Великая тайна Великой Отечественной. Глаза открыты - Александр Осокин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что касается войны на Востоке, Дуче, то она наверняка будет трудной, но я ни на минуту не сомневаюсь в огромном успехе. Я прежде всего надеюсь, что мы сможем получить общую базу продовольственного снабжения на Украине, которая обеспечит нас дополнительными поставками, которые нам могут понадобиться в будущем.
Я могу, тем не менее, сейчас сказать, что немецкий урожай этого года обещает быть очень хорошим. Вероятно, что Россия попытается уничтожить румынские нефтяные месторождения. Мы организовали оборону, которая – я так думаю – предотвратит худшее. Кроме того, это долг наших армий – устранить эту угрозу настолько быстро, насколько это возможно.
И если я медлил до настоящего момента, Дуче, с отправкой этой информации, то это потому, что окончательное решение не будет принято до семи часов вечера сегодня[242]. Поэтому я искренне прошу Вас воздержаться, прежде всего, от любых сношений с Вашим послом в Москве, так как не имеется никакой гарантии того, что наши закодированные сообщения не могут быть расшифрованы. Я также буду ждать до последнего момента, чтобы информировать собственного посла о принятых решениях.
Материал, который я собираюсь предавать огласке постепенно, настолько исчерпывающ, что у мира будет немало возможностей удивиться нашему долготерпению, за исключением той части мира, которая принципиально противостоит нам и для которой наши аргументы бесполезны.
Что бы теперь ни случилось, Дуче, наше положение от этого шага не ухудшится; оно может только улучшиться. Если бы я даже вынужден был к концу этого года оставить в России 60 или 70 дивизий, то все же это будет только часть тех сил, которые я должен сейчас постоянно держать на восточной границе. Пусть Англия попробует не сделать выводов из грозных фактов, перед которыми она окажется. Тогда мы сможем, обезопасив свой тыл, с удвоенной силой обрушиться на противника. Я обещаю Вам, Дуче, – все, что зависит от Германии, будет сделано.
Любые пожелания, предложения, и помощь, о которых Вы, Дуче, желаете сообщить мне, направляйте мне лично, либо согласовывайте непосредственно с нашим военным командованием.
В заключение позвольте мне, Дуче, высказать еще одну вещь. С тех пор как я принял это трудное решение, я вновь чувствую себя морально свободным. Партнерство с Советским Союзом, несмотря на искренность наших желаний прийти к окончательному примирению, оказалось для меня тем не менее нестерпимым, ибо так или иначе оно неприемлемо для меня из-за моего происхождения, моих концепций и моих прошлых обязательств. И теперь я счастлив, избавившись от этих душевных мук.
С сердечным товарищеским приветом
Ваш Адольф Гитлер
(Nazi-Soviet relations, 1939–1941: Documents from the Archives of the German Foreign Office. U.S. Department of State Issue // Edited by R. J. Sontag & J. S. Beddie, Washington, 1948, pp. 349–353)
А. О.:
1. Дата нападения на Россию так и не названа (более того, Гитлер указывает: «Стрельба может начаться спонтанно в любой момент»). Вполне возможно, что так и случилось 22 июня 1941 г., причем все началось с налетов «неизвестных самолетов» на советские порты и базы ВМС.
2. Фюрер вынужден был объяснить дуче причину своей непоследовательности в отношении войны на два фронта, скрывая достигнутую договоренность с Черчиллем о совместном ударе по СССР 22 июня. Возможно, потом он собирался объяснить это тем, что Англия по своей инициативе приняла решение участвовать в войне против СССР (тем более что он пишет: «Разгром Франции… заставил английских поджигателей войны обратить свои взгляды туда, откуда они пытались начать войну: к Советской России»).
3. Из текста письма следует, что решение напасть на СССР – «самое трудное за всю его жизнь» – не реализация давнего плана Гитлера, считавшегося главным со времен написания им «Майн кампф», а новое решение, потребовавшее нескольких месяцев напряженного размышления и принятое «после долгих и мучительных раздумий».
4. Гитлер называет предвоенные отношения СССР и Германии «партнерством».
5. Далее Гитлер признается, что партнерство с СССР было для него «нестерпимым», в том числе и из-за его «прошлых обязательств». Очевидно, он имеет в виду обязательства, под которые ему после его прихода к власти давались инвестиции на милитаризацию Германии.
