Славянская Европа V–VIII веков - Сергей Алексеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Остатки таких жертв найдены на словацком «аваро-славянском» кладбище VII–VIII в. в Прше. На самом деле это могильник славян, воспринявших обряд трупоположения — аварских всаднических погребений здесь нет, как нет и могил с оружием. В одном погребении вместе положены женщина и мужчина, связанные между собой кожаным поясом. В другом — в могилу погребенного сидя мужчины положили вместе с подношением в сосуде голову женщины. Однако это лишь два случая, в других могилах ничего похожего нет. Обычай погребать принесенных в заупокойную жертву женщин в одну могилу с мужем славяне едва восприняли — у авар. Те, по кочевническому ритуалу, погребали вместе со знатными людьми их жен и рабов. На аваро-славянском (без кавычек) кладбище VII–IX вв. Нове Замку имеется несколько двойных и тройных захоронений. В одном, самом большом погребении, лежали семеро покойников. Вместе с тем сам обычай принесения жены в жертву над прахом мужа, как видно из сообщения Бонифация, распространился широко и среди самых разных славян. Следы его обнаружены среди редких находок остатков трупосожжений в долине Хафеля.[1736]
К VIII в. относятся и некоторые другие новшества в славянской религии и мифологии. Не менее важным, чем «патриархальный переворот», явилось распространение среди славян «дуалистических» мифов о сотворении мира. Восприняты они были через болгар или хазар. Отголосок этих мифов мы находим у восточных славян уже в XI в. Русские волхвы рассказывали следующий миф о появлении человека: «Бог мылся в бане и, вспотев, отерся тряпьем, и скинул его с небес на землю. И поспорили сатана с Богом, кому из нее сотворить человека, и сотворил дьявол человека, а Бог душу в него вложил. Потому-то, если умрет человек, в землю идет тело, а душа к Богу».[1737] Волхвы как будто отождествляют с известным им от христиан «дьяволом», «антихристом», «сатаной» — властителя загробной «бездны» и дикой природы, Велеса. Это его капище некогда располагалось на месте Ярославля, откуда помянутые волхвы и вышли. Следует отметить, что известен и другой сходный восточнославянский языческий миф — люди рождаются оттого, что бог Род «мечет на землю груды» с «воздухов».[1738]
Данный миф о судьбе мертвых содержит явные отзвуки полемики волхвов с распространяющейся по периферии славянского мира, особенно у южных славян, практикой трупоположений. Кремация освобождала тело от власти сил подземного мира. Соответственно, наряду с представлениями о едином загробном мире во власти Велеса-Трояна появилась идея небесного пребывания или небесного суда. Погребение в землю праха предстает тогда как некая «компенсация» темному божеству. Здесь можно увидеть след знакомства с более развитыми религиями — или внутреннего развития самой славянской. В любом случае, подобные концепты не разошлись широко. Характерно, что носителями их выступают северные волхвы, хранители наиболее сложного в славянском языческом мире велетского наследия.
Создание мира и человека предстает в таких мифах как результат вражды-сотрудничества небесного (то есть «белого» Перуна или Рода) и подземного («черного» Велеса) божества. Последний в виде «черного гоголя» плавает по первозданному океану, куда к нему спускается небесный бог. По приказу «белого» «черный» достает со дна моря скрытую в его недрах землю. Как в других славянских мифах, жизнь на земле зарождается от высечения (здесь братьями-соперниками) огня-молнии. Часто повторяется легенда, согласно которой «дьявол» «изрыл» гармонично созданную небесным собратом землю.[1739] Ее языческая древность удостоверяется эпитетом подземного бога — čьrtъ, чёрт, «роющий», откуда местные названия типа «Черторыя», отмеченные и у западных, и у восточных славян.[1740]
Следует отметить, что «дуализм» уже у тюрок мало соответствовал своему первоисточнику — древнеиранским представлениям о борьбе доброго и злого богов. Боги-создатели у славян воплощали скорее хаос и порядок, опасность и благополучие, смерть и жизнь — но не добро и зло в прямом, обычном понимании. Другое дело, что на земном уровне противостояние богов повторялось в подвигах героев, борцов со змеями-разрушителями. Слово «чёрт» распространилось и у тех племен, которые поклонялись преимущественно Велесу. Лишь во времена христианства чёрт был отождествлен с дьяволом. Совсем не исключено, что волхвы XI в. на самом деле говорили «чёрт» там, где летописец или его информатор перелагали «дьявол», «сатана», «антихрист». Языческое понятие «чёрт», в отличие от ученых именований врага рода человеческого, в Средние века старались не употреблять.
