Гений войны Суворов. «Наука побеждать» - Арсений Замостьянов

Зарубежные портреты, лишённые сходства, передают тамошние представления о Суворове. Отметим, что злые карикатуры на Суворова при жизни полководца публиковали не только французы, с которыми Россия воевала, но и союзники — англичане.

Суворов смотрит на нас и с полотен современных живописцев, в каждой воинской части есть портрет Суворова. А как иначе?

В публицистике 1980-х — начала 1990-х бросалась в глаза дискуссия о культуре тоталитаризма. В авторитетных изданиях публиковались полные историософских и эстетических рефлексий размышления о кинематографе сталинских лет. Было замечено, что и в сталинском СССР, и в гитлеровской Германии идеологическая конъюнктура потребовала кинематографической мифологизации «славных страниц истории Отечества». Аналогичные процессы мифотворчества, присущие и США, и Китаю, и Индии, оставались за пределами внимания ораторов… Герои отечественной истории, чьи имена упоминались в официальных выступлениях советских вождей, действительно воспеты кинематографом. Безусловно, возвращение Александра Невского, Минина и Пожарского, Суворова и Кутузова, Нахимова и Ушакова в лоно отечественной культуры было закономерным. Героями немецкого кинематографа 1930–1940-х стали «друзья» и «враги» национал-социализма из истории Германии: друзья — Фридрих Шиллер и князь Бисмарк, враги — еврей Зюсс, австрийский император Франц-Иосиф… Кинематограф в нацистской Германии верно служил своим заказчикам — правителям государства и местному капиталу. В 1940 г. государству нужно было оправдать идею ликвидации евреев — и режиссёр Файт Харлан осуществил постановку кинокартины «Еврей Зюсс» — спекуляции на низменных инстинктах этнического большинства Германии. Экранизация Харлана переворачивала с ног на голову содержание фейхтвангеровского романа. Чуть раньше требовалось объяснить немецкому народу пользительность союза с Россией — кинематографисты услужливо предъявили своему фюреру фильм о заключившем союз с Россией «железном канцлере». Но премьера ленты В. Либенайнера «Отставка» состоялась лишь в 1942 г., и авторам фильма пришлось изменить трактовку бисмарковского союза с Россией. Художественное произведение, потерявшее политическую «прогрессивность», считается отменённым — это первый закон искусства в грозные годы. Кинематограф исправно служил государственным интересам.

Во второй половине 1930-х, когда опасность новой мировой войны стала очевидной, наши идеологи сделали ставку на государственнический патриотизм, усиленный социалистической идеей. Апогеем этого процесса стал навсегда запавший в народную душу парад 7 ноября 1941 г., когда заснеженные полки с Красной площади уходили в бой, унося в сердцах слова Сталина: «Война, которую вы ведете, есть война освободительная, война справедливая. Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков — Александра Невского, Дмитрия Донского, Козьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова!»

Оживали герои страны, казалось бы, утраченной навсегда, ушедшей России. Когда старый мир разрушали «до основанья», одним из героев, населявших тот — разрушенный — мир, был Александр Васильевич Суворов. По канонам новой кампании — «за преодоление вульгарно-исторического подхода» — Суворов должен был стать героем мира нового, как и многие другие «прислужники империализма Романовых». Государству понадобились новые идеологические декорации — разумеется, искусство оставили на коротком поводке, но открылись пути для искреннего патриотизма, основанного на старинных традициях. Для таких художников, как С. Эйзенштейн, К. Симонов, Н. Тихонов, тот же Н. Аввакумов (список можно долго продолжать весьма достойными именами), путь оказался благодатным.

В истории сталинской пропаганды можно отличить две волны интереса к истории России, когда кинематографистам были заказаны величественные историко-биографические циклы.

В начале пятидесятых намечался второй цикл создания исторических эпопей, и показательно, что со смертью Сталина эти планы рухнули: историческое кино настолько утомило кинематографическую общественность, что при первой возможности функционеры и режиссёры избавились от сталинских планов исторической кинопропаганды.

В советском кинематографе 30–50-х Суворов существовал как один из героев исторических эпопей — актёры играли Суворова, как Ленина. Подвижный, в глазах лукавинка, пожилой человек небольшого роста — это и суворовская, и ленинская фактура. Так соединялись две легенды. Существенным было и влияние суворовской легенды на создание известнейшего кинообраза тех лет — Чапаева. Чапаев стал аналогом Суворова в советской мифологии; командир полка Щорс — аналогом Суворова и Чапаева в специфической украинской советской культуре. Наряду с фильмами о Чапаеве и Щорсе существовал и фильм о Суворове. Яркий образ Суворова (воплотил его артист Сергей Петров) присутствовал также во второй части роммовской дилогии об адмирале Ф.Ф. Ушакове — «Корабли штурмуют бастионы». История обоих фильмов есть история продолжения суворовского чуда в советскую эпоху. В кинематографе легенда об Александре Васильевиче Суворове нашла новый способ существования.

Эпоху «преодоления вульгарно-социологического подхода» к истории России и других республик СССР, имевших «славное прошлое», Всеволод Илларионович Пудовкин (1893–1953) обогатил несколькими историческими кинофильмами. «Минин и Пожарский» (1939 г.), «Адмирал Нахимов» (1947 г.), «Жуковский» (1950 г., в соавторстве с Д.И. Васильевым) — и в 1941 г. «Суворов» — вот вехи пути В.И. Пудовкина как автора исторических кинофильмов.

Пудовкин сумел убедить самого себя в необходимости работы над историческими киноэпопеями, месяцы сомнений и сопротивления принудительному государственному стилю прошли, и толстовский размах русской истории по-настоящему увлёк режиссёра. В сороковых годах Пудовкин выступает уже как теоретик исторического кино (статья «Советский исторический фильм», 1945 год), рассуждает о воспитательном значении такого кино и — по крайней мере публично — не высказывает ни малейшего неудовольствия общей подконтрольностью искусства. Сказалось, что Пудовкин (как и Эйзенштейн) интересовался историей Отечества и до кампании тридцатых.

Фильм «Суворов» с полным правом можно считать фронтовой картиной. Более того, этот фильм стал чудесной формой участия А.В. Суворова в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. Критики аж до 1980-х годов воспринимали этот фильм Пудовкина в русле борьбы старого и нового, революционного и охранительного искусства, классовости и чуждого советскому человеку национального патриотизма. Вышедшая в 1972 г. книга доктора искусствоведения А.В. Караганова «Всеволод Пудовкин» передаёт это ощущение идеологической «биполярности». Одна из глав этой интересной работы — «Мобилизация прошлого» — имеет непосредственное отношение к Суворову, и нам не обойтись без извлечений из книги Караганова.