Ватерлиния (сборник) - Александр Громов

«В учебно-развлекательные пособия для светских даунов…»

– Вы воевали? Я имею в виду, в последней войне с сепаратистами? Ужасное было время! Я была еще маленькой девочкой, но все-все помню…

«Маленькой девочкой!.. Лет тридцать пять тебе было, если не все сорок, рухлядь старая…»

– Мы патрулировали подступы к системе Маркаба, мадам.

– Ах, я видела фильм об этом ужасном побоище! Какие чудесные спецэффекты, какой эффект присутствия! Звуки, запахи! Клянусь, я была уверена, что мимо меня летят обломки линкора сепаратистов! Даже пригнулась. И этот мертвенно-белый свет Маркаба… Скажите, вы принимали участие в той битве?

– Разумеется, мадам. – Ложь опять далась легко.

– О, расскажите, расскажите! Я непременно хочу знать все подробности. Вы, наверное, служили на большом корабле? Командовали бортовой батареей или чем-нибудь вроде этого?

Улыбаясь, Арсений гнусно ругался про себя. Зато артикуляция работала безотказно и независимо:

– Что вы, мадам, в том сражении я командовал катером. Мы прорывались к флагману противника в тесной, практически незащищенной жестянке с покореженными дюзами и последней аннигиляционной торпедой на внешней консоли. Жестокий град – вот на что были похожи стаи управляемых снарядов, непрерывно извергаемых флагманом на атакующих. Приходилось финтить так, как никогда в жизни. Андроид-штурман выбыл из строя – у него от моих маневров, видите ли, закружилась голова. У андроида! Тогда я и два моих героических бортмеханика…

– Как их звали?

– Простите?..

– Как их звали? Милый Арсений, вы просто обязаны сообщить нам их имена. Иначе мы запутаемся. Итак, ваших бортмехаников звали…

– Негодян и Гайморидзе. А андроида никак не звали, он был номерной. К тому же он свалился без чувств. Нам же отступать было поздно, оставалось победить или умереть…

– Ах… И вы, конечно, победили?

– К сожалению, не мы. – Арсений обезоруживающе улыбался. – Корвет «Осмотрительный» успел раньше, теперь он носит имя «Нахальный», и я горжусь честью служить на нем. Я подал рапорт о переводе во время первого же затишья в боевых действиях. «Атлант» можно поздравить, он идет под охраной славнейшего корабля. Могу заверить прекрасных дам: им в этом круизе решительно ничего не угрожает…

– Кроме галантности офицеров «Нахального», не так ли? Милый Арсений, вы дивно куртуазны, я начинаю вас опасаться…

– Что вы, мадам! Как я могу себе позволить…

– Не «как», а «когда». – Шепот в ухо. – После десерта в моей каюте. В это время муж занят картами. Но где же ваши бравые бортмеханики? Они тоже перевелись на «Нахальный»? Я мечтаю с ними познакомиться.

– Ах, мадам! Они давно уже упокоились в земле, насмерть зацелованные восхищенными поклонницами…

– Негодник! Сознайтесь, что вы мне лжете из пустой ревности! Так я вас жду…

Когда в салоне не осталось почти никого, Арсений тронул за рукав офицера с «Атланта»:

– Разве за мной не пришла шлюпка?

– Что? А, нет. Не беспокойтесь, у нас найдется свободная каюта…

До своей каюты Арсений добрался только к утру.

Так началось то, о чем он потом всю жизнь старался не вспоминать. Чинные обеды. Выпивка. Надоевшие в первые пять минут светские разговоры, от которых под черепной крышкой делалось пусто и гулко, но голова все равно болела, блистательно подтверждая философскую теорию отражения, свойственного, как оказалось, даже пустоте. Роль душки и забавника, принятого в «круг». Танцы. Флирт. Та или иная постель.

Спал Арсений плохо, с бестолковыми снами. Снились секунды, секунданты и секундаторы, кареты с куретами, кураторы прокураторов и куранты на зиккуратах. Не говоря уже о курбетах, корветах, клевретах и кастаньетах. Снились злые Негодяны, безответственные Разгильдяны и вызванные ими на подмогу разнузданные Грубияны. Арсений просыпался с чувством мучительного стыда.

Умывшись, побрившись и выдув без соломинки бокал легкого коктейля, он запирал стыд в самый дальний чулан, репетировал перед зеркалом светские манеры и сочинял занимательные истории, разумеется, только общую канву, оставляя сиюминутной фантазии все живописные подробности. Фантазия его пока не подводила.

«А если подведет, – мрачно думал он, – сожрут и так. Все сожрут, что ни дай».

Иногда он давал волю сарказму – все сходило ему с рук. Арсений открыл, что прослыть оригиналом очень просто – достаточно чуть-чуть ослабить контроль над собой.

