Жена Гоголя и другие истории - Томмазо Ландольфи

— А служанки — это же наказание Господне! Наша крадет без зазрения совести, когда в магазин посылаю, и дома крадет. Что с ней делать — ума не приложу. Иной раз просто слов не хватает!

— ...И шлют нам поздравленья к празднику любви!

— Ты бы хоть прищучил ее, что ли, всыпал бы как следует. Да ведь тебе наплевать.

— Любимая, вдохни живительный, целебный аромат апрельской ночи и...

— Сто раз говорила: синька портит белье, а ей лишь бы скорее, скорее... Ну как же: лошади чужие, хомут не свой...

— Да, но...

— А эта Аделаида чего воображает — явилась вся из себя разряженная, расфуфыренная. Вспомнила молодость. Смехота, в ее-то возрасте. Назло мне, что ли, выкаблучивается? Держи карман! А то я не знаю, откуда у нее денежки — от несчастных мужей! Хотя, что я перед тобой распинаюсь: ты же по ней сохнешь.

— Да нет, клянусь, я...

— Обязательно к лету сошью себе новый сарафанчик — мой старый уже совсем никуда, и не носят такие больше...

— Вот и призвал тебя Господь. На сей раз ты действительно мертва. Много лет минуло после той отчаянной ночи, когда ты чудом возвратилась к жизни. Тогда я с готовностью «отдал бы тебе всю свою кровь» и так далее. «Услыхав мои пламенные молитвы небеса повелели, чтобы ты пробудилась от смертного сна» и тому подобное. Столь высокопарно я тогда изъяснялся и даже мыслил. Кстати, что у тебя было? Каталепсия или не помню уже, как это называли. Да и неважно. Много лет... Какое яркое воспоминание ты оставила о себе! Будем думать, что оставила... Как все на свете люди, ты, в сущности, не виновата. Спи спокойно. И ладно. Но что дали мне все эти годы ? Что они дали нам, если взглянуть в таком разрезе? Я знал тебя нежной, прекрасной, умной, доброй, а пришлось убедиться, что ты еще и сварливая, злая, глупая, пошлая, вдобавок некрасивая. Всего этого было не сказать чересчур, но сполна. Ты со своей стороны ничего не дала, ты отняла у меня. Точнее, отняла все, что, может быть, дала раньше, и сверх того совсем пустяк: возможность надежды и счастья, поскольку однажды потерявший веру никогда уже не уверует. Ведь сам факт, что ты отнимала, мог и, видимо, должен был привязать меня к тебе, я понимаю. Впрочем, понимаю, что это надо понять, а на самом деле не понимаю ничего. Можно ли было привязать меня к себе крепче, нежели когда ты умерла в первый раз? Нет, нельзя, я твердо уверен, что все остальное — чушь. Разочарование порождает унылых людей и унылые чувства, которые уже не насытятся одним счастьем и удовольствием. Эти больные чувства есть корчи нашего отчаяния, свидетельство нашей вульгарности, и мы спесиво тужимся облагородить их, равно как и многое другое в себе, убогое и болезненное — например, терзания обыкновенной заурядности. «Она была женщина, просто женщина, за это я любил ее» — так вещает риторика, а вместе с ней наше бессилие. Не мудрствуя лукаво, спросим: чем, в сущности, была наша жизнь (ибо лишь совместное житье являет собой подлинную жизнь), если не сплошной, беспрерывной беседой (когда не цапались), беседой без конца и без начала, однообразной, до омерзения нудной и Бог знает на какие темы? Чем она была, если не тошнотворной цепью бессмысленных хлопот и метаний без малейшего проблеска впереди? Я, разумеется, сам того не замечая, оставлял без внимания «твою пленительную грусть» и все такое прочее. Ну разве не прав я, мечтая в ретроспективе... черт, словечки!.. жалея, что ты не умерла вовремя, то есть еще не успев сбросить маску? Счастлив тот, чья жена скончалась по возможности в день свадьбы, оставив на память свой чистый образ, который уже никогда ничем не запятнать. Будь у меня в ту ночь малость здравомыслия, не убиваться бы надо, а кричать во все горло: «Какое счастье, что ты умерла!» И после воскрешения не ликовать, а сыпать пепел на голову. Да, ты воскресла, но разница между тобою прежней и новой была словно между жизнью и смертью, тем более, что потом и была медленная смерть. Ведь только смерть может продлить нам жизнь, если не предаст. Другими словами, наш единственный враг — сама жизнь... Опять я витийствую!.. А ты, мышь, зараза, чего вылупилась из-под буфета, дура? Когда ж вас выморят-то, наконец? Катись отсюда, мразь, спасай свою поганую шкуру, все одно достану... Зерном травленым... И этот ублюдок тоже — соловей, скотина наглая, — сюда ему, видите ли, в паршивый садик захотелось, под самыми окнами расселся, сволочь. Жемчужные трели, переливы свирели, что там еще эти стихоплеты понасочиняли... Обрыдло! Шарахнуть бы в тебя из двустволки, не порешить, так хоть отвадить — оно бы в самый раз.

