История рыжего демона - Роджер Желязны

Вестфал оглядел свой пыльный чердак.

— Положите ее вот на этот диванчик. Осторожнее! — вырвалось у него, когда двое неуклюжих носильщиков свалили бесчувственное тело на диван, словно мешок с мукой.

Гермес дал еще несколько монет обоим землекопам и проводил их до дверей.

— Ну вот, свое дело я сделал, — сказал он Питеру Вестфалу, вернувшись на чердак. — Она в полной вашей власти. Точнее, ее тело. Но я советую вам не перегибать палку и не предпринимать никаких решительных действий без согласия самой хозяйки… ну, вы меня понимаете.

— Но как же я получу ее согласие? — спросил Вестфал. — Где она сама? Ее сознание, я имею в виду?

— Если вы имеете в виду ее душу, — невозмутимо ответил Гермес, — то душа этой женщины находится в шкатулке, которую я принес. Вот она.

И Гермес поставил ящик Пандоры на один из трех столов, стоявших на чердаке в доме Питера Вестфала.

— Если вы откроете этот ящик, — продолжал Гермес, — ее душа, вырвавшись на свободу, снова войдет в ее тело. Но я бы на вашем месте не делал этого — по крайней мере сейчас. Видите ли, для того чтобы доставить Илит сюда, мне пришлось прибегнуть к одной хитрости — добром она ни за что не согласилась бы явиться. Я полагаю, что эта женщина должна быть… гм… сердита, мягко говоря.

От изумления Вестфал широко раскрыл рот.

— Ее душа — вот здесь, в этом деревянном ящике? — спросил он, беря в руки резную шкатулку, сплошь выложенную изнутри серебром, чтобы душа не могла вырваться наружу. — Не может того быть!

И он потряс шкатулку, словно дитя погремушку. Внутри нее что-то зашуршало, затем до ушей Вестфала донеслась отборнейшая брань, правда, слегка приглушенная стенками ящика Пандоры, слабо пропускавшими звук.

— За что боролись, на то и напоролись, — философски заметил Гермес.

— И что теперь мне делать? — Питер Вестфал растерянно поглядел на Гермеса.

Тот пожал плечами:

— Это уж вам самому решать.

Питер Вестфал осторожно поскреб ногтем ящик Пандоры, затем робко постучал по крышке:

— Мисс Илит! Вы здесь? Ответьте мне!

— Ты можешь поспорить на что угодно, что я здесь, грязная ты скотина! — донесся приглушенный голос Илит. — Погоди, дай мне только выбраться из этого проклятого ящика! Уж я с тобой разделаюсь!

Побледневший Вестфал обеими руками прижал крышку, словно боясь, что душа Илит сдвинет ее и ускользнет из ящика.

— Ой, — только и сказал он. И, поглядев на Гермеса, прибавил: — Ой-ой-ой.

Гермес снова пожал плечами.

— Ка-ажется, леди се-ердится? — слегка заикаясь, произнес Питер.

— Это вы мне говорите? — не без иронии ответил Гермес.

— Но что же мне теперь с нею делать? — Питер Вестфал выглядел весьма жалко.

— А я думал, что у вас уже есть определенные планы насчет этой женщины, — сказал Гермес. — В конце концов, вы сами приказали мне доставить ее сюда.

— Ну… я не совсем так это себе представлял…

— Я бы на вашем месте попробовал как-нибудь договориться с ней, — посоветовал Гермес. — Ведь так или иначе вам придется это сделать.

— А может, отложить это? — В голосе Вестфала прозвучала тоска. — Ну, скажем, я положу эту шкатулку в какое-нибудь укромное место, например в чулан. Пускай она полежит там некоторое время…

— Не советую вам этого делать! — покачал головой Гермес.

— Почему?

— Потому что за ящиком Пандоры нужен глаз да глаз! Стенки ящика, правда, герметичны и достаточно прочны, но ведь абсолютной изоляции не существует, и, следовательно, никто не может дать вам стопроцентной гарантии. Практика показывает, что, когда этот ящик оставляют без присмотра на долгое время, то, что находится внутри, может выбраться наружу.

— Так нечестно! — возмутился Вестфал. — Я совсем не то имел в виду, когда приказывал вам доставить ко мне эту женщину!

— Не важно, что вы имели в виду, любезнейший, — сухо ответил Гермес. — Когда человек сообщает свое желание духу, чтобы тот выполнил его, не имеет никакого значения, что при этом человек думает. Мы не принимаем мысленных заявок. Волеизъявление должно произойти по крайней мере в устной форме. Поэтому будет исполнено только то, что клиент скажет. Произнесет вслух. Я честно исполнил все то, что вы мне приказали. Я ведь предупреждал вас, что ваши желания могут завести вас слишком далеко, что вы играете с огнем и можете сильно обжечься, если и дальше будете столь неразумны и неосмотрительны в своих поступках. Но вы не пожелали меня слушать. Ответственность за случившееся целиком ложится на вас. А сейчас разрешите мне откланяться и пожелать вам всего самого наилучшего.