– Ах, что вы говорите! Вы варвар, истинный варвар! Готтентот! Я уверена, что ваши предки питались сырой человечиной… Ах, вон тот мужчина, что раскуривает сигару, – барон Бляхман, настоящий светский лев. Вы не знакомы? Теперь такие люди встречаются нечасто, всюду видно вырождение… А рядом с ним Дженкинс, шалопай из шалопаев. Представьте, он проматывает пятое состояние, я уже забыла чье, и уверяет всех, что хочет довести счет до дюжины… Нет-нет, нам туда! Вам обязательно надо с ним познакомиться…

И Арсения ловили за аксельбант и буксировали знакомиться с очередным бароном, графом, отставным полковником, светским львом, призером среди шалопаев или какой-нибудь иной достопримечательностью. В удручающем изобилии попадались жирные председательницы благотворительных обществ, увядающие жены министров, костлявые старики, состоящие более из протезов, нежели из живых органов, надушенные развратные дамы с острыми признаками интеллектуальной инвалидности, любящие порасспрашивать о сражении в системе Маркаба, «когда я была еще грудным младенцем», и подвергшиеся первой пластической операции чуть ранее указанной битвы, наглые отутюженные молокососы, резвящиеся на папины денежки, столетние женские мумии – истинные церберы у ворот «нашего круга», назойливо-ласковые комнатные собачонки, шумные дети на выпасе у тихих, как мыши, вечно испуганных гувернанток…

Молокососы оккупировали бары и сосали, знамо дело, не молоко. Большинство предпочитало коктейли по колониальным рецептам, причем по два сразу, с двумя трубочками во рту – контраст ощущений. Блюдя репутацию «Нахального», Арсений не ходил в «виварий», предназначенный для получения более изощренных удовольствий, чем заслужил сдержанное благоволение столетних мумий. Молодые щеголи, выбравшиеся из ранга молокососов, и молодящиеся престарелые составляли отдельное подмножество «круга». Чересчур жирных или излишне костлявых среди них было немного. В этом обществе люди следили за собой почти так же зорко, как за другими.

Ферапонта бы сюда, исступленно думал Арсений, обаятельно улыбаясь и механически неся какую-то околесицу. Хотя нет, его-то незачем, ему о «Титаниках» известно все… Тогда Прохазку! Что сказал бы кругленький уполномоченный, увидев это сборище? Продолжил бы с прежним воодушевлением тему общественной пользы? Нет, надо думать, всплеснул бы коротенькими лапками и забормотал в том смысле, что идеал недостижим, а пена всплывает всегда и повсюду, но ведь она всего-навсего пена… Угу. Так точно. Перегибы на местах.

А еще, наверное, уполномоченный сказал бы, что система сословного деления сильна не высшим сословием как таковым, а рекрутируемыми в него. Вернее, теми, кто, суча ногами, лезет из кожи вон, пытаясь попасть в число рекрутов…

«Мною, например, – подумал Арсений. – Я – опора общества? Это ново».

Уже на вторые сутки он стал считать не дни, а часы пути до Нового Тибета. Планета еще не выглядела диском, но по крайней мере уже различалась в иллюминатор простым глазом – искорка, разгорающаяся с каждым часом.

И что дальше?

Перезнакомился со многими, и пока еще не стошнило. Что странно. Допустим, цель оправдывает средства. Но по-прежнему нет никакого намека на план действий, а это уже никуда не годится. Попасть на верхние палубы «Атланта» и не придумать, как использовать открывшиеся возможности, – каяться потом всю жизнь. Скрежетать зубами, рвать на себе волосы, выть по ночам в подушку!

Именно в подушку. Или с намордником-глушителем. Чтобы тихо. Чтобы никому, никому на свете не показать, какое ты ничтожество!

Какое, какое… Самолюбивое! Намеренное любым способом подтвердить дворянство, а там будь что будет. И обязательно остаться в живых – иначе зачем вся эта суета?

– Выпьете? – раздалось сзади.

Лощеный денди протягивал ему коньячный бокал.

– Простите, – отрицательно качнув головой, Арсений принужденно улыбнулся, – с меня уже хватит.

– Саймон Дженкинс, – назвался денди. – Вряд ли вы меня запомнили. Я тот самый шалопай из шалопаев. Не удивляйтесь, я не телепат, у меня всего лишь хороший слух. Вы не будете против, если я на несколько минут извлеку вас из этого бедлама? Есть тема для беседы.

– Да, но… – Арсений беспомощно огляделся.

– Немедленно, прошу вас. Дело не терпит.

– Дело чести?

Дженкинс улыбнулся:

– Только вашей, Арсений, только вашей…

– Хорошо, я иду.

– Встретимся на смотровом ярусе через пять минут. Полагаю, сейчас там никого нет. Выйдем порознь – не надо, чтобы нас видели вместе…