Том 6. Зарубежная литература и театр - Анатолий Луначарский

К сожалению, я не видел параллельной постановки на той же площади гётевского «Эгмонта». Однако свойства этой драмы менее подходящи для такого рода использования.

X

Конечно, драма Гёте отнюдь не сводится к массовым сценам и средневековой живописности: это, при всей своей юношеской стремительности, тонкое социально-психологическое произведение.

Роль Гёца колоссальна и выигрышна. Роли Вейслингена, Георга, а также Франца и Адельгейды даже при их сокращении, допущенном режиссером согласно позднейшим желаниям Гёте, — очень интересны и дают прекрасный актерский материал. К тому же имеется ряд эпизодических, но выпуклых фигур.

Надо прямо сказать, что не все эти роли были сыграны, как хотелось бы. Вейслинген был очень трафаретен. Адельгейда мало интересна и т. д. Однако многие второстепенные (например, Георг) и маленькие роли (например, император, капитан) были исполнены с хорошим мастерством.

На огромную высоту весь спектакль был поднят не только архитектурно чудесной рамкой, но и поистине монументальной игрой специально приглашенного для роли Гёца знаменитого берлинского актера Георге.

Вряд ли сам Гёте мог пожелать лучшего исполнения роли своего героя. Георге умно понял внесенный великим автором в эту фигуру смысл и с исключительным техническим умением и редким непосредственным обаянием выполнил этот тонко понятый замысел.

У него Гёц — вначале крепкий, хотя уже седой, квадратный, в железо закованный человек-глыба. Железная рука, которой актер великолепно полувладеет, довершает могучий, хотя и несколько косолапый физический облик Гёца. У него простое, почти мужицкое лицо, часто широкая приветливая улыбка, иногда грозная нахмуренность бойца, а в сцене суда над ним апоплексическая ярость. В последней части — это разбитый старик в длинном бесформенном халате, с бледным, утончившимся от страданий лицом и все с тою же провинциальной, простонародной немецкой речью, которая, однако, начинает звучать глубоким и печальным ритмом.

Гёц в исполнении Георге не отходит от черт «зубра», дикого помещика, неугомонного и своевольного хозяина в своем замке, и, однако, черты прямоты, мужества, добродушия, поднимающиеся иногда до величия, в котором есть что-то от героя и что-то от ребенка, делают этого Гёца пленительным.

В итоге всего — вечер, который глубоко остается в памяти. Пример — достойный подражания.

У нас и Москва, и Ленинград, и другие старые города, конечно, для разных эпох, могут также предоставить для ночных спектаклей под открытым небом необычайные по внушительности историко-архитектурные рамки.

Высокое искусство наших режиссеров и артистов и единственное в мире соединение умения постановщиков подыскивать массовый типаж и умения этого сценически как бы сырого материала необыкновенно чутко входить в свою роль, — все это обеспечило бы у нас за историческим театром на исторических площадях большой, может быть, европейский успех.

А ведь с историей мы не покончили, и, хотя новых исторических пьес у нас пишут мало, зато за последнее время вышло несколько первоклассно-ярких исторических романов. Эти романы иной раз подвергаются переделке для закрытого театра или кино; между тем самое значительное в них громче всего зазвучало бы именно под открытым небом, перед великими памятниками архитектуры былых веков.

Комментарии

Г. Дж. Уэллс*

Впервые напечатано как предисловие к первому тому Собрания фантастических романов и рассказов Г. Дж. Уэллса [в шести томах], изд. «Земля и фабрика», М.-Л. 1930.

Печатается по тексту первой публикации.

Характеристику Уэллсу Луначарский дал еще в 1925 году в статье «Попутчики в Европе»:

«Я вовсе не хочу обесценивать далекого, но все же попутчика, каким является Уэллс. Писатель это очень крупный, в своем жанре даже непревзойденный. В последнее время им написано несколько романов, наносящих несомненный удар буржуазной культуре, и хороших в отрицательной части, хотя расплывчатых и сладких в части положительной. Нет никакого сомнения, что „Яко боги“ и „Сон Сарнака“ в высшей степени полезные книжки, но это не мешает тому, что Уэллс, как и многие другие, теоретически чрезвычайно слаб, как только дело доходит до действительно научных социологических обобщений. Он органически лишен возможности понять метод мысли Маркса и грандиозность созданного им социологического здания. И опять-таки лишней помехой в этом служит его английское чванство. До какой огромной меры бесплодно было его путешествие по России, как мало он в ней увидел того, что надо было видеть, чувствуется в каждой строчке его книги, даже когда он говорит о великом среди великих, когда он говорит о Ленине, — смешной и непристойный тон просвещенного мореплавателя, побывавшего в стране варваров!»

