой, о чем говорил с ней, как испугал ее, сказавши, что его жизненные стремления всегда побеждают. Быть может, уже тогда она предчувствовала, что счастью их не суждено сбыться? И помнила ли она свои пророческие слова, сказанные ею в коридоре, рядом с картиной, изображавшей Магдалину?

Пророчество сбылось! Из борьбы он вышел со сломанными крыльями, закованный в кандалы тяжкой печали по Стефе. Его уничтожила сила, пришедшая неожиданно, необоримая.

В годовщину смерти Стефы майорат и все его родные приехали в Ручаев на освящение памятника.

Лежавшую там до того беломраморную плиту с выгравированной надписью перенесли в ручаевскии костел. На ее месте установили памятник, тоже из белого мрамора, столь прекрасный, что он мог бы стать украшением знаменитого кладбища Кампо Санто в Генуе.

На четырехугольном основании стояла высокая стрельчатая скала. Слева, среди искусно вырезанных лилий, стояла стройная юная девушка в легком платье, ниспадавшем изящными волнами. Скульптор, никогда не видевший Стефу живой, изобразил ее столь похожей, словно она сама стояла перед ним в мастерской. Левая ее рука была опущена, из пальцев выскальзывал черный венок. Голову она повернула чуть вправо, глядя на крылатого ангела. Он касался стопой скалы, словно только что спустившись с небес и не успев еще встать на землю. Его просторные одежды развевались, подхваченные вихрем полета, прекрасное лицо обрамляли длинные локоны. Весь в шелестящем золоте небесного убранства, грациозно наклонившись, держа обеими руками венок из лавровых листьев, он увенчивал им голову смотревшей на него с улыбкой девушки. Всем поневоле казалось, что они слышат шелест белоснежных перьев, музыку ангельского полета. Фигура девушки, удивительно нежная и грациозная в своем порыве, заключала в себе столько неземного идеала, будто вот-вот должна была подняться над мраморной плитой и взмыть в небесную лазурь.

Памятник казался необычайно легким. Ниже, на скальном обломке, виднелся гладко отшлифованный крест и щит с выпуклыми буквами.

Сверху — имя, даты рождения и смерти. Внизу надпись:

Посреди весны жизни она угасла, как заря…

Словно белый мотылек, запутавшийся среди колючего терна,

Оставив после себя только слезы

И невыразимую печаль в сердце нареченного,

Ибо она была его счастьем.

Увенчай же ее, ангел.

Памятник был окружен розами в вазах, выстроенных от самых низеньких кустов до самых высоких. Самые низкие кусты вились по земле, оплетая невысокую, артистически исполненную решетку из кованого железа. По четырем ее углам стояли столбы, увенчанные перевернутыми донышками вверх гравированными тарелками из металла, предохранявшими от будущих дождей хрустальные шары электрических ламп, оплетенных оксидированной металлической сеткой в форме косой решетки. Вокруг решетки стояли в кадках кипарисы, туи и кедры, окруженные стройными березками, как и год назад, одетыми светло-зеленой кипенью листвы.

Открытие и освящение памятника состоялось под вечер, и сама природа придала еще больше красоты торжественной минуте. Июньское солнце, спускаясь к горизонту гигантским огненным шаром, искристым океаном разлило повсюду свои пурпурные краски. Небо вспыхнуло, все дальше и дальше распространялись колышущиеся волны пурпура, распространяя рубиново-золотое сияние, украшая пышной бахромой пунцово-золотистые края темных облаков. Мир был залит ало-золотым потоком. И мрамор, и стволы берез отсвечивали в тон небесам. Фигуры девушки и ангела, свежие цветы, железная решетка, деревья, атласная трава, окружавшая памятник, — все окрасилось золотым и розовым.

Вальдемар, стоявший в стороне от собравшихся, тоже озаренный розовыми отблесками, смотрел на памятник с ощущением человека, сорвавшего повязки с глубокой открытой раны.

Памятник произвел на всех огромное впечатление.

Пан Мачей долго смотрел на легкие фигуры ангела и прекрасной девушки, и слезы поползли по его щекам. Он произнес печально:

— Она осталась с нами, как живая, но уже только в мраморе…

— Только? — шепотом спросил услышавший его Вальдемар.

Пан Мачей понурил голову.

— Жаль, что памятник стоит так далеко от нас, — сказала старая княгиня, не отрывая от него глаз.

Вальдемар сказал глухо:

— Все равно она останется среди нас, как живая. Все посмотрели на него, ничего не поняв. Вальдемар отвел в глубь кладбища старенького ручаевского приходского ксендза и вручил ему большой сафьяновый ящичек. Там были жемчужины, подаренные Вальдемаром Стефе в Глембовичах. Вальдемару вернул их Рудецкий.

Коснувшись плеча старика, Вальдемар сказал:

— Повесьте их на алтаре как мой дар.

— Старичок отозвался:

— Конечно, на алтаре, там, где я всегда ее причащал…

Вальдемар быстро отошел с колотящимся сердцем.