Повести моей жизни. Том 2 - Николай Морозов

Я хорошо понимаю, что мой эскиз не даст самого важного — яркой картины пережитого и передуманного нами в то время. Я знаю, что это будет скелет без тела, или, вернее, тело без оживляющих его человеческих чувств, как и всякий другой исторический очерк. Но он все же будет в смысле исторического документа лучше, чем враждебные нам материалы жандармских дознаний, где истинные наши побуждения умышленно искажались в угоду политическим страстям наших противников, и все же наглядно покажет, как много могут сделать даже несколько человек, если они полны самоотвержения.

2. События в кружке «Земля и воля», предшествовавшие Липецкому съезду

Основные причины, вызвавшие Липецкий съезд в той самой необычной форме, в какой он был осуществлен частью членов «Земли и воли», заключались, насколько я могу ориентироваться во внутренней жизни этого тайного кружка заговорщиков, в теоретических разногласиях между двумя его частями. К одной из них, которая часто называла себя по инициативе нашего киевского товарища Осинского исполнительным комитетом, принадлежал, между прочим, я сам с Александром Михайловым, а к другой, называвшей себя народниками, — мой товарищ по редактированью органа «Земли и воли» Плеханов и его бывший сторонник Михаил Попов. 

Теоретические разногласия неизбежно должны возникать в истории всякой революционной организации. Тайное общество, стремящееся к осуществлению каких-либо политических или общественных идеалов, подчиняется в своем развитии, насколько я мог заметить из опыта всей моей жизни и деятельности, совершенно определенным законам. 

Их сущность мне ясно представляется, когда я обобщаю себе историю трех революционных организаций, в которых мне пришлось участвовать: «Большого общества пропаганды» 1873—1874 годов, «Земли и воли» 1878—1879 годов и «Народной воли» 1879—1881 годов. 

Не все революционные общества и кружки оканчивают полный цикл своего развития, подобно тому как не всякий человек умирает естественной смертью, но каждое стремится воспроизвести этот цикл по внутренним психологическим мотивам своих участников. 

Первый период развития тайного общества есть тот, который непосредственно следует за его возникновением. Это период его молодости. Если общество не явилось на свет мертворожденным, в нем в это время почти не бывают руководителями никакие «знаменитости» из прежних движений. Оно обыкновенно возникает в деспотических странах среди учащейся молодежи, вся жизнь которой еще впереди. Прежние выдающиеся деятели большею частью не присоединяются к нему в этот период, так как еще не уверены, что новое общество представляет из себя нечто серьезное и оправдывает риск вступления. Часто они вовсе не знают об его существовании, потому что я говорю здесь исключительно о тайных обществах, возникающих в тяжелые периоды абсолютизма и политических гонений. Точно так же остаются в стороне и все честолюбивые люди, ищущие в своей деятельности не осуществления великодушных идеалов, а своего собственного возвеличения. 

Благодаря такому исключительному подбору членов, полных молодости, энергии, энтузиазма и самоотверженности, первый период развития здесь характеризуется наиболее кипучей деятельностью, но эта деятельность не всегда бывает практична по причине неопытности молодых членов. 

Второй период начинается в то время, когда спасшиеся от арестов, бежавшие из ссылок и освобожденные из тюрем товарищи приобретают известный запас опытности. В этот момент, характеризующийся присутствием в обществе скрывающихся от правительства членов, начинается наиболее серьезная эпоха деятельности, а вместе с тем возникают и теоретические разногласия относительно того, держаться ли старого пути или идти по новому, более целесообразному. 

Если к этому времени организация успела совершить серьезные дела, то к ней теперь начинают присоединяться отдельные личности и из прежних выдающихся деятелей и вносят в нее приобретенную опытом серьезность и деловитость. Затем в нее начинают стремиться и честолюбцы; и если проникают, то их партийность начинает вредно отзываться на дальнейшей деятельности общества. 

Вместо борьбы с первоначальным внешним врагом начинается борьба между собою отдельных фракций и их вождей, и эта борьба поглощает наконец собою большую часть энергии и сил первоначальных и новых членов. 

Распадение общества на две части является в это время большим благом, так как все честолюбивые руководители остаются при старой, «уже испытанной и приобретшей популярность», программе, а за новую оказываются главным образом искренние и бескорыстные энтузиасты, не заботящиеся о том, популярно или нет то, что они считают справедливым или нужным для осуществления своего идеала. Но эти энтузиасты бывают в то же время уже и опытными деятелями, и, таким образом, новое общество, возникшее от деления старого, имеет все шансы на совершение очень серьезных дел в освободительном движении деспотически управляемой страны, а сторонники старой программы быстро сходят со сцены. 

Все эти соображения относительно законов, управляющих развитием тайных обществ в период политических гонений, не раз приходили мне в голову еще в то время, когда и я как член общества «Земли и воли» невольно участвовал в их осуществлении. 

После трехлетнего заточения я вышел на свободу в январе 1878 года: на следующий день после того, как раздался выстрел Веры Засулич[81]. Большое общество пропаганды, к которому я принадлежал с 1874 года, уже погибло в непосильной борьбе с абсолютизмом, не встретив в народных массах активного содействия своим целям. Попытка оставшихся членов возобновить его при помощи выпущенных вместе со мною товарищей по заточению оказалась бесплодной. Большинство их или устало, или разочаровалось в своей прежней программе, или затерялось где-то в глубине России. Я же присоединился через несколько месяцев к одному небольшому кружку молодежи, находившемуся еще в первом периоде своего развития и потому не имевшему в публике даже официального названия. Часто давали ему шутливое имя «кружка троглодитов», т. е. пещерных людей, так как местожительство его членов не знал почти никто из посторонней публики. 

Эти «троглодиты» и превратились затем в общество «Земля и воля», так как немедленно после моего вступления они предоставили свою типографию для журнала «Земля и воля», редакторами которого были вначале Кравчинский, я и мой старый товарищ по Большому обществу пропагандистов, Клеменц, хотя он и не состоял в то время членом кружка «троглодитов».