Р е ж и с с е р. Хорошо, хорошо, замечательно. Вот мы и пришли к мертвой точке, а вернее, скажем, к точке угасания, причем самопроизвольного угасания. Это как при болезнях, которые вынуждают солидного врача, приглашенного за хорошие бабочки...

Н и к т о. Бабочки?

Р е ж и с с е р. Ну, деньги, купюры... объявлять со скорбью на лице родственникам больного: «Дадим ему спокойно умереть, он, как свеча, угасает».

Н и к т о. Не думал, что бывают умные режиссеры.

Р е ж и с с е р. Спасибо. Дальше-то что?

Н и к т о. Вы уже который раз спрашиваете. Не утомились?

Р е ж и с с е р. Слова, слова!.. Что дальше?

Н и к т о. Дальше?.. Дальше можно продолжать в двух направлениях. Если вообще продолжать.

Р е ж и с с е р. То есть как! Не бросать же ни с того ни с сего.

Н и к т о. Почему бы и нет?

Р е ж и с с е р. Здравствуйте, а публика, а мы сами, а здравый смысл?..

Н и к т о. Ерунда! Не надо думать, будто события происходят в силу какой-то необходимости. Происходят, и все... или не происходят.

Р е ж и с с е р. Не разбрасывайтесь. Давайте строго придерживаться темы, задачи и идеи.

Н и к т о. Идеи?! Вы знаете, в чем идея?

Р е ж и с с е р. Я — нет.

Н и к т о. Вот и я тоже.

Р е ж и с с е р. Но позвольте, господин Простак или господин Плут. Сознаете ли вы, что все до сих пор произнесенное и каверзно инсценированное тут есть не что иное, как затянувшееся приготовление? За которым должно последовать что-то.

Н и к т о. Что именно?

Р е ж и с с е р. Вы у меня спрашиваете? Это вам знать.

Н и к т о. А я не знаю. По-моему, приготовление не обязательно влечет за собой какую-то концовку или развязку. Да и вся наша жизнь — сплошное приготовление неизвестно к чему, из которого потом ничто не вытекает.

Р е ж и с с е р. Ей-Богу, голова кругом идет! Умерьте на минуту пламень своего интеллекта, побрызгайте на него водичкой благоразумия, и попытаемся понять друг друга. Вот вы говорили о двух возможных направлениях...

Н и к т о. Я должен поддерживать столь обтекаемый разговор? Пожалуйста, если вам нравится.

Р е ж и с с е р. Ах, обтекаемый, ах, мне нравится?.. Хорошо, выкладывайте ваши два направления.

Н и к т о. Итак, первый путь довольно суров: это ожесточенный поиск смысла и порядка там, где смысла и порядка нет и быть не может.

Р е ж и с с е р. Например?

Н и к т о. Покончить, с собой, убить собственную жену, выгнать ее, обесчестить, развестись, подложить петарду под мантию Его Превосходительству или Его Преосвященству.

Р е ж и с с е р. Ну ясно. Второй путь?

Н и к т о. Плестись, влачиться на тяжкой цепи в какую-нибудь неведомую Сибирь, которая в конце концов Сибирью и окажется.

Р е ж и с с е р. Хм, тоже вроде бы понятно.

Н и к т о. Молодец, посмышленей меня будете.

Р е ж и с с е р. Ближе к сути. Вы что выбираете?

Н и к т о. Сударь! Кажется, я предупреждал: разговаривая со мной, выкиньте из своего лексикона, или языка, слово «суть».

Р е ж и с с е р. Смотрите-ка, на что он обращает внимание и на что обижается! Ну хватит, надоело это паясничанье. Какой путь в конечном счете вы конкретно выбрали?

Н и к т о. «В конечном счете» пускай остается: чем-то напоминает девятнадцатый век. А «конкретно» — не надо: «конкретно» мне тоже не нравится.

Р е ж и с с е р. Да черт бы драл, сами себя спрашивайте!

Н и к т о. Еще мне не нравится, когда вот так сразу теряют терпение... Что я вам скажу: первый путь для меня невосприемлем.

Р е ж и с с е р. Поздравляю, очень изящное прилагательное.

Н и к т о. Тс-с-с... Слишком многое следует знать, допускать и принимать на этом пути.

Р е ж и с с е р. Значит, остается второй?

Н и к т о. Совершенно верно.

Р е ж и с с е р. Ну наконец-то, зуб вырван.

Н и к т о. Не зуб вырван, а жребий брошен.

Р е ж и с с е р. Все одно. Теперь докажите или оправдайте его.

Н и к т о. Что оправдать?

Р е ж и с с е р. Выбор этого второго пути.

Н и к т о. А как?

Р е ж и с с е р. Какой-нибудь подходящей сценой.

Н и к т о. Боюсь, слишком литературно получится — много разговоров и никакой драматургии.

Р е ж и с с е р. Неважно, неважно! Что угодно делайте, иначе я перегрызу эту рампу.

Н и к т о. Оригинал.