Железная Империя (СИ) - Фрес Константин

— Шторм Силы, — отчасти восхищенно произнес Фрес, но его голос был не слышан за все возрастающим гулом. Странная веселость Инквизитора никак не вязалась с развертывающейся неконтролируемой стихией, захватывающей все больше пространства, ломающей и крушащей все вокруг и грозившей разнести половину планеты.

Малакор решил одним броском, вложив в него практически всю свою силу, перенести себя, Аларию и Пробуса в имперский дворец. То, что призванная им стихия может уничтожить практически все, его волновало мало. Жгучая капля мстительности протекла в его душу и прожгла болезненную рану в его мертвом сердце, Малакор вспомнил, как это — желать отомстить, и это его желание было сильнее порожденной им бури и такое же неуправляемое.

И в надвигающемся мраке и грохоте Инквизитор, едва держась на ногах, оглушительно и злобно хохотал, торжествуя какую-то свою победу.

Хладнокровие и мудрость, мастер Люк.

Наверное, раньше Люк Скайуокер яростно потребовал бы от Инквизитора объяснить причину его неуместно веселости, но не сегодня.

Шторм Силы, на который решился Малакор, искажал и ломал пространство, вытачивая уродливые аномалии, куда затягивало трупы погибших в бою и живых штурмовиков. Кто знает, в какой ад и на каком конце вселенной их вышвырнет? Ситхи, противостоя этому губительному воздействию, искажению пространства и времени, защищая себя от падения в бездну, удерживали Шторм в одной, сравнительно небольшой точке, но когда Малакор исчезнет из той точки, стихию не удержит никто.

Люку ничто не помешало ступить прямо в кипящий, все усиливающийся смерч, отодвигая аномалии внутрь темного столба вращающегося с ревом воздуха.

Где-то с другой стороны то же сделал Инквизитор — его сумасшедший, издевательский смех теперь все время звучал у Люка в голове, но даже он не в состоянии был вывести молодого человека из равновесия и лишить покоя.

Рука джедая, подрагивая под терзающими ее тугими струями воздуха, подрагивала, но он все же сумел ее удержать так, что Сила, стекающая с его затянутых в перчатку пальцев, устремилась к Малакору и обвила горло чародея таким простым и таким жестким захватом.

Люк не ощутил ничего — ни злорадства, ни радости, ничего абсолютно, — когда почувствовал, что под его пальцами Строг вздрогнул и попытался вдохнуть полной грудью, но не смог.

Люк просто прекращал все это.

Своей Силой он залечивал рвущиеся аномалии, одновременно с этим гася причину их появления, лишая жизни… да, лишая.

Ураган все набирал силу; теперь в его все сметающем потоке ввысь устремлялось грязное облако, а реве потонули все звуки.

Раскаленные фиолетовые глаза за черной грязной пеленой с ненавистью всматривались в синие спокойные глаза джедая, вены на побагровевшем лбу Строга вздулись и Малакор сопротивлялся, как мог, удушающей хватке Скайуокера, которая только нарастала, стискивая горло ситха до хруста, до кровавого кашля, до темной крови, наливающей слизистые оболочки в задыхающемся рту.

От зверского ухвата Инквизитора Строг вздрогнул, как от жгучего удара хлыстом по обнаженной спине, и рухнул на колено, хрипя и пуская кровавые пузыри разевающимся в безмолвном крике ртом. Инквизитор схватил Строга Силой зло и с наслаждением, скрюченные пальцы Фреса подрагивали в воздухе, словно они ими пересчитывал, перемалывал кости в теле противника, и его ситхские глаза горели над головой содрогающегося от боли Малакора садистским наслаждением.

Аномалии затягивались; у Строга не доставало сил, чтобы расширить и укрепить свой Шторм и успешно противостоять сразу двоим мощным противникам.

Алария давно уже была втянута во вращающуюся воронку, и ветер унес ее куда-то выше места этого страшного безмолвного поединка.

У ног Малакора зашевелился Пробус, и тот перевел взгляд своих истекающих от удушья слезами глаз, призывая на помощь. Время стремительно утекало; Малакор почти завершил свою подготовку к перебросу, но и его жизнь почти была погашена сразу двумя безжалостными, бесстрастным и яростным убийцами.

