Схватка с судьбой (СИ) - Гичко Екатерина

Дед зашёл следом, и девушка поспешила пройти дальше.

За перхаром скрывались другие комнаты-пещеры, уходившие вглубь горы. Окон здесь уже не было, только бесчисленные светильники, подрагивающие неугасаемыми огоньками. Майярина комната была самой дальней. Старейшина разместил её там после третьего побега, чтобы впредь девушка так легко из дома не выскальзывала.

Майяри не стала спрашивать позволения уединиться и просто молча закрылась в своих покоях. Стоило ей войти в полумрак, как вспыхнули и убежали вверх множество огней. Девушка неприязненно осмотрелась. Просторная комната, из которой выходили три двери: в купальню, в коридор и в атрепан – хранилище нарядов. Стены были сплошь увешаны мехами, полы – укрыты пушистыми коврами. У западной стены стояла массивная деревянная кровать, застеленная тёмно-красным покрывалом и полускрытая свисающим с потолка пологом песчаного цвета. У восточной стены высились изящные резные шкафы с амулетами, инструментами, книгами, картами и разного рода безделушками. А у южной стоял длинный, чуть ли не вовсю стену стол. На нём и замер взгляд Майяри.

Она сбежала из общины шесть с половиной лет назад. Сбежала даже не из самой общины, а из общины хаггаресов, куда её выдали замуж. Накануне она старательно делала задание к следующему уроку артефактологии, хотя не должна была вернуться в общину в любом случае, даже если не сумеет сбежать. Инструменты, которые она использовала, продолжали лежать там, где она их оставила. Кто-то, тщательно вытирая пыль, старательно раскладывал их по прежним местам.

«Ты не сможешь изменить установленный порядок. Его определяли куда более разумные и дальновидные хаги, чем ты. Ни твои побеги, ни твоё упрямство ничего не изменят. Твои сумасбродства слишком ничтожны, чтобы хоть что-то изменить в жизни нашей семьи».

Майяри поджала губы.

Неизменность.

Её выдали замуж, она сбежала, а слуга, которому вменялось в обязанность прибирать её комнаты, продолжал приходить сюда каждый день.

Толкнув дверь в атрепан, Майяри зажмурилась от вспыхнувших огоньков и обозрела бесчисленные ряды нарядов, взбирающихся под самый потолок полок и полчища сундуков и коробов. Ни запаха пыли, ни сырости, даже появились новые платья. Почему-то это так её взбесило, что девушка заскрежетала зубами и поспешила отвернуться.

Она словно вернулась в мир, где время замерло. Где сама жизнь давно не жизнь, а хождение по кругу.

Неизменность.

Невыносимо остро захотелось разнести здесь всё, чтобы хоть как-то изменить этот странный мир. Но Майяри знала, что жители общины просто починят сломанное и опять вернутся к прежнему укладу. К установленному и неизменному порядку.

Девушка повернулась, услышав шум шагов, и увидела заходящих в её комнату женщин. Впереди шла сухая, с идеально прямой спиной, старуха, облачённая в длинное чёрное – вдовье – платье без вышивки. Её голову коконом закрывал коричневый платок, а ладони старуха прятала в рукавах. Майяри сразу узнала эти неодобрительно поджатые губы, надменно прищуренные выцветшие голубые глаза и тонкий, слегка горбатый нос.

– Госпожа Харана? – Майяри недоумённо вскинула брови. – Я звала только Плетущую Косы. Омывающая и Одевающая мне не нужны.

Девушка перевела взгляд на молодую женщину, одетую в яркий тёмно-алый наряд: застёгнутую наискосок курточку с высоким воротником – халуму – и ярко вышитую юбку до колена, из-под которой выглядывали тёмные штаны и расшитые сапоги. Плечи и голову женщины окутывал алый платок, щедро расшитый медными побрякушками и цветными узорами. На Харану она была похожа только выражением лица: такое же неодобрительное и надменное. Невестка достопочтимой Омывающей, госпожа Одевающая. Звали её Иррадера, но Майяри никогда не обращалась к ней по имени. Точнее, когда-то в детстве обращалась, но это было словно в другой жизни.

Ни надменная Харана, ни её несдержанная на язык красивая невестка, обожающая распускать сплетни, Майяри не нравились.

