Работы разных лет: история литературы, критика, переводы - Дмитрий Петрович Бак

комментариях не было и речи; рядом с текстами, отвергнутыми цензурой, оказались стихи, не печатавшиеся поэтом по личным причинам; лирические шедевры соседствовали с вещами, к которым сам поэт относился иронически, считал не более чем стихотворными шутками.

Наследие Тарковского нуждается в бережном и пристальном освоении. Это стало особенно очевидно в последние годы, когда увидели свет сборник воспоминаний о поэте («Я жил и пел когда-то…», 1999), биографическая книга о семье Тарковских, написанная дочерью поэта и сестрой режиссера М. А. Тарковской («Осколки зеркала», издательство «Дедалус», 1999; 2-е издание: «Вагриус», 2006; 3-е издание: АСТ, 2018), началась работа над научным изданием лирики Тарковского в авторитетной серии «Библиотека поэта».

В предлагаемой подборке воспроизведены некоторые стихотворения из неопубликованной машинописной книги «Гостья-звезда», хранящейся в архивном фонде Арсения Тарковского (Институт русской литературы РАН). Первоначально в книге было включено 14 стихотворений, впоследствии одно было добавлено, а два – изъяты автором. Публикуются стихотворения под номерами 1, 2, 6, 9, 10, 13 в окончательной последовательности.

Почитателям поэта название «Гостья-звезда» хорошо известно – так в опубликованных книгах обычно обозначались большие разделы, содержавшие ранние, довоенные стихи. Однако первоначальная структура отдельной авторской книги, ее внутреннее мотивное, стилистическое и композиционное единство с годами ощущались все слабее. Смысловой принцип построения постепенно сменился хронологическим, самостоятельный по замыслу и композиции сборник был преобразован в общую подборку стихов двадцатых-тридцатых годов.

Мы публикуем стихи в первоначальных редакциях, полнее отражающих замысел книги «Гостья-звезда», ее сквозную тематическую структуру. Встреча с таинственным, почти невозможным в земной реальности чувством, с «любовью, похожей на угрозу», причастность к чуду любви, которая идет по следам минутного счастья «как сумасшедший с бритвою в руке», – эти мотивы служили для лирики Тарковского камертоном на протяжении десятилетий.

Довоенные стихи Тарковского (по распространенному мнению, убежденного «неоклассика», сторонника абсолютной лирической ясности, регулярных ритмов и точной рифмы) для понимания его поэтического кредо во всей полноте имеют особое значение. Взволнованная сбивчивость стихотворных диалогов между героем и его звездной гостьей, синкопирующие перепады ритма – все это тоже Тарковский, и вовсе не только юный, «ранний», но подлинный, зрелый, хотя и практически неизвестный читателю.

Тексты даны по машинописной книге «Масличная роща» (РО ИРЛИ, ф. 830) в авторской пунктуации.

1

Она:

Кто небо мое разглядит из окна,

Гвоздику мою уберет со стола,

Теперь я твоя молодая жена,

Я девочкой-молнией прежде была –

И в поднятых пальцах моих не цветок,

А промельк его и твое забытье,

На стебле не лист, а стрелы острие,

А в левой – искомканный белый платок.

Любила – в коленчатых травах сады, –

Как дико и молодо сердце мое!

На что же мне буря в стакане воды,

На что мне твой дом и твое забытье?

Он:

Вернись, я на волю смотрю из окна,

Прости, я тебя призываю опять,

Смотри, как взлетает и плещет она:

Как мог я в стакане ее удержать?

1 сентября 1933

2

ПРИГЛАШЕНИЕ В ПУТЕШЕСТВИЕ

Уезжаем, уезжаем, укладывай чемоданы,

Смотри, я достал билетов на тысячу рублей:

Мы посетим, если хочешь, мои отдаленные страны,

Город Блаженного Детства и город судьбы моей.

Мы посетим, если хочешь, город Любовного Страха,

Город Центифолию и город Рояль Раскрыт,

Над каждым городом вьется бабочка милого праха,

Но есть еще город Обид.

Там, у вокзала, стоит бронепоезд в брезенте

И брат меня учит стрелять из лефоше,

А в городе Медеме дети играют сонаты Клементи

И пахнет сухими цветами саше.

Ты угадаешь по влажной соли,

Прочтешь по траве, что вдали, на краю земли,

Море за степями шумит на воле

И на рейде стоят корабли.

И если хоть что-нибудь осуществимо

Из моих обещаний, то я тебе подарю

Город Моря и город Пароходного Дыма,

И город Морскую Зарю.

– Мне скучно в твоих городах, – ты скажешь. – Не знаю,

Как в городе Медеме буду я жить, никого не любя,

А морская заря и море, выгнутое по краю,

Синее море было моим без тебя.

15 марта 1937

6

Все стало таким, будто мост разводят,

Сдвинулось вкривь и вкось.

Ты пришла, но так не приходят:

Слишком долго ждать пришлось.

И стало ясно: пара весел

Тихую воду сведет с ума.

Я бы тебя на землю сбросил,

Если бы ты не пришла сама.

Был после наших речных прогулок

Темен твой бесприютный дом, –

Зачем я увидел твой переулок,

Разве ты мало любила в нем?

Ты спишь беспокойно и плачешь спросонок[590].

Крепче железа наша связь:

Помнишь, какой крылатый ребенок

Умер в больнице[591], едва родясь?

Что же нам делать в замкнутом круге?

Холоден твой недобрый взгляд,

К тебе приходят твои подруги,

Тебя жалеют и мне грозят.

Это – твоя звезда раскололась.

Считать начнешь – не сочтешь обид.

Горло мне душит твоя веселость,

Голова от нее болит.

26 июля 1939

9

– Здравствуй, – сказал я, а сердце упало:

– Верно и впрямь совершается чудо! –

Смотрит, смеется:

– Я прямо с вокзала.

– Что ты, – сказал, – да куда? да откуда?

Хоть бы открытку с дороги прислала. –

– Вот я приехала, разве не слышишь,

Разве не видишь? – я прямо с вокзала,

Я на минуту к тебе забежала,

А на открытке всего не напишешь.

Думай и делай теперь что угодно:

Я-то ведь рада, что стала свободной…

21 апреля 1935

10

МЕЛЬНИЦА В ДАРГАВСКОМ УЩЕЛЬИ

Все жужжит беспокойное веретено,

То ли осы снуют, то ли гнется камыш, –

Осетинская мельница мелет зерно,

Ты в Даргавском ущельи стоишь.

Там в плетеной корзине скрипят жернова,

Колесо без оглядки бежит, как пришлось,

И в толченый хрусталь окунув рукава,

Белый лебедь бросается вкось.

Только хлеб кукурузный и соли щепоть,

Да колючая в каменной кружке вода.

Если б мог я на мельнице горе смолоть,

Я бы снова поехал туда.