Осознание - Вадим Еловенко

Я поздоровался с ними за руку и предложил сесть. Офицер юстиции сел за стол своего отсутствующего помощника и углубился в чтение материала с экрана. За нашим разговором он следил только слухом. Не зная с чего начать я с минуту мялся и только после этого спросил:

- Есть ли у вас опыт работы в зараженной местности?

Оба покивали и я попросил подробностей. Вовка довольно полно описал нашу с ним когда-то работу, не смотря на то что тоже в свое время подписывал обещание не разглашать информацию. На вопрос работал ли он уже здесь на строительстве тот помотал головой и сказал что его перевели сюда уже после завершения строительства. Мой не состоявшийся убийца после того как я к нему обратился рассказал:

- Я прибыл сюда уже к завершающему этапу строительства. Но поработать пришлось… - он понял мою задумку общения и не спеша подробно описывал свою жизнь после суда: - Нас привезли сразу с этапа без подготовки перевели сюда под землю. Уже здесь проходили химиотерапию. После защиты буквально на третий день погнали на работы. В мои задачи входили прокладка шин высокого тока по мередианам. Кормили хорошо. Работать заставляли еще лучше… Два раза хватал чрезмерную. По неделе в реабилитационных провел. Не уверен что подлечили, но больше не поносило, кровь из носу перестали течь… кожа только пятнами пошла. Так до сих пор как ягуар.

Я передернул плечами и посмотрел на особиста, не считает ли он такие подробности излишними.

- Сейчас как себя чувствуете? - спросил я серьезно.

- Спасибо. Готов к выполнению поручений. Я раскаялся в своих проступках совершенных по глупости и надеюсь трудом купить себе свободу.

- А вы? - обратился я к Вовке.

- А я не раскаялся. - просто пожал плечами тот. - Но если это поможет сократить срок заключения то сделаю все что скажут.

- За что вы попали сюда? - спросил я подумав что именно сейчас особист прервет меня. Но офицер молчал и Вовка нехотя рассказал:

- Я был задержан на митинге протеста. Так как у меня уже было подобное… в общем, я не отделался альтернативным наказанием. Получил девять лет. Обвинение требовало одиннадцать, но суд принял во внимания, что при отбывании предыдущего наказания я получил хорошие отзывы. Да и здоровье угробил. А восстанавливаться не спешил. Был отправлен на работы на индийскую границу. Но меня отстранили. Отправили в госпиталь на принудительное лечение. С кровью были проблемы. Когда начался мятеж я как раз в госпитале был. Госпиталь был взят штурмом и я добровольно после освобождения вступил в армию сопротивления. Когда на нас были выдвинуты внутренние войска из Индии и с севера мы оказались в окружении. Пробиться к Черной реке и объединиться с их сопротивлением мы не успели. Около трех недель мы сопротивлялись заняв город и обороняя его. Но после неудачных переговоров и угрозы бомбежки местные жители выступили против нас. Я был ранен и снова арестован. После суда над нами мне дали семнадцать лет. Плюс неотбытый срок… в общей сумме двадцать шесть лет. Точнее чуть больше. С таким сроком меня передали ЦКИНу. А уже они отправили сюда. Здесь уже была закончена стройка, я только в установке оборудования участвовал. Покивав я высказал им заготовленную липу:

- Ну тогда так и договоримся. Я оставляю вас в резерве перед экспериментами еще несколько раз загляну, проведать не изменили ли вы решения участвовать. Вам что-нибудь сейчас необходимо? Мои приятели пожали плечами и безымянный сказал:

- Особо нет. Разве что было бы неплохо с родными связаться. Нам запрещено общение.

Особист повернул голову к сидящим напротив меня и безразлично по-рыбьи взглянул на них. Ничего не сказав он снова уткнулся в экран терминала и я со вздохом сказал:

- Этого я вам обещать не могу. Здесь режимный объект. Но может позже я смогу вам помочь. Или, если разрешит особый отдел, передам вести вашим близким.

Я вернулся на рабочее место и признаюсь с огромным трудом смог заняться навалившимися на меня задачами. Рассеянность была столь велика, что когда руководитель ВЦ попросил меня еще раз проверить мои же отчеты и сводки я не раздумывая сел перепроверять. Только с третьего раза пробежав глазами параметры я сохранил и переслал начальнику ВЦ окончательный вариант.

После работы я направился не к себе, а к Кате в надежде, что она уже вернулась. Но сколько я не звонил в дверь мне никто так и не открыл. Я сел в коридоре под вентиляцией и в раздумьях закурил. Я скурил сигареты три, когда Катя уставшая, но такая же резка и целеустремленная вышла из лифта и направилась к своим дверям. Увидев меня она улыбнулась и завела меня к себе.

- Ну как там? - спросила она и я пересказал о чем говорили мне друзья. Катя выслушала и сказала: - Теперь все? Повидался? Больше не будешь туда рваться? Убедился что им ничего не надо?

