Буря мечей - Джордж Мартин

— Годишься как нельзя лучше. — Станнис спрятал Светозарный в ножны, протянул Давосу руку и помог ему встать.

— Я низкого рода, — напомнил ему Давос. — Выскочка, контрабандист. Никогда ваши лорды не будут мне подчиняться.

— Тогда мы заведем новых лордов.

— Но я ни читать, ни писать не умею.

— На то у тебя есть мейстер Пилос. Один мой десница уже дописался до плахи — довольно. Я прошу от тебя только то, чем ты и прежде служил мне: честности, верности и послушания.

— Уж верно есть кто-нибудь получше меня… какой-нибудь знатный лорд…

— Кто? Этот мальчишка Бар-Эммон? Мой вероломный дед? Селтигар меня предал, новому Велариону всего шесть лет, новый Сангласс отплыл в Волантис, когда я сжег его брата. Да, сторонников у меня мало, не скрою. Сир Гилберт Фарринг держит для меня Штормовой Предел с двумя сотнями ладей. Есть еще лорд Морриген, Бастард Найтсонгский, молодой Читтеринг, мой кузен Эндрю… но никому из них я не доверяю так, как тебе, лорд Дождливого Леса. Ты будешь моим десницей, и я хочу, чтобы в битве ты был рядом со мной.

Еще одна битва станет для нас концом — в этом лорд Алестер прав.

— Ваше величество просили меня советовать честно. Так вот, если говорить честно, у нас недостаточно сил для еще одной битвы с Ланнистерами.

— Его величество говорит о другой битве — о великой, — произнес женский голос с сильным восточным акцентом. — На пороге стояла Мелисандра в своих красных шелках, держа закрытое серебряное блюдо. — Эти мелкие войны — всего лишь детские потасовки по сравнению с тем, что нам предстоит. Тот, чье имя нельзя называть, собирает свое войско, и нет предела силе его и злу. Грядет великий холод и ночь, которой нет конца. — Женщина поставила блюдо на Расписной Стол. — Они настанут, если верные люди не найдут в себе мужества сразиться с ними — люди, в чьих сердцах горит огонь.

Станнис устремил взгляд на серебряное блюдо.

— Она показывала мне это, лорд Давос. В пламени.

— Вы вправду это видели? — Станнис Баратеон, уж конечно, не стал бы лгать в подобных вещах.

— Собственными глазами. После битвы, когда меня снедало отчаяние, леди Мелисандра сказала, чтобы я посмотрел в пламя очага. Тяга была сильная, и хлопья пепла летели вверх. Я смотрел на них, чувствуя себя дураком, но она сказала, чтобы я вгляделся получше, и вот пепел сделался белым и летел уже не вверх, а вниз. Это снег, подумал я. Искры превратились в кольцо факелов, и я понял, что смотрю сквозь огонь на какой-то холм в лесу. Угли стали одетыми в черное людьми, и в снегу зашевелились какие-то фигуры. Несмотря на жар от огня, я ощутил пронизывающий холод, и картина вдруг пропала. Но то, что я видел, было правдой, клянусь своим королевством.

Убежденность в голосе короля пронзила Давоса страхом.

— Холм в лесу? Фигуры в снегу? Я не по…

— Это значит, что битва началась, — сказала Мелисандра. — Песок в часах бежит быстро, и время человека на этой земле почти сочтено. Мы должны действовать смело, иначе не останется вовсе никакой надежды. Вестерос должен объединиться под началом одного, истинного короля, принца, который был обещан, лорда Драконьего Камня, избранника Рглора…

— Рглор сделал странный выбор. — Станнис скривился, словно в рот ему попало что-то скверное. — Почему я, а не мои братья? Ренли со своим персиком. Во сне я вижу, как сок течет у него изо рта, а кровь из горла. Если бы он исполнил свой долг по отношению к брату, мы с ним разбили бы лорда Тайвина. Даже Роберт гордился бы такой победой. Роберт… — Станнис скрежетнул зубами. — Он мне тоже снится. Он смеется, пьет и хвастается. Это у него лучше всего получалось. И драться он тоже умел — я никогда и ни в чем не мог его превзойти. Владыке Света следовало выбрать своим бойцом Роберта. Почему я?

— Потому что вы — праведник, — сказала Мелисандра.

— Хорош праведник. — Станнис дотронулся до крышки серебряного блюда. — С пиявками.

— Я повторяю вам: этот способ не годится.

— Ты клялась, что он приведет нас к успеху, — рассердился король.

— И да, и нет.

— О чем ты говоришь?

— О том и о другом.

— Говори вразумительно, женщина.

— Когда пламя выскажется яснее, выскажусь и я. Пламя показывает правду, но разглядеть ее непросто. — Рубин у нее на шее вбирал в себя огонь жаровни. — Отдайте мне мальчика, ваше величество. Это более верный путь. Самый лучший. Отдайте мне мальчика, и я разбужу каменного дракона.

— Я уже сказал тебе: нет.

— Один незаконнорожденный ребенок против всех мальчиков и девочек Вестероса. Против детей всего света, которым еще предстоит родиться.

— Он не виноват, что родился вне брака.

— Он осквернил ваше брачное ложе. Если бы не он, у вас были бы свои сыновья.

— Это сделал Роберт. Мальчик тут ни при чем. Моя дочь привязалась к нему, и в нем течет моя кровь.

— Кровь вашего брата. Королевская кровь. Только королевская кровь способна пробудить каменного дракона.

Станнис скрипнул зубами.

— Я не желаю больше слышать об этом. Драконов больше нет. Таргариены с полдюжины раз пытались оживить их и в итоге становились либо дураками, либо трупами. Нам на этой проклятой скале, кроме Пестряка, дураков не надо. У тебя есть пиявки — довольствуйся ими.

— Как будет угодно моему королю. — Мелисандра чопорно склонила голову, достала из левого рукава горсть какого-то порошка и бросила его на жаровню. Над углями заплясало бледное пламя, и женщина, поднеся королю серебряное блюдо, сняла с него крышку. На блюде лежали три большие, черные, напитанные кровью пиявки.

Кровь мальчика, понял Давос. Королевская кровь.

Станнис взял в руку одну из пиявок.

— Назовите имя, — велела ему Мелисандра.

Пиявка извивалась, пытаясь присосаться к пальцам Станниса.

— Узурпатор Джоффри Баратеон, — произнес король и бросил пиявку в огонь. Она скорчилась на углях, как осенний лист, и тут же сгорела.

Станнис взял вторую и произнес чуть погромче:

— Узурпатор Бейлон Грейджой. — Пиявка, упав на жаровню, лопнула, и кровь зашипела на углях.

Станнис взял третью. Посмотрев на нее некоторое время, он сказал:

— Узурпатор Робб Старк. — И бросил ее в огонь.

Джейме

В бане Харренхолла, полутемной, с низким потолком, клубился пар и стояли большие каменные ванны. Когда туда привели Джейме, Бриенна сидела в одной из них и почти со злостью терла себе руку.

— Полегче, женщина, — сказал Джейме. — Кожу сдерешь. — Она бросила щетку и прикрыла груди своими ручищами, здоровенными, как у Григора Клигана. Бутончики, которые она так старалась спрятать, казались бы уместнее на хрупкой фигурке девочки-подростка, чем на ее плотном мускулистом теле.