Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 1: XVIII–XIX века - Коллектив авторов

желание улучшить качество управления и одновременно пробудить, расшевелить общество, не затрагивая при этом основ существовавшего административного порядка. Как и во многих менее масштабных милютинских проектах николаевской эпохи, в этом в полной мере проявились его качества профессионального бюрократа новой генерации: прагматизм, основательность проработки информации, отсутствие сословно-классовых предрассудков, оперативность, умение сформировать команду единомышленников и опираться на нее. Это последнее качество заслуживает особого внимания. Каким образом в недрах консервативной, стагнирующей системы сложился целый слой людей, прогрессивно мыслящих, понимающих необходимость перемен и при этом не склонных к тотальному ниспровержению существующего порядка, словом – слой реформаторов? Этот вопрос привлекал и продолжает привлекать внимание исследователей. Появились ли они благодаря или вопреки системе, представляли ли в ней маргинальный элемент или являлись авангардом бюрократической элиты? Ответить однозначно едва ли возможно, однако ясно, что реформаторская генерация появилась не случайно; что стала она не совокупностью одиночек, а именно слоем людей с близким мировоззрением, уровнем образования и социальным статусом; что выросла она в рамках не одного, а многих столичных ведомств; наконец – что ее представители не замыкались в пространстве петербургских канцелярий. Способом выйти за их пределы служили командировки в провинциальную Россию и реальное знакомство с условиями народного быта.

Другое, принципиально новое для страны явление возникло в 1840-1850-х годах, когда сложился некий прообраз публичного пространства (основы гражданского общества). Преодолевая ведомственные, профессиональные, групповые и корпоративные границы, в нем встречались и обменивались идеями чиновники и ученые, публицисты и писатели. Особую роль играли литературные и некоторые светские салоны и кружки, немногочисленные прогрессистские журналы («Современник», «Отечественные записки»), ученые общества (особенно созданное в 1845 году под председательством либерально настроенного великого князя Константина Николаевича Русское географическое общество). В числе единомышленников Милютина мы находим много будущих деятелей реформ: А.П. Заблоцкого-Десятовского, К.И. Домонтовича, Я.А. Соловьева, князя Д.А. Оболенского, К.К. Грота, В.П. Безобразова, К.С. Веселовского, Г.П. Небольсина, И.В. Вернадского, Ю.А. Гагемейстера. На вечерах у Н.И. Надеждина и И.И. Панаева Николай Алексеевич встречался с Н.А. Некрасовым, В.П. Боткиным, П.В. Анненковым, К.Д. Кавелиным, Б.Н. Чичериным, И.С. Тургеневым и многими другими блестящими представителями интеллектуальной элиты.

В придворных кругах глубокий интерес к новым идеям проявляла великая княгиня Елена Павловна – жена Михаила Павловича, брата Николая I. Милютин, появившийся в ее салоне еще в конце 1840-х и ставший там завсегдатаем, вводил великую княгиню в круг «прогрессистских идей». В начале царствования Александра II именно покровительство Елены Павловны, к которой новый император прислушивался, обеспечило успех многим начинаниям реформаторов. Наконец, молодое поколение бюрократов не смогло бы ничего достичь при Николае I (если не в реализации своих планов, то хотя бы в карьерном продвижении) без сочувствия и поддержки некоторых сановников «старой школы». В жизни Милютина большую роль сыграли его начальник – министр внутренних дел граф Л.А. Перовский, и особенно родной дядя – граф П.Д. Киселев. В 1840-1850-х годах его прежняя отчужденность от племянников постепенно исчезает, он часто встречается с Николаем Алексеевичем, ведет с ним «продолжительные беседы с глазу на глаз». Влияние опыта Киселевской реформы государственной деревни 1840-х годов на «милютинскую» программу отмены крепостного права несомненно. Позже, на рубеже 1850-1860-х, роль сановных покровителей Милютина возьмут на себя министр внутренних дел С.С. Ланской и друг Александра II Я.И. Ростовцев.

С восшествием на престол Александра II в 1855 году и поражением в Крымской войне на повестке дня оказалась разработка программы всеобъемлющих реформ. Внимание правительственных и общественных кругов обратилось прежде всего на критическое состояние военной, административной и финансовой сфер. Однако ни один сторонник перемен не сомневался: камнем преткновения на пути любых преобразований всегда будет оставаться крепостное право.

Первая – и главная – трудность в деле его отмены заключалась в том, что, вставая на этот путь, правительство вторгалось в сферу, которая фактически не входила в «зону» его ответственности. Помещичья деревня всегда ускользала от бюрократического контроля, во-первых, из-за отсутствия у власти реальных инструментов получения информации и воздействия на местах, а во-вторых, из-за признанной невозможности посягать на «частную собственность» помещиков без их на то воли. Но ожидать, пока такая воля сформируется и выразится, означало бы вообще отказаться от реформы. Вырисовывался замкнутый круг: правительство не только политически, но даже технически, за неимением данных и достаточного количества чиновников, ничего не могло сделать с крепостным правом помимо помещиков, обращение же к ним за содействием связывало его по рукам и ногам. Существовало здесь и финансовое измерение: в условиях банковского кризиса и бюджетного дефицита финансирование реформы государством считалось нереальным, признать же ее зоной «частных соглашений» и «свободных контрактов» помещиков и крепостных опять-таки значило похоронить все дело. Отмена крепостного права осложнялась также тем, что единого взгляда на смысл реформы в верхах не существовало, а потенциальные реформаторы типа Милютина, которые могли бы взять на себя ответственность за ее разработку, не располагали нужным для этого влиянием.

Тот факт, что реформа в подобных условиях все-таки была подготовлена и принята, причем в рекордно короткие сроки, всего за четыре года, выглядит поистине удивительным. Сложно переоценить роль, которую сыграли в ее продвижении всего несколько человек – лидеры так называемых Редакционных комиссий: Ю.Ф. Самарин, князь В.А. Черкасский и – последний в перечне, но не по значению – Н.А. Милютин. Он был среди них единственным профессиональным чиновником, прекрасно знакомым с подводными течениями и узкими местами бюрократических рек. Тонкий политик и при этом необычайно горячий, преданный делу и способный работать над ним день и ночь человек, Николай Алексеевич был, по выражению председателя Редакционных комиссий Я.И. Ростовцева, «нимфой Эгерией» этого чрезвычайного органа, а фактически – коллектива единомышленников, который был создан в начале 1859 года.

У Милютина не было специального опыта в крестьянском вопросе. Он лишь совершил продолжительную поездку по деревням Центральной России в 1840 году, во время неурожая, и участвовал в разработке мер по его преодолению, а кроме того, конечно, внимательно наблюдал за реформированием государственной деревни, которым занимался П.Д. Киселев. Тем не менее уже в октябре 1856 года – т. е. еще до первого правительственного «приступа» к реформе – Николай Алексеевич выступает с программной запиской. В ней пока еще в общих чертах сформулированы стратегические принципы: правительственная инициатива; постепенность; «дружное взаимное действие правительства и помещиков» (заведомая нереалистичность этого тезиса выдает его риторический характер); гласность «под непосредственным надзором правительства» – чтобы «в обществе сложились финансовые и экономические понятия»; но самое важное – необходимость избежать появления класса «бездомных сельских пролетариев, всегда находящихся в брожении и готовых стать орудием политических смут и переворотов». Отсюда проистекала бесспорная для Милютина задача: гарантировать освобождение крестьян с землей за выкуп.

Записка была