Анатомия убийства. Гибель Джона Кеннеди. Тайны расследования - Филип Шенон

Келли подчеркнул, что это вовсе не значит, что за убийством Кеннеди стоят кубинцы либо СССР, ведь Костиков для прикрытия занимался в посольстве также и обычной дипломатической работой. «Лично я думаю, Советы ответили Освальду, что не хотят принимать участия в этом деле», – сказал Келли. Что же касается Кастро, ФБР установило: «диктатор тогда подумал, что это предложение – провокация со стороны правительства США или что Освальд просто сумасшедший», и потому кубинские дипломаты в Мехико решили с ним не связываться.

И все же эти материалы ФБР, которых так и не увидела комиссия Уоррена, потрясали воображение. Из них следовало, что и в кубинском, и в советском посольствах в Мексике за несколько недель до убийства слышали, как Освальд открыто говорил о своем намерении убить президента.

После поездки Освальда в Мексику череда бюрократических проволочек и промахов внутри ФБР привела к тому, что большая часть этой информации, включая факт встречи Освальда с экспертом по убийствам из КГБ, не дошла до отделения в Далласе. В Вашингтоне у ФБР и ЦРУ «в общей сложности было достаточно информации о поездке Освальда в Мехико, чтобы внести его имя в список лиц, представляющих собой угрозу для безопасности президента», – сказал Келли. Но Хости «оставили в неведении». Далласскому агенту передали лишь отрывочные сведения о поездке в Даллас, а кто такой Костиков на самом деле, ему не сказали. «По-видимому, внутри структуры Бюро те, кто за это отвечает, не сумели достаточно быстро сообразить что к чему», – резюмировал Келли.

А после убийства президента начальство ФБР в Вашингтоне и в Далласе – и наверняка Джонсон в Белом доме тоже, подумал Келли, – решило не сообщать этих подробностей Хости и его коллегам в Далласе, опасаясь, что подозрения о коммунистическом заговоре в деле об убийстве президента могут вызвать международный скандал. Келли установил, что по меньшей мере две служебные записки о событиях в Мексике были изъяты из подшивки материалов об Освальде в Далласе в первые дни после убийства в надежде, что Хости их еще не прочел. Келли установил, что приказ изъять записки исходил от третьего лица в ФБР – помощника директора Уильяма Салливана, а Салливан, в свою очередь, действовал по приказу Белого дома, где, «по-видимому, сочли, что риск конфронтации с Советским Союзом после убийства Кеннеди слишком велик». В мемуарах Салливана, опубликованных в 1979 году, через два года после его смерти (он погиб в результате несчастного случая на охоте), он признавал, что ФБР и ЦРУ так и не разгадали многие загадки убийства Кеннеди, особенно связанные с поездкой Освальда в Мехико и его взаимодействием с кубинским посольством. «В этом деле есть громадные пробелы, которых мы не заполним уже никогда, – писал Салливан. – Мы никогда не узнаем, что произошло между кубинцами и Освальдом тогда в Мехико»..

Келли понял, что Хости был жертвой. Он был уверен: если бы Хости сообщили все, что было известно в штаб-квартире ФБР о поездке Освальда в Мехико, он бы предупредил Секретную службу, что Освальд представляет угрозу. В этом случае ФБР, считал Келли, «без сомнения, предприняло бы все необходимые шаги для нейтрализации Освальда». И главный вывод, к которому пришел Келли: убийство президента Кеннеди можно было предотвратить, причем легко. Хотя Гувер и настаивал на том, что Освальд был одиночкой, чьи планы убить президента не были известны Бюро, это неправда. Если бы далласскому отделению стало известно об Освальде то, о чем в тот момент знали другие в ФБР и ЦРУ, «Джон Кеннеди, без сомнения, не погиб бы 22 ноября 1963 года, – сказал Келли. – И ход истории изменился бы».

От автора

В 1977 году бывший посол США в Мексике Томас Манн направил следователям от Конгресса необычный запрос. После выхода в отставку, уже живя в Техасе, он сообщил штатным сотрудникам Комитета Палаты представителей по расследованию убийств, что собирается рассказать всю правду о том, что происходило в Мехико сразу после убийства Кеннеди, – он скрыл эту информацию от комиссии Уоррена и готов обнародовать лишь в том случае, если президент Джимми Картер лично гарантирует ему защиту от судебного преследования1. Как и Энглтон, Манн, похоже, знал, что в деле об убийстве Кеннеди есть много такого, что правительство, и в особенности ЦРУ, не хотело бы обнародовать никогда. И он не собирался оглашать эти сведения, не получив одобрения из Овального кабинета.

