Пришельцы. Земля завоеванная (сборник) - Роман Злотников

Он ласково провел пальцем над пчелой – будто гладил воздух.

– А машины куда девал?

– Одну к Марьину озеру отогнал, чтобы ментов с толку сбить, – рассудительно отозвался пасечник. – А другую в болоте утопил. Тут у нас такие болота, Василий, – танк можно схоронить, не то что легковушку.

Пчела, наконец, снялась и тяжело полетела домой, к улью. Ерохин смотрел на загорелого голубоглазого великана, улыбающегося ей вслед.

– Зачем же ты, Илюша, такой грех на душу взял?

Пасечник перевел на следователя непонимающий взгляд.

– Ты о чем, Вася? Какой такой грех?

– Людей ты убил, Илья, – ласково, словно разговаривая с ребенком, напомнил Ерохин. – Многих людей. Вчера вот шестерых, до этого четверых и прежде троих…

Василь Сергеич осекся. Пасечник от души смеялся. В лесу отозвалась свистом какая-то пичужка.

– Какие же это люди? – мягко и в то же время снисходительно сказал Илья, отсмеявшись. – Ты, Вась, глупость сморозил, честное слово! Это не люди, это совсем другие существа. Не хомо сапиенсы даже.

Он поднялся, и Ерохин быстро опустил руку к кобуре. Но пасечник зашел в дом и почти сразу вернулся с двумя кружками.

– Не пиво, квас. – Он протянул одну следователю. – Домашний!

Василь Сергеич сжал ледяное стекло в ладонях. Илья отпил, как ни в чем не бывало, и вытер ладонью губы.

– Фух! Хорошо! Так о чем мы с тобой?..

– Про хомо сапиенсов.

– Точно. Василий, ты же умный человек. Неужели ты в самом деле думаешь, что вот эти, которых я кончил, – они из наших, из людей?

– Думаю, да, – очень серьезно сказал Ерохин.

Пасечник сдвинул брови и некоторое время пристально смотрел на него. Затем отставил кружку в сторону.

– Ты не шутишь? Да видел ли ты их, Вася? Видел, что они делают? Ты посмотри вокруг! – он взмахнул рукой. – Глянь, какая красотища! Река течет, сосны шумят! Какому человеку придет на ум все это изгадить и испортить? Нет такого человека! Может, один выродок найдется на тысячу, да и тот умом тронувшийся. А эти… – он сжал кулаки. – Сосны рубят для костров. Бутылки расстреливают. Вся земля в осколках, вся изранена! По соловьям из духовушек палят, тыц-тыц-тыц свой врубают, так что лес содрогается! А дерьма от них сколько! Бывает, придешь – и вся поляна в кучах, будто стая болезных кобелей дристала! А это всего лишь одна семья приезжала отдыхать. И все в мусоре, все в гадости! – Он тяжело перевел дух. – Я давно понял: это для них не родное место, не родная земля. Они не отсюда, Вася! Это лимита понаехавшая, с другой планеты! Не знаю, зачем они здесь. Может, базы готовят для своих кораблей. Поработают тут, испортят все что можно – и вернутся к себе, на какой-нибудь Ыхдыщ. А может, и того хлеще – это и есть самый натуральный захват. Тайный и бескровный. Только нам ведь с того не легче, что уроды инопланетные не ресурсы с нашей Земли качают, а попросту превратили ее в туалет планетарного масштаба! Ты видел, как они на соснах матерщину вырезают? Как в песок на берегу консервные банки закапывают? Слышал, как орут не переставая? Нет, Василий, никакие это не люди, – с глубоким убеждением сказал он. – Это – чужие в исконном значении слова. Враги. Твари, которых надо уничтожать. Двух прикончишь, трех, двадцать трех – глядишь, оставшиеся задумаются. Испугаются. Не станут соваться больше туда, где их брат пропадает. А я за ними грязь и мерзость приберу, сосны залечу, песок прибрежный почищу – и понемногу снова станет можно жить.

Пасечник одним глотком опустошил кружку и с громким стуком поставил на крыльцо.

– Я ведь когда первый раз на этих уродов наткнулся, глазам не поверил. – Он доверительно подался к Ерохину. – Но еще не понял, кто они такие. Наивный был, глупый. Вышел к ним и говорю по-человечески: что ж вы, братцы, делаете? Зачем все вокруг портите? Вроде как приехали красотой любоваться, и сами же ее превращаете в помойку. – Он сделал паузу. – Двое их было, молодые парни.

– А они? – после недолгого молчания спросил Ерохин.

– А они давать ржать! И гогочут-то не по-нашему. У них смех другой, не замечал? Не могут они наши голоса в точности повторить, все у них не то визгливо, не то гнусаво выходит. Речевой аппарат, я так мыслю, иначе устроен.

– Тогда ты их и прикончил? Тех двоих?

– Не сразу. Сначала стыдить пытался. Потом махнул рукой, сам пошел мусор по поляне собирать. Тут один в меня пивной банкой кинул.

Ерохин на секунду прикрыл глаза, представив.

– А второй ружьишко наставил, – спокойно продолжал Илья, – и говорит: ползи сюда. Раз ты такой чистоплотный, будешь мне ботинок от дерьма облизывать.

Пасечник покачал головой с тихим недоумением:

– Ну люди разве, а? Нет, конечно. Когда до меня это дошло, все остальное легко стало.

Посидели молча, слушая угасающее пчелиное гудение. Солнечный луч мазнул теплом Ерохина по щеке.

– А другие? – вздохнув, спросил он. – Те, у которых ты машину на озеро отогнал?

– Да в точности такие же! – рассмеялся Илья. – Вася, ты пойми: они все одинаковые! Все как под копирку слепленные. Ну бывает, еще собаку заведут – я так полагаю, мимикрировать пытаются. Но ведь и собаки у них получаются поганые, злобные: детей кусают, кошек рвут.

Ерохин вспомнил соседского дурного алабая и дернул головой.

– Ты подумай, Вася, – воззвал пасечник, – какой мерзостью надо быть, чтобы даже собак портить! И так со всем, к чему они прикасаются. Так что у нас с тобой, как у представителей человеческой расы, только один путь: истреблять эту гадину везде, где только ни увидишь. Иначе они нас задавят, Вась. Численностью задавят!

Он поднялся и расправил плечи. Край тени коснулся Ерохина.

– Пока что они маскируются. Под людей косят! Но если их не выжигать каленым железом, они притворяться перестанут, и очень скоро! Их ведь все больше и больше здесь высаживается. Запоминай: морды свои они не любят светить, тачки тонируют наглухо. Ходят всегда группами, по одному этих уродов редко встретишь! Но самый верный признак: всегда вокруг них дерьмо и разорение. Нельзя нам бездействовать, никак нельзя! Сожрут они нас, Вася, и не подавятся.

– Как это? Поработят, что ли? – с кривой усмешкой поинтересовался Ерохин.

– Может, поработят, а может, вчистую изведут, – без улыбки кивнул Илья. – А то еще хуже – превратят в таких же, как они сами. И станешь ты на детских площадках выпивать и щелкать по-ихнему… – Он оборвал речь на полуслове и хлопнул себя по лбу. – Ах ты ж господи! Чуть не забыл. Слушай сюда, Василий: есть еще один способ отличить этих пришлых уродов от нас. Самый верный.

Илья вытащил из отвисшего нагрудного кармана слуховой аппарат и бросил на колени Ерохину.