Волчья хватка. Волчья хватка – 2 (сборник) - Сергей Алексеев

– Он здесь! – встрепенулась Дарья.

– Ну и что? Он давно уже бродит вокруг…

– Давно? И ты молчал?..

– Это хорошо, что сам пришел. Не придется рыскать волком и искать.

– А если войдет сюда?..

– Не бойся! Не войдет.

– Все равно, нужно одеться. – Она выскользнула из рук и схватила ночную рубаху.

Ражный сдернул с вешалки свою, боевую…

Дарья оделась, взялась за ручку двери, но выйти первой не посмела. Тогда он взял ее за руку и распахнул дверь.

«Снежный человек» сидел на корточках возле проруби – изучал их босые следы. Увидев Ражного, выпрямился во весь свой богатырский рост, усмехнулся натянуто и льдисто:

– С легким паром!

Как и подобало высокородной деве из рода Матеры, Дарья высвободила руку, гордо прошествовала мимо и скрылась в избе.

Ражный остановился напротив бродяги, смерил его взглядом.

– А я думаю, кого тут кукушка парит? – придуривался тот. – Говорил же тебе, не хоромину ставить надо, а кукушку искать. Молодец, быстро сообразил! Только вот на сей раз я тебя на своей границе застукал!

– Это нас судьба водит, – сказал Ражный.

– Ну и куда приведет?

– Ристалище бренки помнишь? – спросил Ражный, поскольку не знал в этом лесу другого подходящего места. – Поляна на кургане?

– Хорошая полянка, солнечная…

– Туда и приведет.

В это время Дарья вышла из избы, как и положено избранной и названой невесте, наряженная в темно-синий плащ с розовым шелковым подбоем. На секунду она остановилась, будто показывая себя, после чего не спеша приблизилась к Ражному, сдернула с себя символ девичьей чести и бережно вложила ему в руки.

– Тогда до встречи, – обронил Сыч и, круто развернувшись, пошел в лес.

На Вещере не существовало дубрав, если не считать ту единственную, доступную лишь сирым, скрытую непосредственно в Урочище и не доступную послушникам. Под страхом верижных цепей им вообще запрещалось устраивать какие бы то ни было поединки, дабы не тревожить монастырского покоя этим мирским занятием, тем паче турниры, поскольку осужденные старцем послушники находились под полной волей бренок и, не имея поясов, уже не считались полноценными араксами. Вернуться в строй Засадного Полка можно было лишь по благому слову Ослаба либо при объявлении Сбора – Пира Святого, на который не звали, а всякий, причастный к Сергиеву воинству, являлся сам и вновь мог опоясать чресла поясом аракса, невзирая на положение и возраст.

Ражный пришел на поляну перед рассветом – соперника еще не было, впрочем, как и его следов на скрипящем от мороза снегу. Можно было сейчас потоптать ристалище, пройти по нему крест-накрест, таким образом испытав его энергию, однако делать этого Ражный не стал, а лишь заголил торс и подвязал поясницу синим плащом, как поясом. Он не просто имел на это право – был обязан выйти с ним на поединок, ибо на подобных турнирах, напоминающих европейские рыцарские, в случае поражения не сама дева, но символ ее чести доставался победителю как боевая добыча, как трофей, который можно повесить в своих палатах.

Кроме того, подвязавшись плащом, Ражный скрыл под ним старую рану, по крайней мере от глаз противника.

Соперник был серьезным и сильным, по своему опыту, полученному в страннической жизни, вряд ли уступал Скифу; он мог разорвать на нем пояс аракса, мог распустить по нитке рубаху, но не имел права до победы срывать с него плащ возлюбленной.

Ражный надеялся, что «снежный человек» не знает его уязвимого места…

Вчерашняя баня и предвкушение поединка сделали его чувства легкими, поэтому он без труда взмыл нетопырем, дабы осмотреть пространство будущего ристалища, и в тот же миг вдруг увидел призрачное зеленовато-желтое свечение одинокой фигуры калика, бегущей по его следу совсем близко. Появление сирого на своем следу Ражный расценил как покушение на его волю, на право выбора, существующее в Сергиевом воинстве как уставная истина, и, развернувшись, встал в боевую стойку кулачного зачина.

Калика мог прислать бренка или, еще хуже, настоятель Урочища, каким-то образом прознавшие о поединке и вздумавшие предотвратить его…

Сирый крался по следу, словно рысь к близкой добыче, мягкими, бесшумными скачками, точно ориентируясь в темноте. И опасность почуял в последний миг, когда было поздно; он сам наскочил на кулак и отвалился навзничь.

