Странница - Тамара Воронина

она щипаться не умеет, уж с крыльями.

Я тебе обещал за ужа по заднице надавать?

именно по заднице не обещал. обещал, что получу.

Вот по заднице и получишь. А ну брысь из разговора. А то голова долго болеть будет. Я не только разговаривать на расстоянии умею, но и пинка давать. По мозгам. Хочешь? Не хочет. Умный парень у тебя, Аиллена. Ну, рассказывай, что интересного?

Сам узнавай. У нас разные понятия об интересном. Или ты на расстоянии не можешь?

Я не могу? Обижаешь. Так… ага… на войну посмотрела… это фигня, ничего не изменилось… на эльфов посмотрела, а любить их не перестала… это уже хорошо, потому что любить людей ты тоже не перестала даже после Трехмирья…

Я не могу всех любить.

Значит, не такая уж и дура, как мне казалось. Хорошо. Равновесие ты чувствуешь. Поняла, что ни люди, ни эльфы не правы.

Ой как трудно…

Трудно, оказывается. Отчего-то другие не понимают, даром что Странницы и считают, что обязаны равновесие поддерживать. Что там у нас… ах вон что… Значит, получилось.

Получилось — что?

Проникнуть в сознание какого-то эльфа. Испугалась?

Очень.

Привыкай.

Не хочу.

Привыкай. Это только начало. Могла бы уж и догадаться, что раз можешь с полукровкой разговаривать и полукровку чувствовать… Ага. Вот еще интересно. Ну, с этим потом разберешься, это не суть важно. А ты все-таки ничего баба. Обычно хуже бывают. Ну ладно. Ты давай тренируйся. Зови меня без амулета. Не бойся, рано или поздно получится. У тебя — получится. Привет полукровке. Гуляйте дальше.

Он исчез, как и не было. Шут смотрел под ноги и кривил губы, наверное, все-таки заболела голова. Милит безмятежно озирал окрестности, а Гарвин беспокойно оглядывался, не особенно понимая, что именно его тревожит. Он слышал отзвуки разговора, сообразила Лена. Если он учил Балинта проникать в сознание других, то ведь и сам умеет. Может, потренироваться с Гарвином? Может, он ее услышит?

Огненный смерч — вот то, что надо. От огненного смерча им никогда не убежать — медлительны, неповоротливы. С детьми воевать они шустрые, а вот с магами — не очень. Поэтому надо дать уйти детям и всем, кто может уйти, всем, кто остался еще в многострадальном городе. Эх, Вика, даже попрощаться с тобой не получилось. Ничего, ты поймешь, а даже если и не поймешь, лишь бы жива осталась…

Простите, друзья, мне нужна ваша сила. Все равно мы уже умерли, нам терять нечего, так что я забираю у вас ваши жизни, пусть лучше я погашу ваши искры, чем люди вспорют вам животы на потеху толпе. Только потому, что я самый сильный из вас. Я не для себя беру, для ваших близких. Был бы кто другой сильнее меня, я отдал бы свою искру. Но забираю ваши. Зато этот огненный смерч они будут помнить, пока еще существуют. Это ненадолго, конечно, потому что Трехмирье проклято, и эту суку, которая довела мой мир до такой крови, я еще найду и поквитаюсь. Любой ценой. Прощайте.

Дай мне силу огня, солнце…

Лена прикоснулась к руке Гарвина и тихонько спросила:

— Если просить силу солнца, огненный смерч получается сильнее?

Он кивнул.

— Намного сильнее. Насколько хватает глаз — стена огня.

— А мага выжигает?

— Мага выжи… Погоди, откуда ты знаешь? Откуда ты знаешь о силе солнца? Аиллена, ты… Ты…

— Они все погибли, да? Потому что ты забрал их жизненную силу?

— Они все погибли, потому что люди окружили нас, и если бы они прорвались, погибли бы еще тысячи.

— Разве я осуждаю?

— Конечно. Инстинктивно, но осуждаешь.

— А сознательно — нет.

— Никто бы из нас не выжил, Аиллена. И я не должен был.

Почему я еще жив? Они уже прошли — ни у кого нет ни оружия, ни ценностей… Не могут не обобрать мертвеца, стервятники. Почему не добили? Почему не уволокли на эшафот? Приняли за мертвого? Странно. Их маги обучены отличать живого эльфа от мертвого.

Ох, и не знал, что боль может быть такой сильной… Что там такое? О, Вика, ведь это ты спасла меня… твой медальон. Вика, ты меня слышишь? Вика… Неужели… Не успела. Прости. Я не смог. Они заплатят. Они очень дорого заплатят. И пусть у меня нет больше магии, она БУДЕТ. Я возьму ее у людей.

Гарвин кивнул, не глядя на Лену.

— Арбалетный болт застрял в медальоне с портретом Вики. Крови было достаточно, чтобы счесть меня мертвым. Если маг выжег себя, он все равно что умер, Аиллена. Искры нет. Потому меня и бросили на поле. Рана была неглубокая, а больно было…

— Боль Вики?

— Нет. Она уже умерла к тому времени. Это была боль дочери.

— Зачем ты меня впустил?

— Я не могу впустить того, кто не способен войти, — усмехнулся Гарвин. — И не могу не впустить того, кто способен. Я ждал этого после того, как ты проникла в память Милита. Может, потому и заметил… У тебя удивительно легкое касание. Знаешь, я бы посоветовал тебе не делать этого больше, не потому что у меня какие-то особенные секреты. Просто если ты поймешь, как я возвращал магию и что при этом чувствовал… в общем, это тебе не понравится.

— Ты был так спокоен…

— Когда теряешь магию, сил на чувства не остается. Я знаю, что ты хочешь спросить. Я чувствовал Вику, как ты чувствуешь полукровку. И она меня тоже — иногда. Она была очень плохим магом. Почти никаким. Так, по мелочи. Вот скажи, разве способен человек любить столетиями?

— Не знаю. Что жить столетиями не способен, знаю. Но ведь Маркус…

— Маркус помнит свою Эвиану, это верно… Впрочем, может, и способен. Только вряд ли. Эльфы, если женятся, редко расстаются, разве если детей нет. Мы однолюбы.

Шут положил руку ей на плечо.

— Лена, отвлекись, мы подходим к деревне.

Лена и не заметила, как потерла кольцо, чтобы их разговора с Гарвином не слышали. С ума сойти можно. Поболтала с драконом, сходила в чужое сознание — и опять в сознание эльфа, считающего себя мертвым. Только не юмориста, как Милит. Мысль с эшафота о бабе, которой не хватает мужика, помнилась.

Солнце висело низко, поэтому крестьяне уже возвращались с полей. Лена спросила о постоялом дворе, и им показали на большой дом. Никаких комментариев, мрачные взгляды, усталые лица. Хозяин постоялого двора недовольно сказал, что имеется только одна свободная комната, так что если женщину устроит, он, конечно, не против, а если что, мужчины могут и в конюшне переночевать. На ужин остался только суп, есть хлеб и колбаса. И вообще, эльфам нельзя носить оружие, было бы разумнее хотя бы на виду его не держать, увидят стражники — мало не покажется. Милит немедленно отстегнул меч и передал его шуту, а куда девался кинжал, и вовсе было непонятно. Гарвин равнодушно отдал свой кинжал Маркусу. А если путники хотят помыться, то колодец на дворе, пусть сами воду таскают.