Волгины - Георгий Шолохов-Синявский

Но в голосе ее Виктор уловил неуверенность. Он понимал, что должен сказать нечто важное и обязательное, без чего его пребывание в квартире Якутовых становилось неудобным.

И он сразу набрался решимости.

— Слушай, Валя, я хочу… Одним словом… Юлия Сергеевна и Николай Яковлевич могут подумать… Он заволновался и заговорил бессвязно. — Я уеду… И мы, может быть, скоро не увидимся…

Она слушала, притаившись.

— Наши отношения с сегодняшнего дня стали такими, что о них нужно сказать, — медленно, но постепенно смелея, продолжал Виктор. — Чтобы уже знать определенно… что ты у меня есть… Я сегодня же скажу Юлии Сергеевне и Николаю Яковлевичу… Ты согласна?

— Глупенький. Как же я могу быть не согласна? Ведь я тебя люблю, — чуть слышно прошептала Валя. — Я сегодня же скажу маме. Папе это, конечно, безразлично, я знаю. Боже мой, какие мы дураки! — вдруг тихо засмеялась она. — Война, люди теряют близких, а мы… Ты, может быть, предложишь в ЗАГС пойти? Разве он сейчас существует?

— Существует, Валенька, существует. Такие учреждения всегда были, есть и будут, — уверил Виктор.

— Вот удивятся в госпитале, — сказала Валя.

— А если Николай Яковлевич и Юлия Сергеевна не согласятся? — усомнился Виктор. — Тогда придется с позором вылетать из Курска?

— Кто? Папа и мама? — с негодованием возразила Валя, — Как они посмеют!

Виктор снова хотел обнять ее, но она отвела от себя его руки, сказала полушутливо:

— Теперь ты должен вести себя паинькой, как жених. Понятно? Остальное предоставь мне. А сейчас уйди, погуляй немного. Через час придешь. Ладно?

— Ладно, — покорно согласился Виктор.

Она тихонько вытолкнула его за дверь.

Виктор пошел вниз по Ленинской. Торопливо шагающие жители попадались ему навстречу. Осторожно светя щелками словно прищуренных фар, громыхая по мостовой, бежали по улице редкие грузовики. Со станции доносились сдержанные паровозные свистки. Световые щупальцы прожекторов шарили по небу. Пахла влажная от росы сирень. Спокойно горели звезды…

«Что я делаю? Не совершаю ли ошибки? — размышлял Виктор, а сердце так и прыгало от радости. — Она меня любит! Она согласна! Не могу же я так ее оставить… в неопределенном положении…»

«А все-таки смешно и странно, — немного погодя рассуждал он. — Ехал в полк, а попал в женихи… Эх, некому взгреть тебя, Волгарь! То-то будет хохотать Родя… Пошел он к черту! Я, может в последний раз вижу ее. Почему в последний? А потому, дружок, что ты можешь не вернуться. Война-то еще не окончилась. И Валя будет так же, как Людмила, жаловаться на одиночество случайному знакомому. А может, даже жаловаться не будет? Ведь это Валя…»

«А я вернусь! Вернусь! — спустя минуту с упорством повторял Виктор. — И не могу я лететь туда и думать, что ее нет у меня…»

Ему становилось все томительнее ходить одному. Хотелось поскорее узнать, согласны ли старики Якутовы. Новое, еще небывалое волнение охватывало его.

Не назовут ли Якутовы его предложение дерзостью? Скажут: вот отблагодарил за хороший прием…

От нетерпения Виктор вернулся в дом раньше времени. Он отворил дверь и в блеклом свете керосиновой лампы увидел Юлию Сергеевну. Она сидела у стола, закрыв лицо руками. Валя взволнованно ходила по комнате, цепляясь ногами за чемоданы.

— Мама, ты неправа, — услышал Виктор ее решительный голос. — Мы с Витей давно любим друг друга. И чтобы доказать, что нас ничто не может разлучить, мы завтра скрепим наш союз. А война — это ерунда!

(Она так и сказала: «война — ерунда!»).

Виктор молча стоял у двери и виновато смотрел на Юлию Сергеевну. Вот она отняла руки от бледного лица, тихо сказала:

— Как это неожиданно! Мне кажется, это какая-то шутка. Виктор, подойдите сюда.

Виктор подошел.

— Вы в самом деле любите мою дочь? — недоверчиво и строго спросила она.

— Я люблю ее, Юлия Сергеевна, — заикаясь, ответил Виктор. — Люблю. С того времени, когда еще до войны приезжал в отпуск. И чтобы вы знали, что это серьезно, и были спокойны за Валю…

— Ах, какое тут спокойствие! — с отчаянием перебила Юлия Сергеевна. — Хорошо, что вы еще оказались порядочным человеком. Делайте что хотите… Я согласна.

Виктор и Валя подбежали к ней.

— Мыслимое ли дело! Люди воюют, смерть так и ходит, а вы что вздумали, — ахала Юлия Сергеевна.