Плетущую Косы она ещё терпела. Женщина стояла немного позади Одевающей и Омывающей и спокойно, безо всякого выражения смотрела на госпожу. Одетая почти как Иррадера – только цвет наряда более блеклый, – неестественно бледная, с водянистыми зелёными глазами, тонкими потрескавшимися губами и широкими скулами. Из-за отсутствующего выражения лица сложно было понять, красива она или всё же нет. Раньше, шесть с половиной лет назад, её волосы были чернее агата.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Сейчас же её косы были сплошь седы. Побелели даже брови и ресницы.

Майяри поймала на себе жадный, любопытный взгляд Иррадеры, который та переводила с госпожи на Плетущую Косы и опять на госпожу, явно ожидая удивления с её стороны.

Действительно было любопытно, что же произошло с госпожой Зияреллой. Майяри знала, что она ещё совсем молода, не больше двухсот пятидесяти. Над её мужем порой посмеивались: жена родила ему пятерых дочерей и ни одного сына. Тот злился на бесполезную жену, но прогнать и завести новую не решался. Зиярелла считалась лучшей Плетущей Косы в общине, а такое умение в руки давали только боги. Впрочем, это не мешало ему поколачивать её.

Наверное, поэтому Майяри относилась к Плетущей Косы если не с доброжелательством, то хотя бы с терпением. Хотя знала, что Зиярелла сообщает деду каждое её слово.

– Госпожа, – Харана ещё выше вскинула подбородок, – мы пришли, чтобы помочь вам. Это наша обязанность.

– Я не приказывала, – почти спокойно отозвалась Майяри.

Своё главное представление перед мужчинами общины она отыграла. Показывать свою силу ещё и перед слабыми женщинами она не собиралась.

А всё же как просто устроена община. Все понимают и уважают только силу. Одну лишь её. Можно не напрягать голову, измысливая, как вызвать уважение. Покажи силу! Поставь на место! Переломай кости, если нужно!

В Салее сложнее. Майяри помнила, с какими трудностями встретилась в первый год жизни на равнине. Старые методы не помогали. Здесь если более сильный выказывал тебе пренебрежение, то и остальные перенимали это отношение. На равнине же в большинстве случаев подобное поведение считали высокомерным. Приходилось быть хитрее, чтобы вызвать расположение, и использовать кучу различных средств.

– Госпожа, я не думаю, что это допустимо… – Харана едва губы разжимала.

– Что за тон? – прищурилась Майяри. – Если старейшина мной недоволен, это не значит, что ты, ничтожная, смеешь смотреть на меня с пренебрежением. Ещё раз услышу подобное, и твои внуки развеют на рассвете твой прах. Ясно?

Губы старухи поджались ещё сильнее, взгляд стал злее, но подбородок чуточку опустился. Придираться к выражению лица госпожа не стала.

Молча развернулась, выгребла из атрепана первый попавшийся не слишком броский наряд и направилась к купальне.

– И не сметь ходить за мной, – бросила она напоследок.

Купалась Майяри недолго. Опасалась, что дед пришлёт лекаря, а этот беспринципный старикашка, пользуясь своим положением, мог вломиться и в купальню. И увидеть кое-что его глазам не предназначенное. Если замужество с оборотнем просто низвело её в глазах жителей общины на самое дно, то сияющий камень в груди они принять никак не смогут.

Майяри подозревала, что дед собирался расторгнуть её брак с Ранхашем. Как он собирался это сделать, для неё пока оставалось загадкой. Может, он считал, что главы двух семей смогут договориться между собой. Право, не ссориться же из-за женщины? Всё же представление о Вотых у деда было несколько неполным. И Майяри тоже представляла их другими.

А может, он и не думает её разводить? Просто отдаст какому-нибудь чистокровному хаги, дождётся рождения ребёнка и избавится от неё. Но не может же старейшина думать, что Вотые так просто отступят и не будут её искать? Будут! Хотя бы ради собственной чести. Старейшина бы обязательно подумал об этом. Принуждение невестки рода Вотый к сожительству с другим мужчиной… Нет, они не стерпят подобного оскорбления.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Значит, брак должен быть расторгнут, но каким способом? Нет, Майяри не собиралась сидеть и ждать, когда её разведут с Ранхашем. Но зная планы деда, она чувствовала бы себя спокойнее.