Из составленного следователями от Конгресса отчета, который долгие годы после их поездки в Техас для беседы с Манном оставался засекреченным, следует, что бывший посол был готов показать под присягой – разумеется, если ему гарантируют неприкосновенность, – следующее: сразу после гибели Кеннеди госсекретарь Дин Раск лично поручил ему сворачивать любые расследования в Мехико, которые могли бы «подтвердить или опровергнуть слухи о возможном участии Кубы в этом убийстве». Манн сказал, что, по его мнению, такой же «невероятный» приказ получили от своего американского начальства глава местного отдела ЦРУ Уинстон Скотт и атташе ФБР по правовым вопросам Кларк Андерсон. «Манн не верил, что правительство США приостановит расследование только на том основании, что это чревато конфликтом с кубинцами, – так было написано в засекреченном отчете об этой беседе. – Манн говорил… что это только его догадки, но с 99-процентной вероятностью расследование свернули, потому что в результате оно могло бы раскрыть некие тайные действия правительства США» в Мексике, каким-то образом направленные против Кастро. Он пришел к выводу, что Сильвия Дюран, «вероятно, была агентом ЦРУ». Он также заявил, что Роберт Кеннеди «в 1964 году был по уши замешан в дела контрразведки», правда, в отчете о беседе с Манном нет никаких подробностей касательно этого.

Манн умер в 1999 году. Двух следователей от Палаты представителей, которые с ним беседовали, тоже уже нет в живых. Ныне здравствующие члены комитета Палаты представителей уверяют, что не могут припомнить, почему комитет не добился от Белого дома гарантий неприкосновенности, которые позволили бы Манну выступить с показаниями. И хотя штатные юристы комиссии Уоррена провели с Манном краткую беседу, его никогда не вызывали в комиссию для официальной дачи показаний. Вместо него главным свидетелем от Госдепартамента перед комиссией выступил госсекретарь Раск, который поклялся под присягой, что не знает ни о каких фактах, которые позволили бы предположить заговор с участием Кубы или другого государства. Раск умер в 1994 году.

В 1978 году комитет Палаты представителей выслушал – и засекретил – показания Рея Рокки, который случайно представил им новые доказательства того, что ЦРУ обманывало комиссию Уоррена. Даже заверяя комиссию в 1964 году, что резидентура ЦРУ в Мехико никогда всерьез не рассматривала возможность существования заговора, Уинн Скотт своим коллегам из ЦРУ говорил прямо противоположное. Он высказывал сомнения, что Освальд действовал в одиночку, не только в своих неопубликованных мемуарах, он поделился этими соображениями и с Роккой. «Уин был совершенно уверен – это было его личное мнение, – что тут замешана Куба», – вспоминал Рокка, который, похоже, не знал, что комиссии Уоррена Скотт говорил совсем другое. – Я не верю, просто не верю, что он стал бы это скрывать»2.

Я беседовал с Джеймсом Энглтоном только один раз в жизни, когда был молодым начинающим журналистом вашингтонского отделения The New York Times. Не помню, над чем именно я тогда работал, но дело было в начале 1980-х и тема была как-то связана с ЦРУ. Редактор нашего отдела полагал, что Энглтон, который много лет был в дружеских отношениях с рядом зубров из Times, может подсказать что-нибудь полезное. Как Энглтон и многие другие сотрудники ЦРУ, мой редактор по праву гордился тем, что окончил Йельский университет. В то время Энглтон уже несколько лет был не у дел: его вынудили уйти в отставку.

Из того интервью я помню только, что Энглтон говорил загадками и не ответил ни на один мой вопрос, зато посоветовал мне заняться более масштабным выяснением всей правды о защите США от врагов за «железным занавесом». Наш диалог был очень странным (и не слишком отличался от телефонной беседы, которую описал в 1975 году Дэвид Слосон). На самом деле я даже решил, что Энглтон нетрезв: для его коллег-разведчиков не было секретом, что к концу службы Энглтон стал запойным пьяницей. Он умер в 1987 году в возрасте 69 лет.

За годы, прошедшие после того необычного телефонного разговора, по мере того как всплывало все больше и больше подробностей о тридцатилетней шпионской карьере Энглтона, становилось очевидно, что он оставил ЦРУ тяжелое наследие. Он считался охотником на «кротов», но ни одного так и не поймал. Его параноидальные идеи по поводу коммунистов, проникших в разведку и другие властные структуры, сломали жизнь многим, в том числе и тем его коллегам, которых он фактически обвинил в предательстве. К советским агентам он также причислял и Генри Киссинджера, и бывшего премьер-министра Великобритании Гарольда Уилсона, и даже своего последнего начальника в Управлении – директора ЦРУ Уильяма Колби.