Золотая ветвь - Джеймс Фрезер

Иногда представителем духа хлеба является человек, который забирается под последние снопы. Молотильщики делают вид, что на нем обмолачивают последнее зерно. Односельчане говорят, что «Старика избили до смерти». В других случаях под молотилку, как мы видели, вместе с последним снопом заталкивают жену хозяина якобы с целью обмолотить ее, а затем делают вид, что ее провеивают. В Тирольском селении Фольдерс за шиворот тому, кто окончил обмолот последним, заталкивают хлебную шелуху, а на шею вешают венок из соломы. Если это человек высокого роста, считается, что и хлеб в следующем году поднимется высоко. Затем человека обвязывают колосьями и кидают в реку. В Каринтии тому, кто последним нанес удар цепом на молотьбе, и тому, кто развязал на току последний сноп, связывают руки и ноги соломенными жгутами, а головы их увенчивают коронами из соломы. После этого их лицом друг к другу сажали на волокушу и, прокатив по деревне, сталкивали в ручей. Обычай бросать в источник или окатывать водой представителя духа хлеба является, как правило, дождевыми чарами.

3. До сих пор в роли представителей духа хлеба выступали по большей части мужчины или женщины, которые жнут, вяжут или обмолачивают остаток хлеба. Теперь нам предстоит заняться случаями, в которых дух зерна представлен либо чужестранцем, проходящим мимо поля жатвы (как в предании о Литиерсе), либо человеком, посещающим его впервые.

Жнецы и молотильщики по всей Германии имеют обыкновение хватать захожих чужаков и, связав их веревками из стеблей, держать в плену до тех пор, пока они не уплатят выкуп. Подобным же образом обращаются с самим хозяином и с теми из его гостей, которые впервые появляются на поле или на току. Иногда им просто набрасывают на руку, ногу или шею веревку. Зато в других случаях их по всем правилам заматывают в колосья. Так, в Солёре (Норвегия) в сноп завязывают любого человека (будь то хозяин или чужак), зашедшего на поле; такой человек должен заплатить выкуп. Когда землевладелец в окрестностях Соеста впервые посещает свои поля, на которых идет уборка льна, его с головы до ног заворачивают льном. Местные женщины также окружают прохожих, обвязывают их льном и требуют выкупа. В Нёрдлингене крестьяне набрасывают на чужаков соломенные веревки и, завязав в сноп, держат их в плену до тех пор, пока те не откупятся. Как только владелец усадьбы в Хазельберге (Западная Богемия) отсылает остатки урожая на ток, крестьяне обвязывают его стеблями и заставляют откупиться пирогами.

Инсценировка завязывания землевладельца в последний сноп до сих пор практикуется в Пютанжском округе в Нормандии; так, по крайней мере, было в конце XIX века. Это завязывание — дело рук женщин. Они набрасываются на собственника хватают его за руки и за ноги и распластывают на последнем снопе. Затем они делают вид, что связывают его, и диктуют ему условия, которые он должен соблюсти во время жатвенного ужина. Если хозяин принимает условия, его отпускают и дают ему подняться. Когда во время жатвы в Бри (Иль-де-Франс) мимо поля проходит какой-нибудь чужак, местные крестьяне пускаются за ним в погоню. Если им удается его догнать, они завязывают его в сноп и по очереди кусают его лоб, восклицая: «Ты понесешь ключ от поля». Идиоматическое выражение «получить ключ» участники уборки урожая в этой и в других местностях употребляют в смысле «сжать, связать и обмолотить последний сноп». Поэтому данное выражение синонимично фразам «Ты заполучил Старика» или «Ты — Старик», обращенным к человеку, сжавшему, связавшему или обмолотившему последний сноп. Когда, как это происходит в Бри, чужака завязывают в сноп и, обращаясь к нему, говорят: «Ты понесешь ключ от поля», это обращение синонимично выражению: «Ты — Старик», то есть ты — воплощение хлебного духа. Если хорошо одетый чужак во время уборки хмеля пройдет мимо хмельника, женщины схватят его, опрокинут в корзину для сбора хмеля, покроют листьями и не выпустят до тех пор, пока тот не заплатит штраф.

