Мечи против колдовства. Сага о Фафхрде и Сером Мышелове. Книга 1 - Фриц Ройтер Лейбер

в воздушную трубу было и впрямь очень увлекательно – такое вышибет любые другие мысли из головы всякого мужчины и даже женщины. Вода в этом месте, в полете стрелы от кремоватой скальной стены, была зеленой, замечательно чистой, но слишком глубокой, чтобы увидеть дно, – накануне друзья бросали лот и убедились, что глубина тут сто двадцать – сто сорок футов. Воздушный колодец опускался в воду совершенно вертикально, имел идеально круглую форму, причем стенки его были гладкими, как стекло. Мышелов готов был поверить, что так оно и есть – что вода стенок замерзла или отвердела, не потеряв при этом прозрачности, вот только при малейшем звуке – когда Мышелов, к примеру, издавал тихий кашель – по стенкам колодца пробегали вверх и вниз кольцеобразные волны.

Мышелов даже и представить не мог, какая сила не позволяла громадным массам воды прорваться в чудесный канал.

Однако он завороженно смотрел вниз и никак не мог оторваться. Проходившие сквозь воду солнечные лучи освещали колодец довольно ярким зеленоватым светом, а его цилиндрические стенки выделывали со зрением странные штуки. Сейчас, например, Мышелов, глядя наискосок через стенку трубы, увидел толстую рыбу в руку длиной, которая плыла вокруг стенки, время от времени тычась в нее носом. Форма рыбы показалась Мышелову знакомой, но он так и не смог сразу определить ее породу. Затем, немного повернув голову в сторону и глядя на ту же рыбу уже через толщу воды, он увидел, что она длиннее его самого раза в три: это была акула. Поежившись, Мышелов сказал себе, что искривленные стенки колодца действуют в данном случае как уменьшающее оптическое стекло, которым в Ланкмаре пользовались иногда художники.

Впрочем, Мышелов мог бы в конце концов решить, что вертикальный тоннель в воде лишь иллюзия, вызванная ярким солнцем и самовнушением, он мог бы надеть противоснежные очки, заткнуть уши воском, чтобы не слышать больше сирен, а потом тяпнуть запретного бренди и уснуть – если бы не кое-какие обстоятельства, удерживающие картину в границах реального. К бушприту, например, была надежно привязана веревка, спускавшаяся в колодец и время от времени поскрипывающая под тяжестью висящего на ней груза; из дыры в воде поднимались клубы черного дыма (из-за них-то Мышелов и кашлял), и, главное, далеко внизу горел факел, пламя которого казалось не ярче пламени свечи, а рядом с факелом, слегка затененное дымом и уменьшенное расстоянием, виднелось лицо смотрящего вверх Фафхрда.

Мышелов был склонен принимать на веру реальность всего, во что ввязывался Фафхрд, особенно когда тот встревал во что-то в чисто физическом смысле, – почти семифутовый северянин представлял собой слишком солидный объем материи, чтобы его можно было представить прогуливающимся рука об руку с фантомами.

События, предшествовавшие таким вполне реальным фактам, как веревка, дым и болтающийся где-то в колодце Фафхрд, были совсем просты. На рассвете одномачтовик таинственным образом начал дрейфовать среди углублений в воде без заметного ветра или течения. Вскоре он ударился носом о край большой круглой вмятины и тихо соскользнул в свое теперешнее положение, после чего замер, как будто бушприт судна и дыра были разноименными полюсами магнита. Затем, не обращая внимания на вытаращенные глаза и стучащие зубы Мышелова, Фафхрд заглянул в колодец, удовлетворенно хмыкнул и, сбросив в дыру веревку, начал облачаться, явно имея в виду как сражение, так и любовь: он напомадил стоящие торчком волосы и бороду, умастил благовониями свою мохнатую грудь и подмышки, надел голубую шелковую тунику, а сверху – блестящую накидку из меха выдры, а также все ожерелья, браслеты и застежки накладного серебра и кольцо, после этого прицепил к поясу меч и топор и обулся в подбитые шипами башмаки. Затем от камбузного очага он запалил длинный тонкий факел из смолистого соснового дерева, и, невзирая на возгласы озабоченного Мышелова и даже попытки схватить его за одежду, выполз на бушприт, и полез в колодец, зажав факел между большим и указательным пальцем правой руки, а остальными пальцами той же руки и всей левой ладонью перехватывая веревку. Только после этого он подал голос: крикнул Мышелову готовиться и лезть следом, если у него, то есть Мышелова, кровь хоть немного горячее, чем у ящерицы.

Приготовления Мышелова свелись к тому, что он разделся почти догола – ему пришло в голову, что он должен будет нырять за Фафхрдом, когда дыра осознает, что ее не может быть, и будет затоплена водой, – и принес на бак свой меч Скальпель и кинжал Кошачий Коготь, завернутые в промасленную тюленью кожу на случай, если придется обороняться от акул. После этого он, как мы видели, растянулся вдоль бушприта и стал наблюдать за медленным спуском Фафхрда, целиком отдавшись волшебному зрелищу.

В конце концов он свесил голову и тихонько крикнул в дыру:

– Фафхрд, ты уже на дне? – По стенам колодца забегали вверх и вниз круги, и Мышелов нахмурился. – Что ты сказал?

Зычный голос Фафхрда, усиленный трубой, вылетел наружу, словно снаряд, и чуть не сшиб Мышелова с бушприта. Но, что было еще ужаснее, крик Фафхрда вызвал такие крупные кольцевые волны на стенках колодца, что диаметр его сузился фута на два, в лицо Мышелову брызнул фонтан водяных капель, а кромка углубления кольцом выдвинулась вверх, словно море в этом месте обладало упругостью, после чего снова вдавилась назад.

В гримасе ужаса Мышелов зажмурился, но, когда открыл глаза, дыра была еще на месте, а громадные кольцевые вздутия уже уменьшились.

* * *

Лишь чуть громче, чем в первый раз, но зато гораздо более выразительно Мышелов крикнул в трубу:

– Фафхрд, больше так не делай!

– Чего?

На сей раз Мышелов был готов ко всему, но все равно наблюдал не без ужаса за громадными кольцевыми вздутиями, с быстротой стрелы бегающими вверх и вниз по трубе и напоминающими перистальтику кишки зеленого цвета. Он твердо решил больше Фафхрда не окликать, но в этот миг тот заговорил голосом более приемлемой громкости – кольца на стенках были не толще человеческой руки.

– Спускайся, Мышелов! Это очень просто! Веревка не доходит до дна всего на шесть футов!

– Не прыгай, Фафхрд! – тут же отозвался Мышелов. – Поднимайся назад!

– Да я уже! Спрыгнул, я хочу сказать. Я на дне. Ой, Мышелов!..

В последнем восклицании Фафхрда было столько трепета и восхищения, что Мышелов тут же поинтересовался:

– Что, Фафхрд? Что там такое?

– Это чудесно, удивительно, потрясающе! – прозвучал ответ снизу, но на сей раз очень приглушенно, как будто Фафхрд внезапно зашел за угол.

– Да что там, Фафхрд? – снова спросил Мышелов, и по стенкам трубы забегали