Беспамятство как исток (читая Хармса) - Михаил Бениаминович Ямпольский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
470
Флоренский П. А. Столп и утверждение истины. С. 507.
471
Флоренский Я. А. Там же. С. 511.
472
Хлебников Велимир. Творения. М.: Сов. писатель, 1987. С. 148.
473
См. комментарий В. П. Григорьева и А. Е. Парниса: Хлебников Велимир. Творения. С. 672.
474
Упражнения Хлебникова с именем Разина напоминают работу Фрейда над именем Моисея, которое он интерпретирует как усеченное египетское имя, как бы половину имени. Ср. египетское Ра-мзес (Ra-mose), где «мзес» (mose) означает «сын», сын Ра. Моисей, таким образом, означает «сын», но без указания на имя отца (Freud Sigmund. Moses and Monotheism. New York: Vintage, 1967. P. 5). Имя Моисея оказывается именем с фундаментальным зиянием, которое метафорически замещается Богом, чье имя не может быть произнесено. Любопытно, что имя Моисея традиционно имеет два этимологических толкования: данное Фрейдом и восходящее к коптскому mose — «дитя», и другое, восходящее к еврейскому глаголу masah — «вытаскиваю» (Аверинцев С. С. Моисей // Мифы народов мира. Т. 2. М.: Сов. энциклопедия, 1982. С. 164). Мартин Бубер дал подробное толкование этой этимологии, поясняя, что речь идет именно об извлечении из воды, из Нила, как и об указании направления движения(Buber М. Moses: The Revelation and the Covenant. New York: Harper, 1958. P. 35-36). Во всяком случае, река, вода играют роль в удвоении смысла имени, как и в его усечении, разрезании.
475
Собрание произведений Велимира Хлебникова. Т. 5. Л.: Изд-во писателей, 1933. С. 127. В стихотворении «Числа» (1912) Хлебников спрашивает: «...что будет Я, когда делимое его — единица» (Хлебников Велимир. Творения. С. 79).
476
Хлебников Велимир. Творения. С. 567.
477
Там же. С. 568.
478
В тексте упоминаются подобные водному потоку «черные Млечные пути», в которых, по преданию, можно было различить контуры островов мертвых Осириса (Maspero G. Au temps de Ramses et d’Assourbanipal. Paris: Hachette, 1910. P. 174).
479
Хлебников Велимир. Творения. С. 79.
480
Хлебников Велимир. Творения. С. 101-103.
481
Такое темпоральное понимание Троицы было разработано Святым Августином. Августин утверждал, что в нашем сознании сосуществуют память (прошлое), воля (будущее) и любовь (настоящее) также нераздельно, как три ипостаси Троицы. Августин называл эту темпоральную растянутость сознания «троицей ума» и утверждал, что она есть «образ и подобие Бога» (Augustine. The Trinity // Augustine: Later Works / Ed. by John Burnaby. Philadelphia: The Westminster Press, 1955. P. 113). Темпоральная троица Августина позже наложилась на аллегорию времени как трехликого существа, левый профиль которого обозначал прошлое, фас — настоящее, а правый профиль — будущее. См.: Panofsky Erwin. Titian’s Allegory of Prudence: A Postscript//Panofsky E. Meaning in the Visual Arts. Garden City: Doubleday, 1955. P. 146-168; Wind Edgar. Pagan Mysteries in the Renaissance. New York: Norton, 1968. P. 259-262. Уинд среди прочего материала обращает внимание на придуманный Николаем Кузанским термин possest, который описывает в одном слове сочетание потенциальности (прошлого = posse) и актуальности (настоящего = est) (Wind E.. Op. cit. P. 106). Переход из потенциального в актуальное миметически изображается самим процессом чтения слова как растянутый во времени переход от posse к est. Буква «е» в гибридном слове Кузанца — это граница, точка, в равной мере принадлежащая и прошлому, и настоящему.
482
Хлебников Велимир. Творения. С. 569.
483
Там же. С. 569.
484
Флоренский П. А. У водоразделов мысли. М.: Правда, 1990. С. 260.
485
Там же. С. 270.
486
Там же. С. 271.
487
Там же. С. 271.
488
Потебня А. А. Мысль и язык // Потебня А. А. Слово и миф. М.: Правда, 1989. С. 97-98.
489
Флоренский П. [Рецензия] Новая книга по русской грамматике // Священник Павел Флоренский. Соч.: В 4 т. Т. 2. М.: Мысль, 1996. С. 683.
490
Роль «препятствия» на уровне синтаксиса может играть «связка». Сергей Булгаков переносит ту же темпоральную модель в форме триады на более высокий синтагматический уровень. Пытаясь обосновать тринитарность человеческого духа, он видит ее в самой форме человеческого мышления, собственно в синтаксической форме суждения:
...человек в известном смысле сам есть суждение, и жизнь человеческого духа есть непрестанно развивающееся и осуществляющееся суждение: я есмь нечто, некое А. Точнее надо выразить порядок суждения так: я нечто есмь, Я-А есмь... (Булгаков С. Н. Трагедия философии // Булгаков С. Н. Соч.: В 2 т. Т. 1. М.: Правда, 1993. С. 391).
(Булгаков заимствует это у Гегеля: «Живое существо есть умозаключение, моменты которого суть в себе самих также системы и умозаключения». — Гегель Георг Вильгельм Фридрих, Энциклопедия философских наук. М.: Мысль, 1974. С. 406.)
Связка «есмь», не имея собственного содержания, придает существование эфемерности я и не-я, соединенных в суждении. Логически Булгаков переносит связку в конец суждения, в отличие от Св. Иоанна, перенесшего «я есмь» в начало имени. Но по своему значению «есмь» Булгакова занимает центральное место, без