(А. В. Луначарский, Этюды критические, изд. «Земля и фабрика», М.-Л. 1925, стр. 386–387).

Ромен Роллан как общественный деятель*

Впервые напечатано в качестве предисловия в книге: Р. Роллан, Собр. соч., т. I, изд. «Время», Л. 1930. С небольшими изменениями и дополнениями перепечатано в книге: Ромен Роллан, Жан-Кристоф, т. I, изд. «Время», Л. 1933.

Печатается по тексту издания 1933 года.

(1) См. Р. Роллан, Собр. соч., т. I, изд. «Время», Л. 1930, стр. 18–30.

(2) «Великая революция, чьим меченосцем и в то же время крестоносцем сделалась Россия, — писал в этом предисловии Р. Роллан, — открывает собою новый период в истории человечества… Русские братья и сестры, идущие во главе Европы! Я иду с вами…»

(ср. Р. Роллан, Собр. соч. в четырнадцати томах, т. 14, Гослитиздат, М. 1958, стр. 532, 535; далее сокращенно: Роллан, том и страница).

(3) См. открытое письмо В. Г. Короленко Луначарскому, опубликованное под заглавием «Торжество победителей» в газете «Русские ведомости», 1917, № 265 от 3(16) декабря, а также статью Луначарского «Владимир Галактионович Короленко» в т. 1 наст, изд., в которой подробно рассказывается о полемике с Короленко.

(4) Речь идет о статье А. В. Луначарского «Владимир Галактионович Короленко» (см. т. 1 наст. изд.).

(5) Ср. К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 1, стр. 381; В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 1, стр. 186–188.

(6) В очерке Салтыкова-Щедрина «Переписка» (цикл «Благонамеренные речи») говорится об «Обществе для предвкушения гармоний будущего».

(7) Луначарский пользуется для сравнения щедринской сказкой «Карась-идеалист», центральный персонаж которой — Карась утверждал, что он знает слово, способное укротить даже щуку.

(8) К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 8, стр. 431.

(9) Ср. Роллан, т. 14, стр. 534.

(10) Имеются в виду слова Роллана:

«Я верю в необходимость взаимопроникновения, любви и понимания. Любить, чтобы понимать. Понимать, чтобы любить. И стремиться к пониманию всего, всех людей, всех живых существ, даже самых враждебных. Нечего опасаться, что в натуре здоровой и сильной это может парализовать ее действенность. Наоборот, это усилит ее, сделает ее правой… четкой, гармоничной и незлобливой»

(ср. Роллан, т. 14, стр. 534).

(11) Луначарский имеет в виду выступление Ленина на VIII съезде РКП(б), в котором он говорил:

«Нам надо сейчас же, не ожидая поддержки от других стран, немедленно и сейчас же поднять производительные силы. Сделать это без буржуазных специалистов нельзя. Это надо раз навсегда сказать. Конечно, большинство этих специалистов насквозь проникнуто буржуазным миросозерцанием. Их надо окружить атмосферой товарищеского сотрудничества, рабочими комиссарами, коммунистическими ячейками, поставить их так, чтобы они не могли вырваться, но надо дать им возможность работать в лучших условиях, чем при капитализме, ибо этот слой, воспитанный буржуазией, иначе работать не станет»

(В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 38, стр. 166–167).

(12) «Но я счел нужным отказаться от толстовского „аскетизма“» (см, Роллан, т. 14, стр. 533).

(13) Очевидно, речь идет о статье П. Б. Струве «Интеллигенция и революция» (см. «Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции», М. 1909, стр. 127–145).

(14) После этих слов в издании 1930 года шел следующий текст:

«Недавно в целом ряде буржуазных газет и журналов Запада была сочувственно напечатана речь Ромена Роллана по радио, касавшаяся панъевропейских планов г. Бриана.

В речи было немало хороших гуманных строк, немало умных оговорок, но отсутствовало главное: осуждение этого вида панъевропеизма, как слабо замаскированного милитаристического маневра, и притом откровенно направленного против СССР еще больше, чем против С. — А. С. Ш.

Опубликовывая характерные выдержки из этой речи в журнале „Огонек“, я снабдил их жестким комментарием.