The Gathering Storm - Роберт Джордан

– Согласен.

Мэт протянул руку для пожатия, но мэр отвернулся, сжав кости в руке:

– Нет, – ответил он. – Тебе не удастся подменить кости, чужестранец. Давай просто выйдем наружу и подождем. И держись от меня подальше.

Так и сделали – они вышли из провонявшей грязью и прокисшим элем таверны на свежий воздух. Солдаты Мэта прихватили сундук. Барлден потребовал, чтобы сундук оставался все время открытым, чтобы его тоже не могли подменить. Один из его громил порылся внутри, надкусив ряд монет, чтобы убедиться, что все они целые и не фальшивые. Мэт ждал, прислонившись к косяку. Приехал фургон, и слуги из таверны втащили на него несколько бочек с элем.

Солнце за проклятыми облаками уже едва светилось над горизонтом. Во время ожидания Мэт заметил, что мэр становится все нетерпеливее. Кровь и проклятый пепел, парень и вправду был сторонником своих правил! Ладно, Мэт ему еще покажет, и всем остальным. Он им покажет…

А что он им покажет? Что его нельзя победить? И что это докажет? Пока Мэт ждал, гора провизии на телеге росла все выше и выше, и он стал испытывать угрызения совести.

«Я не делаю ничего плохого», – уговаривал он себя. – «Мне нужно кормить людей, не так ли? Они играли честно, и я играю честно. Ни утяжеленных костей, ни шулерства».

Одно везение. Но это везение – его собственное, как и везение любого другого человека. Кто-то рождается с талантом к музыке и становится бардом или менестрелем. Кто завидует тому, что они зарабатывают на хлеб тем, что им дал Создатель? У Мэта было везение, и он им пользовался. Ничего дурного в этом нет.

И все же, когда люди стали возвращаться в таверну, Мэт стал замечать, что имел в виду Талманес. Чувствовалось, что эти люди на грани отчаяния. Может они заворожены игрой? Может они слишком безрассудны в ставках? Что-то было в их взглядах, что Мэт вначале ошибочно принял за усталость. Они пили, чтобы отпраздновать окончание трудного дня, или заливали выпивкой собственные страхи?

– Возможно, ты был прав, – сказал Мэт Талманесу, наблюдавшему за солнцем с таким же нетерпением, что мэр. Его прощальный свет осветил острые крыши домов, окрасив коричневую черепицу в темно-оранжевые тона. Закат, скрытый за облаками, был похож на пожар.

– Значит мы можем идти? – спросил Талманес.

– Нет, мы остаемся, – ответил Мэт.

При этих словах кости в его голове замерли. Это произошло столь внезапно, а наставшая тишина была так неожиданна, что он замер. Он начал думать, что принял неверное решение.

– Чтоб мне сгореть, мы остаемся, – повторил он. – Я никогда не отказывался от доброй ставки и сейчас тоже не собираюсь.

Вернулась группа всадников, они привезли на спинах лошадей мешки с зерном. Удивительно, как могут подзадорить людей всего несколько монет. Прибыли еще всадники, с ними по дороге примчался мальчуган.

– Мэр, – сказал он, дергая Барлдена за фиолетовый жилет. Спереди на этом жилете были крестообразно зашитые прорехи. – Матушка говорит, что чужестранки не закончили мыться. Она пытается их поторопить, но…

Мэр занервничал. Он гневно взглянул на Мэта.

Мэт фыркнул.

– Не думаю, что могу как-то повлиять на этих дам, – ответил он. – Как только я прошу их поторопиться, они становятся упрямее мулов, и в результате тратится вдвое больше времени. Настал треклятый черед кому-нибудь другому с ними спорить.

Талманес не отрывал глаз от удлиняющихся теней вдоль дороги.

– Чтоб я сгорел, – пробормотал он. – Но если эти призраки начнут появляться вновь, Мэт…

– Тут что-то еще, – ответил Мэт, глядя, как вновь прибывшие перекладывают зерно в фургон. – Что-то иное.

Фургон уже был забит провизией до верха. Большая гора покупок для поселения такого размера. Именно это и было нужно Отряду, чтобы продержаться какое-то время при переходе до другого городка. Вся эта еда, конечно, не стоила целого сундука золота, но была почти равноценна его сегодняшнему проигрышу, особенно с учетом фургона и лошадей. Они были приличными тягловыми животными, выносливыми, за которыми, судя по их шкурам и копытам, заботливо ухаживали.

Мэт открыл было рот, чтобы сказать «достаточно», но замешкался, заметив, что мэр о чем-то шушукается с группой людей. Их было шестеро, с темными нечесаными волосами и в бурых поношенных жилетах. Один указал рукой в сторону Мэта, в другой он держал что-то похожее на листок бумаги. Барлден покачал головой, но человек с бумагой стал жестикулировать сильнее.

– Началось, – тихо сказал Мэт. – Что на этот раз?

– Мэт, солнце уже… – сказал Талманес.

Мэр резко отмахнулся, и оборвыш удалился прочь. Жители, принесшие провизию, толпились на темнеющей улице, стараясь держаться ближе к середине. Большая часть наблюдала за горизонтом.

– Мэр, – позвал Мэт. – Достаточно. Давай, бросай!

Барлден, поглядев на него, занервничал, затем посмотрел на кости в руке, словно про них позабыл. Люди вокруг оживленно закивали, тогда он поднял руку, тряся в кулаке кости. Мэр взглянул через улицу в глаза Мэта и бросил кости на разделяющую их землю. Показалось, что они упали слишком громко, покатившись, словно крохотный гром или ломающиеся одна за другой кости.

Мэт затаил дыхание. Давно ему не приходилось беспокоиться об исходе броска костей. Он нагнулся, глядя, как белые костяшки катятся по грязи. Как его везение может влиять на чужой бросок?

Кости замерли. Пара четверок. Великолепная выигрышная комбинация. Мэт испустил длинный, долго сдерживаемый вздох, и почувствовал, как со лба стекает пот.

– Мэт… – тихо сказал Талманес, заставив его поднять глаза. Стоящие на дороге жители не выглядели довольными. Несколько из них завопили от радости, но их приятели объяснили им, что выигрыш мэра означает, что приз забирает Мэт. Толпа становилась все напряженнее. Мэт встретился взглядом с Барлденом.

– Уходи, – недовольно заявил здоровяк, махнув рукой на Мэта, и отвернулся. – Забирай свои отбросы и убирайся. И никогда не возвращайся.

– Что ж, – расслабившись, сказал Мэт. – Тогда благодарю покорно за игру. Мы…

– УХОДИ! – крикнул мэр. Он поглядел на последние серебристые отблески заката на горизонте, затем выругался и начал загонять своих людей обратно в «Пьяного Мерина». Некоторые задержались, ошарашено или враждебно глядя на Мэта, но призывы мэра загнали их под крышу невысокого строения. Он захлопнул дверь, оставив Мэта, Талманеса и пару солдат одиноко стоять на улице.

Внезапно повисла напряженная тишина. На улице не осталось ни одного жителя. Но разве изнутри таверны не должно доноситься хоть чуточку шума? Стук кружек, ворчание проигравших?