— Мама, мы не боимся смерти! — убежденно, словно давая клятву, проговорила Валя. — И причем тут смерть!

Юлия Сергеевна посмотрела на нее и Виктора с искренним изумлением и, как это полагалось по старинному обычаю, соединила их руки…

Наутро Валя достала из чемодана свое любимое палевое платье, которое она не надевала с начала войны, маленькие изящные туфельки, переоделась. Виктор с восхищением смотрел на нее.

Валя накрыла стол, налила из фляги в бокальчики разведенного спирта. Юлия Сергеевна только вздыхала и покорно повиновалась дочери.

— А что же папа? Почему он не пришел хотя бы на минутку? — спросила Валя.

— Он занят, — сказала Юлия Сергеевна. — Как услышал, кричит: «Глупости! Безобразие! Я ее разжалую в рядовые!» Это тебя-то, Валенька.

Виктор и Валя засмеялись. Валя словно вся светилась и болтала безумолку. Но вот часовая стрелка стала подходить к десяти… Ничем не обнаруживая беспокойства, Валя только стала серьезнее.

— Ты, может быть, останешься до завтра? — как бы вскользь спросила она у Виктора.

Виктор отрицательно покачал головой. Юлия Сергеевна поцеловала его в лоб, сказала:

— Я пойду, дети мои, меня ждут. Вы, Виктор, зайдите в госпиталь.

— Хорошо, Юлия Сергеевна. Я зайду.

Как только мать ушла, Валя со всей силой страсти вновь кинулась на шею Виктору. Она как бы торопилась насытиться своим счастьем.

Через час Валя, снова переодевшись в военную форму, стояла перед Виктором, подтянутая, строгая и, положив руки на его плечи, говорила:

— Береги себя, слышишь? Для нашего будущего…

— Да. Теперь у меня есть будущее, — сказал Виктор. — Вернее, оно было, только в нем не было тебя.

Она теперь нежно, как жена, поцеловала его, поправила на его плече ремень, сумку, и они вышли. У Вали ни слезинки не блестело в глазах, и Виктор был доволен этим: вообще в характере Вали обнаружилось много незамеченных им раньше хороших черт…

Она не вздыхала, не жаловалась, ни на чем не настаивала.

Николай Яковлевич не вышел проститься с Виктором. Он был занят операцией.

— Хорош, хорош, нечего сказать, — проворчал он, когда Валя, прибежав в операционную, сообщила, что Виктор уезжает. — Низко кланяйся ему, а я не могу, не могу. И как это вы ловко обстряпали дело, а?

Валя обиженно поджала губы и вышла из операционной. Она ничего не сказала о последних словах отца ожидавшему в ординаторской Виктору, боясь обидеть его.

Юлия Сергеевна еще раз поцеловала своего негаданного зятя.

Виктор и Валя вышли на улицу. Молча дошли до следующего квартала.

— Теперь я пойду один, — сказал Виктор.

Мимо, смеясь, шла группа офицеров, и ему показалось неудобным поцеловать Валю, потому что она была в форме и погонах. Он лишь пожал ее руку — ей, которая стала для него после минувшей ночи ближе и роднее, чем кто-либо. Офицеры все разом обернулись, любуясь Валей. Ее горделивая фигура, ее глаза, ее волосы, ее свежесть сразу приковывали к себе внимание.

— Ты куда сейчас? — спросила Валя.

— К Роде. А оттуда — на контрольно-пропускной пункт и в штаб фронта, — ответил Виктор.

— Ну, прощай.

Она обняла его и, не обращая внимания на офицеров, невольно остановившихся и разинувших рты, поцеловала несколько раз и быстро пошла к госпиталю…

Опустив голову, Виктор шагал, не соображая куда, прошел лишних два квартала, вспомнил о Роде, взглянул на взятый в комендатуре адрес, повернул назад.

Родя, видимо, совсем не ожидал друга, надеясь, что тот задержится еще на сутки. Он недавно проснулся и, судя по глазам, не совсем благонравно провел ночь.

— Как успехи? — скривил он в усмешке рот.

Виктор не ответил, бросил тоном приказа:

— Ты еще лодырничаешь? Собирайся! Через полчаса мы должны быть на контрольно-пропускном пункте.

— Почему такая спешка, товарищ старший лейтенант? — озадаченно поднял брови Родя. — Боевой разворот требует выдержки.

— Брось чудить, — нахмурился Виктор. — Собирайся, говорят тебе. Живо!

— Эх, товарищ старший лейтенант! Что-то вы не в духе. Полный назад, да? Ну, а я, брат, прокатался всю ночь, как сыр в масле. Чтоб мне не дожить до первого полета…

— Замолчи, балагур, — свирепо замахнулся на Родю Виктор и вдруг, словно передразнивая его, закричал: — А я женился! Ты понимаешь, женился!

Родя вытаращил глаза, заморгал белесыми ресницами.

— Это где же тебя женили? Молчишь? Ну, брат Волгарь, видать, здорово околпачили тебя… То-то, я вижу, ты такой злой…