Итак, как и Литиерс в древности, участники уборки урожая в Европе имели обыкновение хватать прохожего и завязывать его в сноп. От европейских крестьян нельзя, впрочем, ожидать, что для вящего сходства с Литиерсом они станут отсекать пленнику голову. Но, хотя они и не принимают столь крутых мер, их язык и жестикуляция свидетельствуют о таком намерении. Например, если хозяин, хозяйка или чужак в первый день сбора урожая в Мекленбур-ге показываются на поле или просто проходят мимо, все косари разом оборачиваются в их сторону и начинают точить косы, в такт проводя по ним точильным камнем. Затем женщина, руководящая косцами, направляется к прохожему и обвязывает его левую руку лентой. Прохожий должен откупиться уплатой штрафа. Когда в окрестностях Ратцебурга хозяин или другое важное лицо появляется на поле, жнецы прекращают работу и в полном составе направляются к нему; мужчины держат косы перед собой. Поравнявшись с хозяином или прохожим, мужчины и женщины выстраиваются в ряд. Косцы упирают свои косы в землю, как они делают это при их заточке, снимают головные уборы и вешают их на лезвия. Их руководитель выступает вперед и произносит речь. После этого косцы по условному знаку разом начинают со звоном точить косы. Затем вперед выступают две сноповязалыцицы; одна из них обвязывает хозяина или чужака хлебными колосьями и шелковой лентой, а другая декламирует стихотворное послание.

Ниже приводятся образцы речей, которые произносят в таких случаях участники жатвы. В некоторых частях Померании крестьяне останавливают каждого прохожего, преграждая ему путь веревкой из плетеных стеблей. Косари окружают его и приступают к заточке кос, а старший среди них говорит:

Вот люди готовы, Изогнуты косы. Хлеб уродился велик и мал. Нужно скосить господина.

После таких слов жнецы снова принимаются точить косы. В селении Рамин Штеттинского округа к чужаку, окруженному жнецами, обращаются с такими словами:

Мы, господин, поразим Тебя своим мечом, Которым косим мы Пажити и луга. Косим князей и лордов, Жажда — крестьян удел. Если же господин Денег на водку даст, Шутке конец придет. Если ж не внемлет он Нашей мольбе простой, Вправе наш меч разить.

Молотильщики также рассматривают чужаков как воплощение хлебного духа и обращаются с ними соответствующим образом. Когда в Видингхарде (Шлезвиг) на ток приходит чужак, к нему обращаются с вопросом: «А не научить ли тебя танцу цепа?» Если он соглашается, то его шею, как будто это сноп, стягивают двумя частями цепа и сжимают так сильно, что он чуть не задыхается. В случае появления на току чужака во время молотьбы в некоторых приходах Вермланда (Швеция) молотильщики говорят, что «научат его молотильной песне». Они стягивают его шею цепом, а туловище жгутом из соломы. Если на ток заглядывает незнакомая женщина, молотильщики, как мы уже видели, стягивают ее туловище цепом, а шею венком из хлебных колосьев, восклицая при этом: «Поглядите-ка на Хлебную Женщину! Взгляните! Вот как выглядит Хлебная Дева!»

Итак, в Европе в XIX веке с лицом, срезающим, связывающим или обмолачивающим остаток хлеба, обращаются как с воплощением хлебного духа: заворачивают его в колосья, разыгрывают его убийство сельскохозяйственными орудиями и бросают в воду. Сходство этих обрядовых действий с преданием о Литиерсе доказывает, что последнее является подлинным описанием древнего фригийского жатвенного обряда. Но раз в современных параллелях этого обычая сцена умерщвления человеческого воплощения хлебного духа с необходимостью выпадает (самое большее, оно инсценируется), желательно показать, что в первобытных обществах во время сельскохозяйственного обряда, имеющего целью способствовать плодородию полей, как правило, приносили человеческие жертвы. Поясним это положение с помощью примеров.

Принесение человеческих жертв ради посевов. Индейцы-гуайакиль в Эквадоре во время посева приносили в жертву кровь и сердца людей. Народность каньяр (современное название куэнка) — также в Эквадоре — во время сбора урожая каждый год приносила в жертву сотню детей. Положить конец этому кровавому обычаю в течение долгого времени не могли цари Кито, перуанские инки и испанские завоеватели. Когда в жертву солнцу в Мексике во время праздника жатвы приносили первины урожая, между двух огромных качающихся камней клали осужденного, и камни, сталкиваясь друг с другом, раздавливали его. Останки жертвы погребали, после чего устраивался пир и танцы. Это жертвоприношение было известно под названием «встреча камней». Древние мексиканцы, как мы знаем, приносили человеческие жертвы также на разных этапах созревания маиса, причем возраст жертв соответствовал возрасту маиса: во время сева приносили в жертву новорожденных младенцев, когда начинали пробиваться побеги — детей старшего возраста, и так до полного созревания маиса, когда в жертву приносили стариков. При этом мексиканцы явно полагали, что подобное соответствие делало само жертвоприношение более действенным.