Приложение 17. Начало войны в описании главного подрывника-диверсанта страны И. Старинова
Отрывок из «Записок диверсанта» Илья Старинова [88. С. 163–167]
Глава 1. Июнь 1941 года
Учения на Западной границе
В двадцатых числах июня 1941 года Генеральный штаб Красной Армии намечал провести учения войск Особого Западного военного округа. От Главного военно-инженерного управления РККА на учения командировали двух человек: заместителя начальника управления военно-инженерной подготовки подполковника З. И. Колесникова и меня, занимавшего в ту пору должность начальника отдела заграждений и минирования.
Теплым, душным вечером 19 июня мы выехали из Москвы, чтобы представиться в Минске командованию, а затем продолжать путь в Брест, в штаб будущих учений <…>.
Одержимых минной техникой инженеров в Красной Армии имелось немало. Сам я тоже был сторонником минновзрывных заграждений.
Я не раз ходил с испанскими, немецкими, французскими, английскими, югославскими, польскими, американскими бойцами в тыл врага, мы вместе выполнили не одно ответственное и рискованное задание, широко применяя самые различные мины. Наши противопоездные мины стали грозой железнодорожных коммуникаций испанских фашистов. Саперам врага, пытавшимся обезвреживать мины, мы преподносили сюрприз за сюрпризом. Враг не мог обеспечить безопасность своих дорог даже тогда, когда бросил на охрану стокилометрового участка пути целый полк пехоты!
Как же было мне не пропагандировать мины?.. Вспомнив Испанию, я вспомнил, конечно же, и советских добровольцев, сражавшихся там с фашизмом. В Минске, куда мы ехали, предстояла встреча с двумя «испанцами»: с командующим округом генералом армии Д. Г. Павловым и начальником артиллерии округа генерал-майором Н. А. Кличем. Как-то они нынче, на высоких постах?
Помнят ли?
За несколько часов до войны
Разбудил проводник:
– Подъезжаем, товарищи командиры!
Стояло раннее солнечное утро. На привокзальной площади одиноко чернела штабная «эмка». Встречавший нас старший лейтенант сообщил, что начальник инженерного управления округа генерал Васильев просит прибыть в штаб.
– И что ему не спится? – удивился Колесников.
Генерал Васильев, гладко выбритый, подтянутый, являл собою образец отменного здоровья и отличного настроения. Сообщил, что на полигоне к предстоящим учениям все готово, предложил пройти к начальнику штаба округа.
– Неужели из-за учений все начальство уже в штабе? – спросил я.
– У начальства всегда есть причины недосыпать! – отшутился Васильев.
Начальник штаба округа В. Е. Климовских, в отличие от генерала Васильева, выглядел хмурым, замкнутым. Поздоровался кивком, но от телефонной трубки не оторвался. Минуту-другую спустя извинился, сказал, что крайне занят:
– Встретимся на полигоне!
Командующий округом Павлов тоже говорил по телефону. Раздраженно требовал от собеседника проявлять побольше выдержки. Показали командующему программу испытаний. Он посмотрел ее, недовольно заметил, что инженеры опять взялись за свое: слишком много внимания уделяют устройству противотанковых заграждений и слишком мало – способам преодоления их.
В это время вошел Климовских:
– Товарищ генерал армии, важное дело…
Павлов взглянул на нас:
– Подумайте над программой. До свидания. До встречи на учениях.
Пока мы не закрыли за собою дверь, генерал Климовских не проронил ни слова.
Озадаченный и встревоженный увиденным и услышанным, я решил повидать генерала Клича, командующего артиллерией округа. Может, он что-нибудь разъяснит?
– Вольф! – воскликнул Клич, вспомнив мой испанский псевдоним. – На учения? Рад тебе, рад! Только боюсь, сейчас не до учений.
Он сообщил, что гитлеровцы непрерывно подтягивают к границе войска, подвозят артиллерию и танки, совершают разведывательные полеты над нашей территорией, а многие командиры в отпусках, большая часть автомашин и тракторы-тягачи артполков забраны на строительство укрепленных районов.
– Случись что – орудия без тяги! – возмущался Клич. – Павлов каждый день докладывает в Москву о серьезности положения, а нам отвечают, чтобы не разводили панику и что Сталину все известно.
– Но ведь немецкие войска отведены на восточные границы Германии для отдыха? – осторожно заметил я. – Во всяком случае, в сообщении ТАСС от 14-го числа так и говорится.