Пробус, пошатываясь, приподнялся. Его качало, словно в его молодом силе, в руках совсем не было сил для того, чтобы сопротивляться Шторму.

"Быстрее!"

Казалось, даже в сознании ситха голос Малакора Строга хрипит и срывается.

По губам Пробуса проскользнула усмешка, тонкая и лютая, и он вдруг с неожиданной прытью для такого, казалось бы, измотанного создания рванул прочь из круга вращающегося ревущего воздуха с силой зверя, выждавшего добычу в засаде.

Его руки цепко ухватили сопротивляющегося стихии чисса за плечи и рывком отправили его в кипящий круговорот, а сам Пробус силой этого толчка был вышвырнут за пределы воронки и покатился по истерзанной земле.

Аномалии зарастали; Шторм Силы, подавленный, усмиренный и направленный Люком и Инквизитором, утихал, унося заключенных в нем людей…

* * *

Если бы не боль, можно было бы подумать, что он уже мертв.

Малакор, ослепленный, оглушенный, не чувствовал даже собственного дыхания и холодных ступеней императорского дворца под своими ладонями. Ему казалось, что все его тело изломано и искорежено, перемолото и выкинуто куда-то в темноту, в небытие.

Если бы не боль, он был бы уже мертв.

Он смог; он сделал то, что еще никому не удавалось — перенес себя и четверых человек Штормом Силы.

В тот миг, когда Сила обняла их плотными ладонями и утянула в раскрывшийся портал, он ощутил, как ослабевает зверская хватка Скайуокера — наследственное это у них, что ли, ха-кха-кха, — и осторожно отпускают силовые путы Инквизитора, до того раскаленными тросами стягивающие, корежащие изломанное тело.

Этот мерзавец давил и мучил намеренно, вымещал свою злобу, утолял жажду мести, до дрожи в пальцах желал самоутвердиться и возвыситься. Настырный и тщеславный, во время переброса он бесцеремонно влез в разум Малакора, пользуясь тем, что враг ослаблен и не способен сопротивляться, и торопливо и жадно похищал те секреты, которые Малакор изучал десятилетиями. Все попытки сопротивления он подавлял жестоко и ужасно, отчего в мозгу вспыхивали черные вспышки нечеловеческой боли.

А Скайуокер в это время все так же молча и бесстрастно держал Строга за горло…

Банда мародеров, словно головорезы в третьесортной прокуренной и провонявшей дешевым пойлом кантине, ха-кха-ха…

Но отвратительнее всего было то, что Пробус…

Нет, не предательство. Это не было предательством, Строг просто не разглядел под одержимостью Пробуса его неумолимую целеустремленность. Пробус лгал. С самого начала он лгал, он готов был сказать все, что угодно, поклясться чем угодно, лишь бы получить желаемое.

Он дал бы себе руку отрубить, если бы это помогло ему добиться своей цели.

Одержимый идеей мести, он заставил его, Малакора Строга, делать то, что нужно ему, Пробусу.

Вынудил.

Заставил.

Вымучил.

Алария достигла своей цели — императорского дворца, и, возможно, совершит месть, такую сладкую, такую желанную — до экстатической дрожи, — и Пробус, ощущая ярость и жгучую, невыносимую боль Вейдера, уязвленного в самое сердце, упьется ею до наркотической невменяемости, до оргазма.

А Малакор…

Ха-кха-кха…

Он, ослепленный, оглушенный, выпитый досуха, с вывернутым наизнанку, обшаренным до самых темных уголков сознанием, выпотрошенный этими погаными грязными мародерами, валяется у подножия имперского дворца, словно отработавший свое, сломанный механизм.

Негодная, послужившая, сделавшая свое дело вещь, отброшенная прочь Пробусом. Как унизительно — ощущать себя вещью этого куска плазмы, в который подсадил душу и разум собственными руками…

Кто-то когда-то говорил, что Дарт Акс неуправляем и использует всех, кого сможет коснуться, и что крайне самонадеянно было вызывать его из небытия, и еще более самонадеянно рассчитывать, что Пробус-Акс покорится и будет союзником. Кто это был? Или это всего лишь издевательские мысли Инквизитора, перетекшие в истерзанный пытками разум Строга?