Сатанизм для интеллигенции - Андрей Кураев

Библия подчеркивает, что все сотворенное Богом «хорошо весьма» – «добро зело». И надо было быть абсолютно слепым, чтобы не видеть этой доброты и не понимать ее источника и смысла. Вся тварь своим совершенством проповедовала о том, «что такое хорошо»1375. Наконец, люди имели непосредственное откровение Бога, общение с Ним и Его заповеди, они находились с Ним в первом завете… Нет, еще до вкушения от плода познания они знали, что такое добро – ибо носили в себе это добро как образ Божий.

Но знали они также и о том, что такое зло. Они прямо слышали об этом от Бога. «И сказал Господь Бог: не хорошо быть человеку одному» (Быт. 2,18). Не хорошо человеку быть одному… Наверное это самое глубокое определение того, что такое «не хорошо», в чем сущность зла – в отъединенности, замкнутости, противопоставленности. В какое бы проявление зла мы не всматривались, в глубине его мы обнаружим именно желание отъединиться, гордо самоутвердиться («закон не для меня писан»).

Нет, еще до вкушения от древа познания человек знал, в чем заключается зло. «Господь создал человека из земли. Он дал им смысл, язык и глаза, и уши и сердце для рассуждения, исполнил их проницательностью разума и показал им добро и зло» – говорит премудрый (Сир. 17,1-6). «Не хорошо человеку быть одному… Нехорошо душе без знания» (Быт. 2,18 и Притч. 19,2).

И в самом деле, отмечает св. Иоанн Златоуст, «добро и зло не знают только те, кто по природе не имеет разума, а Адам обладал великою мудростию и мог распознавать то и другое… Если же Адам не знал до вкушения от древа, что добро и что зло, следовательно грех был бы для него учителем мудрости»1376. Так же полагает и преп. Макарий Египетский: «Адам умел различать страсти» (Духовные беседы, 26,1).

Человек знал критерии добра и зла – и, значит, был нравственно вменяем. Когда же змий говорит в будущем времени – «узнаете добро и зло», то ведь этим и выдает он себя как «противоборника» – «диавола». Такая постановка вопроса предполагает, что Бог – обманщик, что то, что Он уже сообщил людям как доброе и злое, не соответствует истине, и что только теперь змий готов сообщить Еве подлинную аксиологию.

Суть его лжи заключается в том, что люди к этому моменту – вопреки уверению змия – уже знали , что такое подлинное добро и подлинное зло.

Недаром в церковной среде называют диавола первым большевиком – он как первый утопист предложил сжечь прошлое ради гипотетических будущих ценностей. Ева же должна была ответить искусителю: как ты говоришь, что я еще узнаю добро и зло, если я уже знаю их? Значит, твоя система оценок иная, чем Божия? «Если не умею различать добра и зла, то почему разумею, хорошо ли или худо твое обещание? почему знаю, что хорошо быть богом и вожделенно иметь отверстые очи? откуда мне известно, что смерть есть зло?» – готов вместо Евы возражать искусителю преп. Ефрем Сирин1377.

Итак, и согласно библейскому свидетельству, и по суждению Святых Отцов православия, знание о добре и зле у человека были еще до греха. Та логика, что привела теософов к почитанию Сатаны как благодетеля и учителя мудрости, основана на ложных посылках, на сужении библейского значения слова «познание».

Следующую атаку на библейское повествование о грехопадении теософы предпринимают под знаменем свободы. По воззрениям теософии, Сатана не только дал людям свое знание добра и зла, но и просто освободил их. Христос сказал: «Познайте истину, и истина сделает вас свободными». С точки зрения теософии, это служение исполнил именно Сатана.

У Блаватской это выглядит так: «Восставшие являются нашими Спасителями»1378. «Люцифер – Дух Носитель Озарения и Свободы Мысли метафорически является ведущим маяком, который помогает человеку находить свой путь через рифы и отмели жизни»1379. «И теперь доказано, что Сатана или Красный Огненный Дракон и Люцифер находится в нас; это наш ум, наш Искуситель и Искупитель, наш разумный Освободитель и Спаситель от чистого анимализма. Без этого животворящего духа не было бы разницы между человеком и зверем»1380.