И Гермес стал готовиться к переходу в иное измерение, где, по рассказам побывавших в нем, обитают духи.

— Вы, кажется, забыли, что волшебный камень все еще у меня! — крикнул Вестфал в отчаянии. — С его помощью я в любой момент могу вызвать вас сюда!

— Вот этого, — сказал Гермес мягко, — я вам делать ни в коем случае не советую.

И он исчез, даже не кивнув Вестфалу головою на прощание.

— Ну и ну, — пробормотал Вестфал, глядя на то место, где еще секунду назад стоял Гермес.

Подождав, пока уляжется пыль, вызванная легким движением воздуха, возникшим в тот момент, когда Гермес покинул комнату, Питер Вестфал повернулся к ящику Пандоры.

— Мисс Илит, — жалобно проговорил он, — давайте договоримся по-хорошему.

— Как это?

— Ну, давайте поговорим. Обсудим наше с вами положение, так сказать.

— Открой крышку и выпусти меня. Уж я тебе задам!

Голос Илит из-под крышки ящика Пандоры прозвучал столь зловеще, что Питер Вестфал вздрогнул.

— Ну уж нет, — пробормотал он себе под нос. — Не на дурака напала! Мы подождем немного — может быть, мне в голову придет удачная мысль.

Стараясь не обращать внимания на проклятия, которыми осыпала его Илит, Питер отошел в другой конец комнаты, устало опустился в кресло и, обхватив голову руками, стал думать. При этом он не сводил глаз с ящика Пандоры, стоявшего на столе.

Проходили дни, тянулись недели. Ящик Пандоры стоял на тумбочке у изголовья кровати Питера Вестфала. Сам Питер вконец извелся, наблюдая за этим ящиком. Сон бежал от него. Едва он засыпал, как тотчас же вскакивал на постели с приглушенным воплем. Ему снилось, что крышка ящика Пандоры приоткрывается — и… В этот момент он просыпался. Десятки раз на дню Питер Вестфал брал ящик в руки и хорошенько тряс его, чтобы убедиться, что душа Илит не сумела каким-то непостижимым образом выбраться оттуда.

Однажды, проснувшись после очередного кошмара, Питер Вестфал решил действовать. Подойдя к ящику, он постучал по крышке:

— Мисс Илит!

— Что вам? — послышался приглушенный голос.

— Давайте забудем то небольшое недоразумение, которое меж нами произошло. Я хочу договориться по-хорошему. Я готов выпустить вас, если только мне гарантируют личную безопасность. Неприкосновенность, так сказать. Мои условия таковы: я освобождаю вас, а вы тотчас же покидаете мой дом и не имеете ко мне никаких претензий в будущем.

— Нет, — коротко ответила Илит.

— Но почему? Что вы имеете в виду? Чего хотите?

— Отмщения. Вы жестоко ошибаетесь, любезнейший, если считаете, что все это так просто сойдет вам с рук.

— Но что вы собираетесь делать, если я выпущу вас из этого ящика?

— Говоря по правде, я еще точно не знаю.

— Но, по крайней мере, вы не убьете меня?

— Вот за это я поручиться никак не могу. Мне кажется, я вполне могла бы вас убить.

Переговоры зашли в тупик.

Пьетро Аретино был удивлен, когда увидел рыжеволосого демона на пороге своего дома поздним весенним вечером 1524 года. Однако его удивление было не настолько сильно, чтобы забыть обычаи гостеприимства. В 1524 году гости из вышних сфер нередко посещали дома смертных. И Пьетро, взявший за жизненное правило ничем не выдавать своих чувств, улыбнулся гостю.

Пьетро был довольно крупным мужчиной. Спутанные пряди рыжих волос падали на высокий лоб. Ему было тридцать два года, и по крайней мере половину из них он провел так, как обычно проводят свою жизнь поэты. К тридцати двум годам он прославился как поэт и драматург. Его стихи, полные непристойностей, однако носившие печать высокого поэтического мастерства благодаря выдающемуся чувству гармонии и ритма их автора, были положены на музыку бродячими певцами. Эти песенки распевали в трактирах по всей Европе. Ни у кого не было столь острого языка, столь живого и проницательного ума и столь опытного глаза, подмечающего все людские пороки, как у Пьетро Аретино.

Маэстро Пьетро мог бы жить припеваючи только на щедрые подарки от сильных мира сего — герцогов, прелатов, знатных вельмож, охотно расстававшихся с десятком-другим золотых монет в качестве выкупа за свою репутацию. «Пожалуйста, возьмите это, Аретино, будьте добры. Я восхищен вашим гением. Мы все пленники вашего таланта, но если вы задумаете написать новый пасквиль, то — сами понимаете — мне бы не хотелось, чтобы мое имя хоть как-то упоминалось в нем. В моем лице вы можете обрести надежного друга и покровителя» — такие неискренние излияния Пьетро приходилось выслушивать достаточно часто, чтобы они успели ему порядком надоесть.