В тени пророчества - Сергей Кусков

Молитву прервал скрип открываемой двери. Вошло четыре человека, у троих из них были факелы. Это были два стражника, тот самый лысый священник, и еще один господин, сильный и высокий, одетый в белоснежную рубаху и дорогой камзол. На его боку висела шпага.

Стражники, опасливо переглядываясь, вставили факелы в специальные разъемы на стенах. Третий факел остался у священника.

Дворянин подошел к девочке и внимательно посмотрел в ее любопытные заплаканные глаза. Потом, не поворачиваясь, обратился к спутникам:

— Оставьте нас.

Стражники тут же поспешили выполнить приказ. Священник остался.

— Отец Жан, я попросил бы удалиться и вас.

Сказано это было ледяным тоном, не терпящим возражений. Ого! Этот человек приказывает инквизитору?

Доминиканец немного помялся, затем, нехотя, всячески демонстрируя свое несогласие, удалился.

— Здравствуй, Эльвира Лано. — Незнакомец стал прохаживаться взад-вперед по камере. Девочка напряженно смотрела на него. Чувствовала, сейчас решалась ее судьба.

— Больно?

Она непонимающе на него уставилась.

— Я говорю, тебе больно? Спине?

Кивнула. Незнакомец вытащил из кармана маленький пузырек с зеленоватой в свете висящих факелов жидкостью.

— Это поможет на время унять боль. Выпей. — Лицо его осталось непроницаемо.

— Кто вы?

Дворянин усмехнулся.

— Можешь называть меня милорд. Милорд Гордон.

— Милорд Гордон… — задумчиво потянула узница.

— Как ты можешь догадаться, я здесь не просто так. Хочу предложить тебе сделку. Дело в том, что ты можешь сделать нечто, нужное мне. Я же могу сделать нечто, нужное тебе. Видишь, мы в равном положении, хоть ты сидишь в камере в лохмотьях, а я на свободе и при шпаге. — Он улыбнулся. От этой хищной улыбки у девочки мороз пошел по коже.

— Ты заметила, кто здесь главный? — он кивнул рукой себе за спину, на то место, где стоял толстый священник.

— Заметила. Вы приказываете святой инквизиции.

— Это так. Святейший престол наделил меня такой властью. Поэтому в этом городе, в этом соборе приказываю я. И если ты дашь то, что мне нужно, тебя выпустят на свободу по одному лишь моему жесту. Если же не договоримся, боюсь, я уйду, а ты останешься.

— Но я не виновна! — закричала Эльвира. Незнакомец бросил пренебрежительный взгляд.

— Мне это безразлично.

— ???…

— Я отпущу тебя, даже если ты виновна. И ни одна живая душа не посмеет тебя тронуть.

— Я не…

Девочка сбилась, не зная, что сказать. Незнакомец же продолжил ходьбу взад-вперед по камере.

— Меня интересует информация. Информация о твоем… О человеке, в доме которого ты живешь и называешь дядей.

Любопытно. Человек, приказывающий инквизиции, интересуется дядей? Птица такого полета простым трактирщиком?

— Что именно вас интересует?

— Имена. Тех, кто прибывал к этому человеку, откуда они были, как выглядели. О чем говорили с дядей. Всё.

— У нас много клиентов…

— Ты прекрасно понимаешь, о каких гостях я говорю.

Да, Эльвира понимала. Дядя всегда жил второй, тайной жизнью. Чем он занимался на самом деле, никто не знал. Только Фердинанд. Но конюх, необщительный в жизни, тем более не распространялся о дядиных поручениях. А когда она начала расспрашивать Маргариту, та мягко намекнула, что ей это знать не только не обязательно, но и вредно для здоровья…

— Что, были такие гости?

Отпираться глупо. В конце концов, тайны из своих гостей дядя не делал.

— Были. Но я не знаю ни имен, ни о чем они разговаривали.

— Это поправимо. — Милорд положил руку в карман, достал лист скатанной бумаги и начал неторопливо разворачивать. В каждом его жесте читалось пренебрежение, привычка повелевать всем на свете. Это был человек, для которого не было ничего невозможного. Даже выпустить из тюрьмы виновную. Как и осудить невинную.

— Ты должна рассказать на допросе следующее…

И англичанин начал читать. С каждым его словом волосы на голове Эльвиры шевелились, вставая дыбом. Глаза от удивления и ужаса вылезали на лоб. Даже боль в спине на какое-то время перестала существовать.

— Но это все неправда! — закричала она.

Лорд лишь холодно отчеканил

— Меня это также не интересует. Будь это правда, или неправда, ты должна рассказать ЭТО на допросе. Если все сделаешь, тебя выпустят. В противном случае, я отдам тебя этому сумасшедшему маньяку, преподобному Жану. Выбирай.

Затем развернулся и вышел из камеры. Вошедший следом стражник забрал факелы и запер камеру на ключ.

Эльвира в сердцах со всей силы бросила о стену бутыль с зеленой жидкостью и зарыдала.

Утром ее снова повели в пыточные. Снова посадили на стул перед столом, за которым вновь сидело три человека. На сей раз это были дворяне. Холеные, лощеные, в накрахмаленных париках и при шпагах. Их вопросы были не менее дурацкие.

— Сколько лет ты знаешь человека по имени…

— Когда впервые увидела…

— Что рассказывала…

— Когда впервые услышала…

— Известны ли тебе следующие люди…

Дальше назывались имена, ничего не говорящие девочке. Иногда проскальзывали те, которые вчера упоминал тот милорд, англичанин. Но она на все отвечала отказом.

— Слышала ли ты имена…

— Как часто к нему приезжали…

— О чем разговаривали…

— Как ты думаешь, почему…

— Сколько…

— Какой акцент…

— Что говорил тебе лично…

— Зачем…

— Сколько раз в месяц…

— Кто из прислуги…

Вопросы сыпались, как из ведра. Они становились все бессмысленнее и бессмысленнее, Эльвира терялась, ничего не могла сообразить, а они все давили и давили… Мир вокруг кружился, вертелся, в голове зазвучали поющие голоса…

— Нет! Я не знаю этих людей! Они ничего не говорили! Я не знаю, откуда они! Я НИЧЕГО НЕ ЗНАЮ!!!

Воцарилась тишина. Даже скрип пера боялся ее нарушить. Дворяне взирали на девочку со смешанными чувствами, главным из которых было удивление. Из темного угла комнаты вперед вышел человек, которого она приняла поначалу за одного из палачей. Он знаком приказал всем удалиться и затем откинул капюшон. Это был вчерашний милорд.

— Прискорбно, Эльвира. Что ж, ты сделала выбор. — Затем развернулся и пошел к двери. — Позовите преподобного Жана.

Потом начался ад.

Ее допрашивали постоянно, почти не давая передышек. Дыба сменилась жаровней, жаровня якорем, затем снова дыбой. Ее били, кололи, выворачивали суставы, заливали в нее воду до тех пор, пока не начинала захлебываться, и еще множество отвратительных и мерзких вещей. Она потеряла счет дням и ночам, время вертелось вокруг единой круговертью. Когда теряла сознание, ее приводили в себя и снова мучили.