Она стирала косметику стараясь не задеть с таким трудом нанесенный с утра рисунок на щеке. Потом видно смазала и снесла и его. Вытерев влажной салфеткой лицо она повернулась ко мне и спросила:

- Мы пойдем куда-нибудь сегодня? На седьмом фильм показывают новый… Да и в магазин за продуктами стоит скататься.

- Я не пойду Кать. - сказал я и демонстративно скинул туфли с ног.

- А чего так?

- Мне надо подумать как бы весточки от них родителям передать их.

Покачав головой и объявив сие дело бесперспективным Катя упала на диван и заявила:

- Тогда я тоже никуда не пойду. И краситься не буду. Буду валяться и ничего не делать, пока ты в себя не придешь. И пусть мы умрем с голоду.

Я есть не хотел да и был уверен что в холодильнике у Кати всегда найдется чем перекусить.

- Может поможешь? - с надеждой попросил я и Катя замотав головой сказала что с этим она точно не поможет. Режим, есть режим.

- Вот поедешь в город на больших выходных в конце месяца и звони кому хочешь, а отсюда звонить это только подставляться.

Я был согласен с ней и решил, что ничего страшного не случится если я свяжусь с родителями друзей не сегодня-завтра, а скажем через неделю.

В тот день я не стал возвращаться к себе. Не пошел на тренировку. Не пошел и в бар выпить с приятелями. Остался с Катей. Плевать что и кто говорит вокруг. Плевать что считают, что я отбил ее у Андрея. Плевать что ее собственные сотрудники стали к ней относится с легкой усмешкой. Связалась же с практикантом-выскочкой. Главное что у нее теперь хватала понимания, что кроме как со мной она ни с кем не сможет чувствовать себя обычной девчонкой только играющей роль взрослой начальствующей женщины. И эта девчонка окончательно стала моей. В долгом споре за нее я остался один. Я, наверное, просто умел ждать. Победа вообще удел терпеливых…

Я проснулся от жгучей боли по всему телу. Открыв глаза я с чуть ли не остановившимся сердцем ужаснулся увиденному. Ослепляя со сна, пламя буквально сжирало окружающую меня комнату. Я с криком попытался заслониться от него и увидел во что превратились мои руки выглядывающие из вовсю пылающей майки с длинными рукавами. Скрюченные еле шевелящиеся пальцы пытались заслонить меня от пламени, а пламя-то уже лизало мое лицо и с треском поджигало волосы. Мой крик стал походить на вой. Боль со сна все нарастала и казалось не будет конца этой лавине огненного пожирающего ада. Ноги сожженные до той степени что уже и не подчинялись мне, выглядывали из под истлевшего одеяла и доводили меня до безумия своим искалеченным видом. Пальцы ног шипели разбрызгивая вокруг потекший и кипящий то ли сок, то ли кровь.

Безумие ворвавшись в мой разум прочно в нем закрепилось и продолжало раздирать мои голосовые связки пока я не задохнулся от крика и отсутствия в комнате кислорода. Но боль казалось еще целую вечность заставляла выть мой дух моля о помощи и спасении. Спасение пришло вместе с темнотой.

Я взял за правило каждый конец месяца выбираться с Катей в Степную и снимать там на пару дней коттедж для отдыха. Из коттеджа я первым делом названивал родителям моих друзей и сообщал что с ними все нормально. Уже после этого я мог с чистой совестью просто отдыхать, наслаждаться этим чудом посреди степи. Мы часто с Катей просто бродили среди зеленого оазиса гадая как же сохраняют тропические растения, да те же пальмы, холоднющими местными зимами. В октябре мы поняли как, когда все деревья превратились в этакую мебель укрытую специальной материей. Гуля по паркам с чудными закутанными в термоматерию деревьями мы вспоминали наши прогулки по Москве и желание вернуться домой становилось все сильней и сильней. Сказывалось конечно и то что по-настоящему интересной работы поубавилось. А разбор материалов хоть и был несложен, но новых открытий не сулил. Все что было на поверхности уже очистили и описали, как говорится.

Мои тренировки стали реже. Я еще удивлял охранников комплекса своими впечатляющими успехами. Я еще с удовольствием участвовал в соревнованиях. Но кажется я получил уже главное от этого спорта. Я получил уверенность в том что я умею нечто, что умеют далеко не все окружающие меня. А если рассматривать только ученых, то я вообще был уникумом в их среде. Эта странная уверенность рождала во мне не менее странную гордость за себя. Я сумел доказать не только своей женщине и себе что способен на невероятные усилия и мои возможности значительно выше тех что на виду. Я смог пройти форсажем путь, который, как говорится, мне был заказан… Путь от никчемного человечка погрязшего в авантюрах и собственной глупости до вполне респектабельного и уверенного в своем будущем специалиста. Не знаю что больше Кате во мне нравилось. То что я действительно был в числе тех кого оценили и оставили в проекте после массовых сокращений, или то что я просто был белой вороной в ее обычной среде. Может быть и то и другое. Она сама привыкла решать за себя и думаю сколько бы не спрашивал что же привлекло ее во мне я бы никогда не услышал честного ответа.