Не считая собаки - Конни Уиллис

– Да? Но ведь мы об этой возможности узнали только сейчас. И потом, несущественные объекты к нашему диссонансу отношения не имеют, как выяснилось.

– Правильно. Однако неделю с лишним мистер Дануорти и Ти-Джей думали иначе и перебирали способы выпутаться.

– Ни в Мачингс-Энде, ни в Иффли за время нашего пребывания ничего не сгорело. Что же Финч оттуда возит? Капусту?

Зазвонил наладонник.

– Нед, – рявкнула мне в ухо леди Шрапнелл, – где вы?

– Едем. Между… – Я наклонился к водителю. – Мы где?

– Между Банбери и Аддербери.

– Между Банбери и Аддербери, – повторил я в наладонник. – Спешим изо всех сил.

– Я так и не услышала внятных объяснений, почему нельзя отправить его в прошлое для чистки. Насколько было бы проще! Как он, не испортился?

Что на это ответить?

– Торопимся вовсю, – повторил я и отключил связь.

– Теперь моя очередь задавать вопросы, – воспользовалась моментом Верити. – И вот чего я не понимаю: каким образом появление Тосси в Ковентри пятнадцатого июня, созерцание епископского пенька и последующая любовь к Бейну устранили диссонанс?

– Это не они. Тосси нужна была там для другого.

– Но ведь именно она, восхитившись пеньком, вдохновила леди Шрапнелл восстановить собор и послать меня в прошлое читать дневник, благодаря чему я спасла Принцессу Арджуманд…

– Да, это все часть самокоррекции. Однако главное, зачем Тосси понадобилась там именно пятнадцатого, – чтобы ее застали за флиртом с преподобным Бредни.

– О! – догадалась Верити. – Та девушка с перочистками.

– Молодец, Гарриет! Девушка с перочистками. Которую звали мисс Гортензия Шарп.

– Руководительница цветочного комитета.

– Уже нет. Помнишь, как ее задело, что Тосси строит глазки преподобному? Обиженно подхватив свои перочистки, она гордо задрала длинный нос и удалилась по Бейли-лейн. Я видел перед самым отъездом, как преподобный кинулся за ней вдогонку. Дальше я могу лишь догадываться, но подозреваю, что не обошлось без объяснений и слез, и преподобный поспешил предложить ей руку и сердце. А женившись, он получил приход и стал викарием где-нибудь в сельской глуши.

– Поэтому ты просил список приходов?

– Замечательно, Гарриет! Бредни оказался даже расторопнее, чем я думал: женился на Гортензии в 1891-м, и уже на следующий год его определили викарием в Нортумберленд.

– А значит, вечером четырнадцатого ноября сорокового года нашей проныры в Ковентри и близко не было, – заключила Верити. – И она не интересовалась судьбой епископского пенька, занятая барахолками и сбором утиля в собственном приходе.

– И не писала писем в редакцию. А остальные просто решили, что пенек сгорел при пожаре.

– И за тайну «Ультры» можно было какое-то время не опасаться. – Верити наморщила лоб. – Получается, все это – и спасение Принцессы, и наша поездка в Оксфорд к мадам Иритоцкой, и то, что ты помешал Теренсу встретить Мод, зато одолжил ему денег на лодку, и сеанс, и все остальное – требовалось для самокоррекции? Все-все?

– Все, – подтвердил я, а потом задумался.

Насколько же сложной была самокоррекция, и до каких пределов доходит это «все»? Вражда профессоров Преддика и Оверфорса считается? А Общество психических исследований? А коробочка из-под засахаренных фиалок, пожертвованная на барахолку? А дамы в мехах из «Блэкуэлла»?

– Все равно не понимаю, – призналась Верити. – Есть куда более простые способы помешать Гортензии Шарп написать письмо в редакцию.

– Мы имеем дело с хаотической системой, – напомнил я. – Все взаимосвязано. Даже крохотное изменение требует глубокого вмешательства.

Хотя… Насколько глубокого? Люфтваффе тоже участвовало? А Агата Кристи? А погода?

– Нед, я знаю про хаос. Но ведь там бомбы сыпались! Если самокоррекция – автоматический процесс, то прямое попадание сгладило бы диссонанс куда быстрее и надежнее, чем какие-то хитроумные манипуляции с кошками и поездками в Ковентри.

Да, прямое попадание фугаса за секунду устранило бы любую угрозу тайне «Ультры» со стороны Гортензии Шарп, причем без всяких последствий. В ту ночь в Ковентри погибло больше пятисот человек.

– Может, Гортензии Шарп или кому-то из тех зевак у западного портала предназначалась еще какая-то роль в истории, – предположил я, думая о толстяке дежурном ПВО и женщине с двумя детьми.

– Да нет, я не про Гортензию. Я про епископский пенек. Прямое попадание в Кузнечную капеллу – и даже мисс Шарп охотно верит, что пенек погиб, и никаких писем не пишет. Либо прямой удар еще до переброски Лиззи Биттнер – тогда диссонансу просто не из чего возникать.

Верити права. Прямое попадание – и никаких забот. Разве что фугас натворил бы еще больших бед. Или епископский пенек еще не выполнил свою историческую функцию. Или у континуума нашлись другие, более веские и труднопостижимые причины именно для такой коррекции.

Планы, намерения, причины… «Так и знал! – раздался в ушах голос профессора Оверфорса. – Вы сторонник теории высшего замысла!»

Высшего замысла, который нам сложно постичь, поскольку мы сами являемся его частью. Высшего замысла, который приоткрывается нам лишь на миг, мимолетно. Высшего замысла, который охватывает весь ход истории, все время и пространство, весь континуум, по каким-то неведомым причинам предпочитающий действовать через кошек, крокет и перочистки. Не считая собаки. И жуткого образчика викторианского искусства. И нас.

«Историю движет личность, характер», – утверждал профессор Преддик. Чего-чего, а личностей с характером в этой истории хватило: и преданная мужу Лиззи Биттнер, и полковник, разгуливающий без пальто под дождем, и любительница кошек Верити, и любительница рыбы Принцесса Арджуманд, и вспыльчивый Гитлер, и легковерная миссис Меринг… И я со своей перебросочной болезнью. Если все мы – элементы самокоррекции, то как сюда вписывается свобода воли? Или свобода воли – тоже составная часть замысла?

– Я еще кое-чего не понимаю, – вмешалась в мои раздумья Верити. – Диссонанс исчез, когда Тосси сбежала с Бейном, так?

Я кивнул.

– Тогда почему мы видели Гортензию Шарп у собора во время налета? Ведь если верить Ти-Джею, после устранения диссонанса вероятности должны сливаться в один истинный ход событий?

– Потому что в момент нашего попадания в сороковой год диссонанс еще существовал. Бейн кинул Тосси в реку, но побег из дома пока не совершился.

– Ну как же не совершился? Они сбежали восемнадцатого июня 1888 года. После поцелуя с Бейном побег и замужество были предопределены – так зачем же понадобилось посылать нас в Ковентри? Явно не для того, чтобы Тосси улизнула без лишних помех.