Ястреб халифа - Ксения Медведевич

— … сколько же у вас пуговиц на этой фараджийе, — мурлыкала она, трудолюбиво расстегивая их уже над самым поясом.

А пальцы оскальзывались и не справлялись с мелкими петлями, потому что он запустил левую руку в ее волосы на затылке и перебирал там длинными пальцами, надавливая то за ухом, то у основания шеи, заставляя откидывать голову и постанывать…

— Поцелуй меня, пожалуйста…

— Тогда я не уйду раньше полудня, — наклонившись к ее лицу и ласково лизнув в мочку уха, отозвался Тарег. — А должен уйти утром…

— Ну совсем чуть-чуть, несильно поцелуй…

— Когда вернусь из Хорасана, вот тогда… тогда…

Длинная складчатая лента пояса наконец размоталась и улетела в сторону, и Айша принялась нетерпеливо сдирать ему с плеч белый шелк парадного платья. А нерегиль не выдержал, схватил ее за щеки — и жадно прижался губами к ее рту. От ослепительного огня под веками Айша застонала сквозь зажатые его ртом губы, захлопала руками, как крыльями, — и бессильно повалилась на спину, утягивая его вместе с собой.

-6-

Ветер гнева

Харат,

лето того же года

С вершины Факельной башни открывался прекрасный вид на неприступные укрепления цитадели: на юг смотрела пузатая, как стенка чайника, высоченная стена верхних дворов. В прямоугольных проемах между громадными зубцами кишели воины, остроконечные шлемы и синяя шелковая одежда гвардейцев ярко горели на солнце. В идущем широкой дугой первом дворе стояла пыль — туда прибывали воины ополчения. Заслышав о нападении джунгар, люди шли на помощь — из Ширвана, из Самлагана, даже далекий Мейнх прислал войско.

К югу, куда хватало глаз, тянулась широкая зеленая лента долины. Плавный, желто-бурый Герируд обтекал пологие холмы. За ними высилась стена Паропанисад. На востоке горная гряда взмывала к небу громадами коричнево-серых скал. На острых пиках и в широких седловинах, среди немыслимо далеких перистых облаков, лежал снег. Холодные вершины отрешенно плыли в выцветшем небе — Крыша мира, Паропанисады, равнодушно наблюдали за мельтешением смертных жизней у своего подножия.

У западных и южных ворот города слышались отчаянные жалобные крики, плач и рев животных: беженцы из оазисов Герируда умоляли пустить их под защиту стен города. Из частых бойниц внешней стены в них летели камни и проклятия. У первых воротных башен, защищающих вход на перекинутый через ров мост, строй воинов размахивал булавами и тыкал в верещащих, давящихся людей длинными копьями: в городе и так уже не хватало воды. Колодцы подсохли к середине удушливо знойного лета. Женщины, замотав головы покрывалами, часами дожидались очереди наполнить кувшин под немигающим жарким солнцем.

Ирар ибн Адхам, новый градоначальник Харата — город присягнул эмиру Мубараку аль-Валиду всего-то пару месяцев назад, — прищурился и приложил руку ко лбу: теперь он прекрасно видел наступающую джунгарскую конницу.

В двух фарсахах ниже по течению реки к воде спускались ряды белых домишек под красной черепицей. Вилаяты долины Герируда славились своим богатством и обилием воды, фруктов, прекрасными урожаями пшеницы. То селение, на которое сейчас смотрел Ирар ибн Адхам, не было исключением.

Над желтой лентой ведущей к Харату дороги высоко стояла пыль: вдоль стены тополей шли и бежали люди. Жители Джама — так назывался вилаят — спешно покидали дома: в городке уже начались пожары. Сжимая кулаки, Ирар ибн Адхам наблюдал, как над красными крышами и зелеными свечками тополей поднимаются все новые и новые столбы дыма.

Передовой тумен джунгар вышел из города и походной колонной рысил вдоль забитой беженцами дороги — не обращая на мечущихся людей никакого внимания. Пока не обращая — ибн Адхам знал, что к ночи всех, кто не успел укрыться за городскими стенами, переловят. И на рассвете погонят к стенам его города — засыпать рвы. Так случилось в Газне. Так случилось в Нисе. Так случится здесь. А когда ров заполнится трупами феллахов, к стенам погонят пленных кипчаков и меркитов и подвезут баллисты и катапульты с ханьскими расчетами. С восходом солнца начнется штурм.

Мчащих к городу степняков заметили давящиеся у ворот люди — и их жалобный вопль поднялся к небу. Они поняли, что к утру станут шахидами.

Газна пала на второй день осады. Он обошелся с городом милостиво — перебили лишь всех воинов гарнизона, числом полторы тысячи. Горожанам сохранили жизнь и имущество — то имущество, что не пошло в уплату дани. Он, издеваясь и куражась, сказал дрожащим членам городского совета, что на два миллиона дирхам, обещанных Мубараком аль-Валидом халифу, успели нарасти большие проценты. Горожанам пришлось отдать все золото и драгоценности. А членам городского совета — еще и достигших брачного возраста дочерей. Онгур-хан и Чжочи-хан, сыновья Арагана, раздали их своим воинам, оставив, как водится, самых красивых девушек себе.

Гордой, выдержавшей не один приступ и степняцкий налет Нисе повезло меньше. Отряд гвардейской конницы совершил вылазку и заманил джунгарский тумен в засаду в Хумхарском ущелье. Разъяренная поражением тварь лютовала два дня, изничтожая виновных: рассказывали, что казнили каждого десятого из тех, кто выжил в схватке. Жители Нисы в ужасе наблюдали за тем, как над распаханными полями кружатся стервятники. Говорили еще, что какая-то джунгарская тысяча завернула в вилаят в виду стен крепости и принялась по своему обыкновению разорять его. Так он пришел в дикую ярость и чуть не сожрал ослушников живьем: тумен совсем юного Архая, сына Арагана, добавил еще тысячу трупов к тем, что уже лежали в спелой пшенице у стен Нисы. Феллахов из вилаята на следующий день погнали ко рву крепости, и ни одна несчастная душа там не выжила, зато джунгары усвоили урок: убивать и грабить можно только по приказу. А без приказа — нельзя.

Ниса продержалась семь дней. Жители города сражались наравне с тюрками гарнизона — дрались за каждый квартал, за каждую улицу, за каждый дом. Когда цитадель пала, укрывшиеся в четырех масджид города люди стали умолять о милости. А он, рассказывали чудом выжившие в резне люди, отдал приказ: не мучить, не калечить, не щадить. Джунгары выполнили его на совесть — к утру город был безупречно мертв.

Теперь наступала очередь Харата.

Степняки, плотным строем по пятеро, уже шли между зелеными, поросшими вековыми карагачами холмами предместий. Сотрясающая землю дробь копыт, свист и гиканье доносились до стоявших на башне военачальников.

Разбегающиеся с дороги люди, бросая поклажу и детей, пытались вкарабкаться вверх по склонам и укрыться среди кладбищенских надгробий и разгораживающих бахчи оград. Люди колотили кулаками в наглухо запертые двери усадеб, лезли через их беленые глинобитные заборы. Джунгары хлестали плетьми тех, кто попадался им на дороге, — вопль ашшаритов поднимался к небу.