Во власти девантара - Бернхард Хеннен

— Идем со мной, в дом Мандреда.

Фародин последовал за ним. Очевидно, ему не терпелось, и Нурамон не мог его в этом винить. И тем не менее он сам прождал здесь Фародина и Мандреда почти пятьдесят лет, хотя с гораздо большим удовольствием стал бы искать место, которое, видел в звездном гроте Дареен.

Когда они пришли в дом Мандреда, Фародин удивленно огляделся по сторонам. За эти годы Нурамон кое-что изменил. Целитель стал надоедливым клиентом для ремесленников Фирнстайна. Шкафы, столы и стулья должны были отвечать как требованиям эльфа, так и Мандреда. При этом оружие и сундуки, а также щиты на стенах должны были напоминать те, которые когда-то были в доме воина. Особенно гордился Нурамон большой боевой секирой. Кузнец выковал ее по его чертежу, повторявшему оружие Альвериха.

— Мандреду понравится. Просто и воинственно. А эта картина… — он подошел к портрету, на котором был изображен Альфадас. — Это ты рисовал?

— Да.

— Ты меня удивляешь.

— Тогда посмотри на это! — сказал Нурамон, подходя к закрытой картине, стоявшей на мольберте.

Он снял полотно с картины, над которой работал более тридцати лет. На ней был изображен пейзаж, виденный им в гроте у оракула.

Фародин отступил на шаг, чтобы лучше рассмотреть работу. Его взгляд испытующе скользил по картине; по воде, острову, суше с ее лесами и горами.

— Когда я ушел из Искендрии, то через некоторое время обнаружил врата к оракулу. — Пока его товарищ дотошно разглядывал картину, Нурамон рассказал о загадке у врат, о детях темных альвов и о картине, которую увидел в звездном гроте. — Дареен сказала, что я должен объединиться с вами. Что я должен ждать вас здесь. Ты даже не представляешь, как часто меня одолевало искушение отправиться на поиски этого места, но слова Дареен и надпись на статуе удерживали меня.

Фародин прикоснулся к картине.

— Это краски яль?

— Да. Я сделал их сам. Здешние люди не разбираются в красках из Яльдемее.

Фародин поглядел на него с уважением.

— Это произведение искусства.

— Время может тянуться очень сильно. И тебе стоило бы видеть мои прошлые попытки. Но это — именно то, что я видел. Дареен сказала кое-что еще… — Он помолчал, думая об оракуле и ее облике.

— Что же?

— Она сказала, что существует два способа сломать заклятие на вратах Нороэлль: при помощи песочных часов или при помощи камня альвов. Я много думал об этом и задавался вопросом, нужно ли нам действительно стекло, а не только песок.

— Давай сначала найдем это место. Картина просто чудесна. Но где это может быть?

— По пути сюда я пытался отыскать это место. Спрашивал моряков, не знают ли они его. Но успеха не достиг. Я так рад, что вы здесь.

— Эта картина поможет нам. Вместе с песчинками мы найдем этот остров. — Фародин подошел к мольберту вплотную. — Интересно, это озеро или все же море.

Нурамон провел годы в размышлениях относительно прибрежного пейзажа, изображенного на картине.

— Это море. Я долго возился с волнами. Это морские волны, — он провел по полотну пальцем. — Эти горы могли бы помочь нам. Они довольно высоки, но не настолько, чтобы вершины были покрыты снегом.

— Это может быть фьорд. Может быть, он неподалеку.

— Нет. Здесь нет таких гор. Я спрашивал всех моряков, всех путешественников и всех, кто знает эти места. А по пути сюда я высматривал горы. Они находятся не во Фьордландии.

Фародин отступил назад и оглядел работу целиком.

— Клянусь всеми альвами! Я был несправедлив по отношению к тебе в Искендрии. Эта картина! Я буквально чувствую, как все во мне ищет это место.

— Мы оба были несправедливы. Но нам стоило разделиться, чтобы обоим продвинуться вперед на нашем пути… на нашем пути к Нороэлль. У меня такое чувство, что Дуб Фавнов послала нас через врата в пустыне не случайно. Может быть, она что-то видела в будущем. Я долго думал над этим, и не проходило ни дня, чтобы я не спросил себя, почему королева просто не прикажет привести меня к ней.

— Никто из Альвенмарка не приходил?

— Никто! Время от времени я встречался с Ксерном. Королева не говорит о нас и не терпит, чтобы в ее присутствии даже упоминали наши имена.

Уголки губ Фародина дернулись.

— Либо она вне себя от гнева и только и ждет, что мы вернемся и она сможет свершить суд над нами, или здесь что-то другое, — подытожил он.

— Врата снова открыты и не охраняются, с тех пор как закончилась война с троллями. Похоже, что угроза, которой опасалась Эмерелль, отступила.

— Она говорила, что из смерти Гийома может вырасти нечто, и что она до сих пор чувствует силу девантара. Как беда может так просто отступить?

— Девантара больше не видели. О нем тоже не говорят. По крайней мере, так утверждает Ксерн… Я часто размышлял над тем, что готовит девантар, за кем охотится и действительно ли он закончил с нами.

— Не ломай над этим голову! Давай будем по возможности избегать Альвенмарка и на миг позабудем о девантаре. Этой картиной ты, быть может, указал мне путь. По крайней мере, у меня такое чувство, что это так.

— И вот еще что. У карликов я…

Внезапно дверь распахнулась и в дом, громко распевая, вошел Мандред.

— И вот идет Торгрида сын, неся печень кабана! А, вот и вы! Ну что? Вы ее видели?

— Кого? — переспросил Фародин.

— Ну, ее. Эту чудесную женщину! Сестру Нельтора!

— Для меня все здешние женщины выглядят одинаково, — ответил Фародин.

Нурамон улыбнулся.

— Он имеет в виду Таргильду.

— Да! Какое имя! Таргильда! — сын человеческий мило улыбнулся.

— Кто бы мог подумать, — сказал Фародин. — Мандред Торгридсон влюблен.

Но казалось, ярл не услышал слов Фародина.

— Каково мое с ней родство? — спросил он Нурамона.

— Дай подумать. Ты отец Альфадаса, который, в свою очередь, является отцом… — он помолчал, задумавшись. В случае с Рагной он, очевидно, о подобном не задумывался. Или он опасается, что Таргильда — его дочь? — Между тобой и Таргильдой много поколений. Так что не переживай. Вот только…

— Вот только что? — спросил Мандред.

— Ты помнишь имя Рагна?

На лице Мандреда читался неприкрытый ужас.

— Что, Таргильда…

Нурамон решил немного помучить друга.

— Ну, говори уже, какое отношение имеет Рагна к Таргильде!

— Ну… она для Таргильды… тетка.

Мандред вздохнул с облегчением.

— Что с ней стало? Она горевала обо мне?

— Мандред Торгридсон, великий покоритель женщин! Фирнстайнский юбочник! Если он однажды разделил с кем-то ложе, то она будет вечно плакать о нем и ждать, что он вернется. Нет, Мандред. Она нашла себе хорошего мужа, родила ему детей и умерла счастливой. Но тем не менее…