Том 2. Сцены и комедии 1843-1852 - Иван Тургенев

Давая свое разрешение на «урезку», Тургенев еще не знал, что сокращать пьесу будет В. А. Крылов. 10 января об этом сообщил «Петербургский листок»: «…комедию сокращает для сцены Виктор Александров (???!)» Знаки, стоявшие после имени B. Александрова (Крылова), должны были, вероятно, означать всю несовместимость и несоизмеримость имен Тургенева и автора сценической переделки «Месяца в деревне». 11 января это сообщение «Петербургского листка» было перепечатано «Новым временем», где его прочитал Тургенев. О степени возмущения и раздражения писателя можно судить по резкому тону письма, посланного им в газету «Русская правда» 15(27) января. Вновь повторив, что его комедия «никогда не назначалась для сцены», он писал: «Не знаю, какая участь ожидает мою комедию после операции, совершенной над нею г. Крыловым, но считаю нужным заявить перед публикой, посредством вашей газеты, что я отклоняю от себя всякую дальнейшую ответственность по этому делу, которое, каков бы ни был результат, до меня не касается».

Однако уже на первом представлении (17 января) комедия имела большой успех. Почти все петербургские газеты посвятили разбору этого спектакля статьи своих театральных обозревателей, назвав его «действительным праздником для всех любящих дело русского театра» (Петербургский листок, 1879, 18 января, № 13).

Отзывы обычно содержали оценку «Месяца в деревне» как литературного и драматического произведения и разбор игры актеров, который позволяет в известной степени восстановить особенности сценического воплощения комедии.

Общественное содержание пьесы не привлекло внимания рецензентов, за исключением А. С. Суворина, который увидел в персонажах «Месяца в деревне» предшественников героев «Отцов и детей»[315], да рецензента «Биржевых ведомостей», который назвал содержание комедии «устарелым».

Как драматическое произведение пьеса всеми газетами была названа «скучной», или даже «скучнейшей», и несценичной, хотя в то же время признавались ее высокие литературные достоинства. «„Месяц в деревне“ нельзя даже назвать комедией — это просто диалогированная повесть; отсутствие драматической жилки бросается здесь в глаза на каждом шагу, так же как и блестящие достоинства романиста-художника» (Биржевые ведомости, 1879, 19 января, № 18). «Все пять актов <…> зритель обязан слушать разговоры двух персонажей, беспрестанно меняющихся: поговорят, поговорят и уйдут, а на смену им является новая пара, через несколько минут уступающая свое место другой паре, и так все пять актов» (Голос, 1879, 19 января, № 19). В то же время отмечалось, что своеобразие комедии Тургенева потребовало от актеров новых приемов игры. «Здесь всё зависит от актера. Не доиграй актер или переиграй — пиши пропало. Воплотить в себе и разрешить сложную психологическую задачу — вот что задает И. С. Тургенев нашей современной драматической труппе <…> Страшно за актеров, которые вдруг окажутся вполне бессильными совладать со сложной психологической задачей» (Петербургский листок, 1879, 18 января, № 13, рецензия редактора газеты, драматурга и романиста А. А. Соколова за подписью «Театральный нигилист»). «Это замечательно тонкий психологический этюд, требующий от актеров большого художественного чутья и известного художественного уровня» (Биржевые ведомости, 1879, 19 января, № 19). Необходимость выполнения новых задач благотворно сказалась и на самих актерах. Об этом писал, например, А. С. Суворин: «Все актеры играли положительно хорошо, так хорошо, что невольно возникал вопрос: точно ли александрийская труппа так плоха, как об этом вообще думают?» (Новое время, 1879, 19 января, № 1039).

На представлении 15 марта 1879 г. присутствовал Тургенев, приехавший в начале февраля 1879 г. в Россию. Об этом вечере сохранились воспоминания участников спектакля — М. Г. Савиной и К. А. Варламова. «С каким замиранием сердца я ждала вечера и как играла — описать не умею, — вспоминала Савина, — это был один из счастливейших, если не самый счастливый спектакль в моей жизни. Я священнодействовала… Мне совершенно ясно представлялось, что Верочка и я одно лицо… Что делалось в публике — невообразимо! <…> После третьего действия (знаменитая сцена Верочки с Натальей Петровной) Иван Сергеевич пришел ко мне в уборную, с широко открытыми глазами подошел ко мне, взял меня за обе руки, подвел к газовому рожку, пристально, как будто в первый раз видя меня, стал рассматривать мое лицо и сказал: — Верочка… Неужели эту Верочку я написал?!.. Я даже не обращал на нее внимания, когда писал… Всё дело в Наталье Петровне… Вы живая Верочка… Какой у вас большой талант! <…> К концу спектакля овации приняли бурный характер, и когда автор, устав раскланиваться, уехал из театра, исполнителей вызывали без конца»[316].

