Литературная матрица. Учебник, написанный писателями. Том 2 - Илья Бояшов

418

Симулякр (лат. simulacrum — «изображение, подобие») — изображение, не имеющее оригинала; представление того, что на самом деле не существует. — Прим. ред.

419

Ср. «Че-ло-век! Это — великолепно! Это звучит… гордо!» (М. Горький. На дне). — Прим. ред.

420

1 Морж — юношеское прозвище Солженицына, который, по воспоминаниям его первой жены, Натальи Рсшетовской, «до поздней осени ходил без пальто и всю зиму нараспашку». (Здеи и далее — прим. ред.)

421

2 Ср. с крылатым выражением «Солнце нашей поэзии закатилось!» (начальная фраза единственного извещения о смерти А. С. Пушкина, которое было написано В. Ф. Одоевским и напечатано 30 января 1837 г. в приложении к газете «Русский инвалид»).

422

3 «Архипелаг ГУЛАГ» (ГУЛаг — аббревиатура сочетания «Главное управление лагерей» (наравне с написанием ГУЛа/, которое соответствует орфографическому правилу, в современной практике письма закрепился «солженицынский» вариант ГУЛАГ); официальное название этого важнейшего органа политических репрессий в СССР — Главное управление исправительно-трудовых лагерей, трудовых поселений и мест и заключения) — книга Солженицына, посвященная советской репрессивной системе 1918–1956 гг. Жанр книги писатель определял как «опыт художественного исследования», основанного «на рассказах очевидцев, документах и личном опыте самого автора».

423

4 «В русской литературе издавна вроднились нам представления, что писатель может многое в своем народе — и должен» (Солженицын, «Нобелевская лекция»); «Русская литература — не любование „красотой“, не развлекание, не услужение забаве, а именно служение, как бы религиозное служение» (И. С. Шмелев); «И долго буду тем любезен я народу, / Что чувства добрые я лирой пробуждал, / Что в мой жестокий век восславил я Свободу / И милость к падшим призывал» (А. С. Пушкин); «…Мы вовсе не врачи — мы боль; что выйдет из нашего кряхтения и стона, мы не знаем — но боль заявлена» (А. И. Герцен); «Поэтом можешь ты не быть, / Но гражданином быть обязан» (Н. А. Некрасов).

424

5 Держащим в руке ключ или связку ключей традиционно изображается апостол Петр, которому Спаситель дал право отверзать и заключать вход в Царствие Небесное: «…ты — Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее; и дам тебе ключи Царства Небесного» (Евангелие от Матфея, гл. 16, ст.18–19).

425

6 Сотрудники ГПУ (НКВД) носили фуражки и петлицы голубого цвета. «Почему так цепко уже второе столетие они дорожат цветом небес? При Лермонтове были — „и вы, мундиры голубые!“, потом были голубые фуражки, голубые погоны, голубые петлицы, им велели быть не такими заметными, голубые поля все прятались от народной благодарности, все стягивались на их головах и плечах — и остались кантиками, ободочками узкими, — а все-таки голубыми!» (А. Солженицын. Архипелаг ГУЛАГ).

426

7 В программу обязательного чтения советского школьника входили многочисленные нравоучительные «рассказы о Ленине» (в частности, сочинение старшей сестры вождя А. И. Ульяновой «Детские и школьные годы Ильича»), во многом построенные по тем же канонам, что и фрагменты жития, которые описывают детские годы христианского святого: образцом для подражания юным читателям должны были служить такие качества Володи Ульянова, как неодолимое стремление к учебе, фантастическое трудолюбие, бесстрашие и правдивость. Хрестоматийным примером храбрости маленького Ильича служил рассказ о том, как после гастролей в Симбирске какого-то цирка они с сестрой Ольгой «в сарае натянули довольно высоко веревку и, рискуя свалиться, пытались повторить номер канатоходцев»; примером правдивости — история о том, как Володя, будучи в гостях у тети, «разбегавшись и разыгравшись с родными и двоюродными братьями и сестрами, толкнул нечаянно маленький столик, с которого упал на пол и разбился вдребезги стеклянный графин». И на вопрос, кто разбил графин, вместе с остальными детьми ответил: «Не я». «Он испугался признаться перед малознакомой тетей в чужой квартире, ему, самому младшему из нас, трудно было сказать „я“, когда все остальные говорили легкое „не я“». Но через «два или три месяца» Володя «вдруг расплакался. „Я тетю Аню обманул, — сказал он всхлипывая. — Я сказал, что не я разбил графин, а ведь это я его разбил“. Мать утешила его, сказав, что напишет тете Ане и что она, наверное, простит его… Он не мог уснуть, пока не сознался».