– Ражный? – Калик тут же натренированно вскочил, оттолкнувшись руками. – Ты что? Сирых грех обижать! Знаешь ведь, руки не подниму, по обету…

Это оказался тот самый калик, что приносил поруку о поединке с Колеватым. «Свой» калик, друг душевный, ибо принес счастливую поруку, можно сказать, победу на Пиру Свадебном! Обычно в таком случае араксы воздавали им богатые дары, хмельным медом упаивали и всячески привечали, а сирые пользовались таким расположением и, бывало, по неделе гостили.

Ражный до сей поры еще не отблагодарил калика – не сводили ни дороги, ни судьба, и оттого ощутил неловкость.

– Прости, брат, – повинился он. – Не разглядел в темноте…

– Я к нему с вестью, а он?.. А если б пришиб? И что?.. Получил благодарность!

– Тебя кто послал, друг мой сирый? – примирительно спросил Ражный.

Тот утер лицо снегом, понял, что бить больше не будут, и расхорохорился:

– Дед пихто!.. Озверел, что ли? Над каликом измываться!.. А говорят, благородный, обычаи блюдет!..

– А ты ходи открыто! – отпарировал Ражный. – Не крадись чужим следом.

– У меня походка такая. Вот ты сейчас зачем здесь торчишь? Ведь давно уже стоишь – переминаешься.

– Бренку жду.

– Врешь, все бренки нынче в Урочище. Ты же вроде на ристалище пришел? Рубашонку-то зачем подпоясал веревкой?

Ражный запахнул тулуп.

– Чтоб топор носить.

Сирый погрозил пальцем:

– Смотри! Ты хоть знаешь, с кем схватишься? Ты про Сыча-то слышал? Это же не человек – носорог!

– Не твое дело.

– Во нынче какие послушники! – изумился калик. – Поединки устраивают в Вещерских лесах! Виданное ли дело?..

– Зачем шел за мной?

– Не шел – бегаю со вчерашнего дня! Столько верст отмахал до твоей хоромины, а заглядываю – нет никого. Я по следу и к кукушке попал. А разве у нее правды найдешь?

– Что же ты бегаешь?

– Предупредить хотел – три дня осталось!

– Каких три дня?

– Послушания три дня! И конец твоей вольной жизни.

– Ну-ка, сирый, объясни толком. Ничего не пойму. Ты откуда здесь взялся?

– Откуда… Из Урочища! Ты что, не слыхал? Брата своего, Драча, выгнал, а тот бренке сказал. Вече собиралось! Без малого сутки старцы у огня сидели, судили да рядили… Ох, чего я только не наслушался! И про тебя все знаю. Незавидная у тебя судьба, Ражный. Уж лучше бы в калики определили. Или уж рубахи шить…

– И куда же меня определили? – перебил его Ражный.

– А ты не догадываешься? На ветер поставят! Через три дня бренка за тобой явится.

– На ветер?

– Чему ты радуешься, олух? Или не понял? На радун!

– Говорили же, холостых не ставят?

– Теперь на это не глядят! Скоро весь Полк по ветру пустят…

– Погоди, что же в этом плохого?

– Что?! – изумился и отступил сирый, взмахнув руками, слов не находил. – Ну, ты и… Он еще спрашивает!.. Не у меня – у кукушки своей спроси! Она скажет!.. Если знает.

– Я слышал, это какая-то особая каста…

– Верно, каста! А знаешь, что отдать придется? – Он покрутил пальцем у виска. – Ты хоть соображаешь?.. За все приходится платить, а за возможность летать – очень дорого! Ты что думал, на веревках повисел, на Правиле покувыркался – и уже овладел Правилом? Тогда бы мы все, как птицы, порхали… Истинным Правилом владеют только те, кто на радун встал.

– Волю отнимут?

– Не спрашивай, не скажу! – почему-то обиделся сирый. – Верь на слово – уходить тебе надо. Калюжному одного намека хватило, сразу все понял, послал своего бренку и ушел. Так что разваливай свою хоромину и топай отсюда.

– Зачем же разваливать?

– Ну спали ее сам! И чтоб следа не осталось. Все равно не потребуется.

Ражный подтянул к себе калика, встряхнул слегка:

– Или говори все, что знаешь, или… ступай себе, друг сердечный.

Тот вывернулся, одернул свою одежину.

– Не хватайся! Не заслужил такого обращения. Не спалишь избу – сожгут сегодня. Если уже не полыхнула…

– Посоветуешь в мир бежать?

– От чистого сердца помочь тебе хочу, по-отечески. Не упирайся, как отрок. – Он придвинулся к уху. – На вече Гайдамак присутствовал. Ослаб его как опричника посылал…

Ражный отпрянул:

– Тогда понятно!..

– А ты не торопись судить. Сначала выслушай!

– Говори.

– Мне что же, кричать на весь лес?

– Кто нас ночью услышит?

– Сороки! И растрещат потом! – Сирый оттянул воротник его тулупа, заговорил гундосым полушепотом: – Гайдамак за тебя вступился перед бренками. Кто был на вече, всякий подтвердит.