Эти мысли Блаватской естественно продолжаются у Штейнера: «Мы видим также, как с люциферическим влиянием человек стал независим от известных сил, которым он раньше безвольно отдавался. Он мог отныне самостоятельно принимать решения. Свобода есть результат этого влияния»1381.

Не чужда им и Е. Рерих: «Теософы чтут не сатану, это порождение человеческого недомыслия, но Представителей Великого Разума, которые вывели человека из его бессознательного животного состояния, о котором, может быть, могут сожалеть хитроумные интерпретаторы легенды о Дьяволе-Искусителе, но не те, кто осознал величие сознания и свободной воли, приближающих нас к отображению Божественного Начала в нас во всем его многообразии»1382.

Так действительно ли человек не мог быть свободен без греха и без Люцифера?

Был ли Адам свободен до греха? Была ли у него свобода выбора? Ответ православной мысли здесь таков: Адам был свободен, но не имел свободы выбора.

Христианская мысль проводит различение «свободы выбора» и «свободы воли». Это – разные состояния. Быть свободным – не значит быть в состоянии реализовать любую из мыслимых возможностей. Быть свободным – значит действовать в соответствии со своим собственным бытием, своей природой, не влачась за внешними, привходящими импульсами.

Свободы произвола нет и не может быть, т. к. у человека нет возможности одинаково реагировать на все предоставляемые перемены в окружающем его мире. Предположение об абсолютной свободе человека, т. е. о его способности стать на сторону любого из предоставляющихся действий и без всякого основания выполнить его, предполагало бы, что человек есть чистое и голое, пустое, внутренне не наполненное и не осмысленное существование. Такое существование было бы просто пустышкой и было бы лишь игрушкой внешних стихий.

Но человек творится хотя и открытым к воздействиям и к переменам, но все же определенным бытием, имеет свое качество. Человек имеет свою определенную природу, и потому для него свобода не есть просто автономность от внешних воздействий, но она есть открытость таким посылам, которые соответствуют его подлинной природе. У человека есть нечто свое – и потому его свобода не нечто отрицательное (независимость), а положительное: верность себе, своей природе и призванию. Свобода человека не сводится лишь к отрицательной «независимости»; она есть способность к творческому осуществлению себя.

Воли как таковой нет, есть волящий, тот, кто волит. Я волю – значит, я существую. Воля – это мое действие. Поэтому это не пустая форма, которой все равно чем наполняться и к чему склоняться, а совершенно определенное стремление, действие, событие.

Святому не нужно решаться, чтобы быть в Добре. Ему нужно лишь следовать нормам своей природы и явленной в его сердце Божественной Любви. «Люби Бога и делай что хочешь», – так резюмировал это состояние Августин.

Единственное истинное назначение человека – это соответствовать своей природе. «Колебание», «выбор», как волевое утверждение между двумя предложениями – «это состояние, проистекающее из несостоявшегося самопознания; это ситуация человека, потерявшего (или еще не нашедшего) самого себя На языке патристки – это состояние, пришедшее к человеку лишь после грехопадения. То, что мы имеем „свободу выбора“, – это одно из фундаментальнейших следствий первородного бедствия, ибо есть лишь остаточная, редуцированная форма подлинного бытия и подлинно человеческой свободы. Изначально человеку не нужно было решаться, чтобы быть в Добре. Ему нужно было лишь следовать нормам своей природы, стремящейся к Богу.

Именно из-за выпадения из мировой целостности, выхода из атмосферы божественной благодати, зло стало видимо для человека; принципиально не существующее стало восприниматься как, по меньшей мере, равноправное с благобытием, а то и как заслоняющее его, преимущественное. Именно после падения, когда человек перестал видеть Бога, он стал видеть зло (не-сущее), и появилась действительная свобода выбора, характерная для мерцающего сознания.

Для познания природы человека надо определить энергию этой природы – как она действует, в чем проявляет себя. Для этого надо знать, какие энергии истинны, или точнее, на что они направлены. В каких действиях и на что именно ориентированных проявляет себя наша глубинная природа?

В человеке борются несколько воль – плоти и духа. Разные качества единой природы человека желают разного. Человек должен выбрать – какую иерархию своих стремлений он установит, в каком из них он опознает подлинное призвание своей природы, о чем скажет: вот это – самое мое во мне!1383.