Некоторое развитие претерпела низшая мифология славян. По мере становления славянской культуры, для которой вообще характерен интерес к окружающей природе, появлялись новые образы природных духов. Такие новые духи обладали более узкой, чем их предки, «специализацией», сферой деятельности. Так, у западных и восточных славян распространились поверья о леших, лесовиках — особых духах лесов.[1741]
От VIII в. сохранилось уже немало, по сравнению с предшествующим периодом, новых славянских капищ. Расположены они на Волыни (Бабка, Хотомель), Смоленщине (Кушлянщина), в полабских землях (Бранденбург — Бранибор), Польше (Гнезно, Добжешуво), Закарпатье (Рухотин).[1742] Часто (Хотомель, Бранибор, Гнезно) капища строились в центре градов или по соседству с ними. В других случаях — как особые укрепления, знак возрастающей самостоятельной мощи служителей языческих богов. Такая ситуация могла возникать и тогда, когда вождь племени оставался прежде всего «владыкой», верховным жрецом. Укрепленные капища служили и убежищами для жителей сельской округи. Здесь беглецы могли рассчитывать на защиту своих богов.
В Хотомеле, воздвигнутом на месте капища VII в., новое святилище располагалось в центре града. Оно представляло из себя площадку со стоячим идолом и ямами-жертвенниками. В центре Гнезна обнаружены следы ритуальных костров на каменной площадке. На них сжигались растительные и животные жертвы. Наконец, браниборское святилище, посвященное богу загробного мира Триглаву, местной ипостаси Велеса, располагалось на холме рядом с градом.
Городище Бабка — капище второго типа, само являвшееся небольшим градом. Оно служило соседнему неукрепленному селу. Округлую площадку святилища на песчаной возвышенности защищали неглубокий, прерывистый ров и перед ним вал. И во рву, и на валу жгли ритуальные костры. Само святилище занимало площадь более 700 м2. По периметру находились жертвенные ямы. Центром капища служил столбовой идол диаметром около полуметра, вкопанный на 0,7 м в землю. Перед ним сжигали жертвы — по крайней мере, какую-то часть. Среди жертв были животные, растительные дары в горшках. Но отмечена и человеческая жертва — прах в урне, зарытый прямо на площади священного града, в его южной части. Не исключено, что это была строительная жертва, принесенная при закладке капища — явление, отмеченное и фольклористами, и археологами.
Святилище в Рухотине устроено на крутом склоне холма. Склон перерезали валом в виде дуги, за которым поставили идола на каменной площадке и вырыли небольшую жертвенную яму. В ней сжигали приношения в горшках.
Кушлянщина — одно из древнейших «болотных городищ» древней земли кривичей. Такие святилища обычно устраивали на островках и мысах среди болот, защищенных самой природой. Гораздо реже их насыпали искусственно. Болотные грады были идеальным, почти недоступным для врага укрытием, — но в первую очередь служили местом поклонения богам. Кушлянщина представляет собой круглую площадку, защищенную двумя линиями валов.
Одно из самых выразительных капищ VIII в. — Добжешуво в Свентокшицких горах, к северо-западу от Сандомирского Повисленья. Это большое (около 3200 м2) городище, защищенное четырьмя прерывистыми линиями валов. Три из них, овал за овалом, опоясывали град, четвертая отделяла его от гор. Валы воздвигались на каменной основе и в высоту достигали 2 м. На капище сохранилось большое число священных камней, которым и воздавалось поклонение. Главным был камень с выбитыми кругами в центре града. Но по всей площади и даже на валах стояли большие камни округлой формы или стелы без изображений. Жертвенниками служили тоже разбросанные по граду каменные «ящики». На валах, перед камнями-«идолами», жгли ритуальные костры. Главный алтарь на каменном фундаменте находился на западе укрепления. Рядом с ним обнаружена керамика — след жертвоприношений и ритуальных трапез. Град служил сразу нескольким окрестным селам, целому племени, и логично сделать вывод, что у каждого рода здесь имелся свой покровитель и свой жертвенник. Археологам удалось установить даже примерную дату начала ритуалов в святилище — 795 г.