427

8 Солженицын, полагавший, что «лучший способ обогащения языка — это восстановление прежде накопленных, а потом утерянных богатств», не только создал «Русский словарь языкового расширения», где собраны редкие и малоупотребительные слова, значительная часть которых почерпнута из «Толкового словаря живого великорусского языка» В. И. Даля, но и весьма активно использовал такого рода лексику в своих произведениях. Язык текстов Солженицына послужил источником многочисленных пародий: «Клянешься ли впредь служить только мне и стойчиво сражаться спроть заглотных коммунистов и прихлебных плюралистов?» (реплика Сим Симыча Карнавалова, героя романа В. Н. Войновича «Москва 2042», образ которого является пародией на Солженицына); «Ерыжливый дурносоп верстан, достодолжный жегпуть шершавку, любонсистово хайлил жиротопное шурье» (начало рассказа А. Плуцера-Сарно «Растопыря, или Необиходная баба», в котором используется исключительно лексика «Русского словаря языкового расширения»).

428

9 «Новый Гоголь явился!» — слова, сказанные Н. А. Некрасовым В. Г. Белинскому после прочтения первого произведения начинающего писателя Ф. М. Достоевского — романа «Бедные люди».

429

10 В ноябре 1961 г. Солженицын решился через знакомых, вхожих в редакцию журнала «Новый мир», передать свою рукопись А. Т. Твардовскому. Как вспоминает Виктор Некрасов: «Сияющий, помолодевший, почти обезумевший от радости и счастья, переполненный до краев, явился вдруг к друзьям, у которых я в тот момент находился, сам Твардовский. В руках папка. „Такого вы еще не читали! Никогда! Ручаюсь, голову на отсечение!..“ Никогда, ни раньше, ни потом, не видел я таким Твардовского. (…) Весь сияет, точно лучи от него идут… „За рождение нового писателя! Настоящего, большого! (…) Принес домой две рукописи — Анна Самойловна принесла мне их перед самым отходом, поло- жила на стол. „Про что?“ — спрашиваю. „А вы почитайте, — загадочно отвечает. — Эта вот про крестьянина“. Знает же, хитрюга, мою слабость. Вот и начал с этой, про крестьянина, на сон грядущий, думаю, страничек двадцать полистаю… И с первой же побежал на кухню чайник ставить. Понял — не засну уже. Так и не заснул…“» (Л. Сараскина. Александр Солженицын. М., 2008).

430

11 Аллюзия на повесть Н. Гоголя «Вий»: «— Подымите мне веки: не вижу! — сказал подземным голосом Вий — и все сонмище кинулось подымать ему веки».

431

12 Как сообщает апологетическая биография Солженицына, после школы (летом 1936 года) будущий писатель «решил поступать сразу в два места: в университет и в театральную студию Ю. А. Завадского», однако театральная карьера не удалась: «хотя вступительный экзамен удалось выдержать целиком… но вот голос подвел» (Л. Сараскина. Александр Солженицын). Солженицын поступил в Ростовский государственный университет на физико-математический факультет.

432

13 «…Осенний день 1936 года запомнился Солженицыну навсегда. Уже были отменены воскресенья, от пятидневки перешли к шестидневке, и каждое число, делившееся на шесть, оказывалось всеобщим выходным днем. 18 ноября подходило под общее правило, и занятий в университете не было; стояла солнечная, теплая осень. Студент-первокурсник шел по Пушкинскому бульвару в каком-то смутном волнении, и в одном месте, под уже оголенными ветками деревьев, его вдруг будто осенило. Надо писать роман о революции, начиная не с октябрьского переворота (до сих пор он думал, что именно это корень революционной истории), а с событий 1914-го, с Первой мировой войны» (Л. Сараскина. Александр Солженицын). Роману о русской революции, замысленному 18 ноября 1936 года, автор дал рабочее название «Р-17». В дальнейшем эта идея воплотилась в эпопее «Красное Колесо». Повесть «Люби революцию» Солженицын начал писать в 1948-м и опубликовал как неоконченную в 1999-м. Заголовком к этому автобиографическому произведению стали слова из рассказа Бориса Лавренева (известного писателя, еще в конце 1930-х обещавшего содействие начинающему литератору Солженицыну) «Марина» (1923): «Мальчишка! Люби революцию! Во всем мире одна она достойна любви!».