Об этом же спектакле рассказал в 1903 г., при возобновлении «Месяца в деревне» в Александрийском театре, К. А. Варламов, передавший слова Тургенева об исполнении артистом роли Большинцова: «Я никак не ожидал, не мечтал <…> чтобы из Большинцова можно было сделать так много. Если бы я мог представить себе, до какой степени простирается искусство актера, то наверно обратил бы больше внимания на эту роль и дал бы вам больше материала». Варламов воспроизвел и общую атмосферу спектакля, сопровождавшегося «бесконечными овациями по адресу Тургенева, в особенности со стороны учащейся молодежи, которая буквально неистовствовала, заставляла Ивана Сергеевича несчетное число раз подходить к барьеру ложи и раскланиваться. Но это был успех Тургенева, а не пьесы» (Бирюч петрогр. гос. театров, № 2, 9 — 15 ноября 1918 г., с. 40–42).

Последние слова Варламова не совсем справедливы, так как пьеса пользовалась успехом и до приезда Тургенева в Россию в 1879 г. Однако овации 15 марта были, конечно, и проявлением отношения к Тургеневу в эту пору широких кругов передовой русской общественности.

При жизни Тургенева «Месяц в деревне» был возобновлен в начале 1881 г. в московском Малом театре в бенефис Г. Н. Федотовой[317].

Третье обращение Малого театра к «Месяцу в деревне» (25 января 1900) было более успешным, чем два предыдущих, прежде всего благодаря исполнению роли Натальи Петровны великой русской актрисой M. H. Ермоловой[318]. M. H. Ермолова писала об этом спектакле: «Я довольна бенефисом. Настроение в театре было хорошее, радостное. Тургенев сделал свое дело <…> Публика невольно заслушивается этой прелестной музыкой разговора и тонких ощущений»[319]. В спектакле участвовали и другие выдающиеся актеры Малого театра: А. И. Сумбатов-Южин (Ракитин), И. А. Рыжов (Беляев), Е. Н. Музиль (Верочка), Г. Н. Федотова (Ислаева), К. Н. Рыбаков (Ислаев), А. Н. Ленский (Шпигельский), О. О. Садовская (Лизавета Богдановна).

В Александринском театре «Месяц в деревне» шел 27 сентября 1883 г., в. день похорон Тургенева[320], после чего пьеса неоднократно возобновлялась на той же сцене[321], причем при возобновлении спектакля в 1903 году М. Г. Савина исполняла уже роль Натальи Петровны[322].

Особую страницу в историю интерпретации тургеневских пьес вписал своей постановкой «Месяца в деревне» в 1909 г. Московский Художественный театр.

Еще в 1899 г. Вл. И. Немирович-Данченко делился с П. Д. Боборыкиным своими планами поставить тургеневскую комедию так, «чтоб от нее веяло ароматом тургеневского таланта и его колоритом, чтобы вся пьеса дышала его мягким, деликатным анализом душевного брожения Натальи Петровны, Ракитина и т. д. и чтобы эти Натальи Петровны, Ракитины и другие были плотью от плоти и кровью от крови своей эпохи, со всем складом их внешней и духовной жизни»[323]. С несколько иных позиций подошел к постановке «Месяца в деревне» К. С. Станиславский, которого в первую очередь занимало не исторически-конкретное воспроизведение быта и психологии обитателей «дворянского гнезда», а возможность использования тургеневской драматургии для выработки новых способов раскрытия человеческих чувств, их оттенков и переходов — способов, отличных от привычных театральных приемов.

«Спектакль и, в частности, я сам в роли Ракитина имели очень большой успех, — писал Станиславский в книге „Моя жизнь в искусстве“. — Впервые были замечены и оценены результаты моей долгой лабораторной работы, которая помогла мне принести на сцену новый, необычный тон и манеру игры, отличавшие меня от других артистов. Я был счастлив и удовлетворен не столько личным актерским успехом, сколько признанием моего новою метода»[324].

В осуществлении задачи, поставленной в этом спектакле Станиславским, замечательным помощником великого режиссера стал художник М. В. Добужинский. По словам режиссера Художественного театра Б. М. Сушкевича, «вместо обширных стройных комнат, которые бывали до тех пор, все комнаты „Месяца в деревне“ были решены не далее второго плана симметричным расположением мебели. Даже декорация сада была дана одной скамейкой и одним большим строенным деревом на фоне замечательно нарисованного задника. Декорации помогли воспринять новую форму спектакля»[325].