Несущая свет. Том 2 - Донна Гиллеспи

— И каков же был финал? — раздраженно спросил Домициан.

Доносчики сказали, что царевич умертвил своего брата, но царем так и не стал — возмущенная толпа разорвала его в клочья.

Плотина, сдерживавшая гнев Домициана против жителей Рима, на которых он уже очень давно был зол, дала первую серьезную трещину. Его постоянно преследовали слова Аурианы, что он не годится в Императоры. И если раньше Домициан считал их вздором, выдумкой завистливой, взбалмошной женщины, на которую не стоило обращать внимания, то теперь эти слова все чаще казались ему пророчеством, исполненным глубокого смысла. Они проникали все глубже в его сердце.

Когда актеры расположились на том же месте вскоре после доноса, внезапно появившаяся стража преторианцев арестовала всю труппу и разогнала зрителей, многие из которых были насмерть затоптаны конями на узких улочках. Исполнитель роли царевича был распят на сцене. Автор пьесы попытался скрыться, но его выследили и убили через пару дней в одной из общественных бань.

Население впало в уныние. Люди говорили, что такую пьесу впервые поставили еще при Нероне, и сходство с современностью было совершенно случайным. Рвение доносчиков, из-за которого погибла труппа, многие считали чрезмерным. Бродячие артисты покинули город. Площади перед храмами, на которых обычно давали представления, опустели. На улицах не стало слышно смеха, люди общались в основном шепотом. Дубильщик подозрительно косился на сукновала, опасаясь, что последний работает осведомителем. И наоборот.

Не только драматурги, но и все, кто когда-либо случайно сочинил эпическую поэму или оду, постарались побыстрее спалить их, чтобы слуги не обнаружили в них пасквиля на Императора и не донесли ему. Многие литераторы и философы боялись взяться за перо, которое одним своим видом стало внушать страх.

Спустя некоторое время Домициан узнал о том, что творилось с людьми и был огорчен, но в душе отказывался принять на себя ответственность за случившееся и винил во всем самих обывателей.

В последние дни перед триумфальной процессией придворные часто слышали, как Домициан часто бормотал. «В этот день я предоставлю этой швали последнюю возможность обрести к себе уважение». Марк Юлиан молил богов, чтобы народ прозрел и воздал Императору по заслугам, избавив себя от страданий.

На рассвете перед вступлением процессии Домициана в Рим город выглядел чисто вымытым и нарядным. Улицы были подметены, храмы украшены гирляндами, а их двери гостеприимно распахнуты. Повсюду аппетитно пахло дымом благодарственных жертвоприношений, которые сгорали на кострах перед храмами. На каждой улице продавались венки из роз. Статуи богинь, богов и просто люди, запрудившие форум, тоже имели на себе венки, но лавровые. Все работы в этот день были прекращены, и рабы получили возможность отдохнуть.

Перед рассветом стражники городских когорт выстроились шеренгами вдоль маршрута, по которому должна была следовать процессия, начинавшаяся у Триумфальных ворот. Затем ее путь лежал по улице Лата, вокруг Цирка Фламиниана, затем по Палатину, мимо Колизея и Дома Весталок. Заканчивалась она у ступеней храма Юпитера, где Домициан должен был выступить в роли главного жреца на грандиозном жертвоприношении. Там уже ждали своей участи сто двадцать белых быков.

Все от последнего тряпичника до патриция встали в этот день еще задолго до рассвета, стараясь заполучить место в первых рядах зрителей, которыми были усеяны крыши близлежащих зданий и ступени храмов. Они выглядывали из окон верхних этажей. Несколько человек даже упали оттуда и разбились насмерть. Трудно описать словами, что творилось на временных трибунах, воздвигнутых в Форуме. Владельцы комнат, окна и балконы которых выходили на улицы, по которым должна была следовать процессия, за плату пускали своих сограждан поглазеть на редкое зрелище.

Когда октябрьское солнце позолотило своими лучами крыши из красной черепицы, над толпой показалось море разноцветных зонтиков. Разносчики установили свои лотки и мелодичными криками принялись зазывать покупателей, наперебой расхваливая свой товар: сладкие дыни, инжир, холодную подкисленную фруктовым уксусом воду, колбаски, пирожки с мясом, вареные яйца, перебродивший лимонный сок и дешевые вина, подслащенные свинцовым порошком. Продавались и иные товары — фигурки богов-покровителей города, которые обычно ставились на домашний жертвенный алтарь, и памятные статуэтки Императора верхом на коне. Везде, куда только можно было протиснуться, как из-под земли появлялись те, кого кормила улица: акробаты, жонглеры, укротители змей и этруски-предсказатели судьбы. Проститутки удовлетворяли желания клиентов прямо в подворотнях, вешая для приличия на проходе одеяла. Большая часть горожан в честь праздника оделась в белые туники и тоги, поэтому ястребам, кружившим над городом в поисках добычи, казалось, что выпал снег.

Подобного зрелища никто не видел со времен правления Веспасиана, когда в город с триумфом вошел Тит. Это случилось после падения Иерусалима. К радостному возбуждению тогда промешалось чувство тревоги, ибо впервые война, которая до сих пор шла на большом расстоянии от Рима и казалась чем-то нереальным, показала себя в своем истинном, зверином облике.

В течение всех восьми столетий, прошедших со времен основания Рима, право войти в город с триумфом было высшей честью, которую Сенат, оказывал полководцам, одержавшим победы в крупных сражениях. Значение этого праздника едва ли уменьшалось в эти дни, несмотря на то, что принимать участие в состязании за право именоваться триумфатором могли теперь лишь члены семьи Императора и сам Император. Происхождение триумфа восходило к глубокой древности и имело мистические корни. Некоторые утверждали, что в эти не совсем благоприятные для империи дни такой парад являлся последней ритуальной поездкой бога Марса в облике смертного к месту кровавого жертвоприношения в колеснице, запряженной четырьмя белыми лошадьми. Даже сейчас, по давнему обычаю, лицо триумфатора было вымазано красной краской. Традицию эту ученые мужи объясняли лишь тем, что красное символизировало кровь, которую полководец готов был пролить за свою родину.

Первые процессии были обставлены довольно скромно и проводились с видом печальной необходимости, являясь священным ритуалом для умилостивления за преступления, совершаемые на войне. Однако со временем Рим покорил обширные территории. Целые царства рухнули, уступив натиску его легионов. И тогда эти шествия превратились в феерические театральные представления, в ходе которых гражданам Рима демонстрировались богатства, награбленные в захваченных странах. Рим никогда не забывал о том, что в прошлом он был маленьким городом-государством, которому со всех сторон угрожали могущественные соседи. Поэтому вид бесконечных колонн пленных, которых гнали перед триумфальной колесницей, служил примитивной, но впечатляющей гарантией того, что теперь их город может вечно жить в покое и мире, что римское могущество и владычество над миром никогда не кончатся. Это было время, когда даже самый скромный пекарь чувствовал себя восседающим на Олимпе и взирающим оттуда на покоренный и послушный мир.