Свет в окошке. Земные пути. Колодезь - Святослав Владимирович Логинов

людским потоком. Меднобородый Гунгурд, Амрита, юная и в эту минуту нечеловечески прекрасная, Мокрида, со строгим рачительным взором, двуликие братья Нот и Зефир, неукротимый Басейн, веру в которого Ист едва не уничтожил, назвав в честь повелителя морей корыто для купания в жаркий день. Был здесь и тугоумный Фран, который, казалось, заснул даже в эту минуту, и недобрый Жель, почему-то считавшийся покровителем стад. Они стояли, могучие победители, открывшие дорогу в новый мир, возвышаясь до самого неба, и один только Ист видел их настоящий облик: кучку перетрусивших, жмущихся друг к другу людишек, и даже не людишек, а ничтожных, жалких богов, бегущих из отринувшего их мира.

Люди и стада прошли, наступила очередь магов. Их было совсем немного — сотни полторы, тех, кто перестал быть человеком, но не сумел добиться бессмертия. Сейчас они были горды, каждый излучал силу и довольство, лишь в дер Насте чувствовалась какая-то тревога. Неожиданно дер Наст шагнул вперёд и, глядя в лицо Исту, громко произнёс:

— Ты всегда был моим врагом, но сейчас я беру назад обидные слова, что вырвались у меня когда-то. Ты жил и умер, как полагается повелителю мечей. Тебя будут проклинать, но никто не обвинит в трусости.

— Спасибо на добром слове. — Ист кивнул.

Дер Наст вбросил меч в ножны и первым направился к ждущему проходу. Ист молча смотрел ему вслед. Несладко придётся бывшему кёнигу в новой жизни. Боги не умеют забывать, и самовольному чародею ещё не раз помянут сегодняшнюю выходку.

По толпе чародеев прошла дрожь, словно единое существо вдруг поёжилось испуганно. Кто-то закричал, желтокожий воитель вновь выхватил свой крис, как бы собираясь ринуться в битву, но вместо того, расталкивая более тщедушных собратьев, помчался к проходу. В одну минуту торжественный порядок был разрушен. Уже не повелители сущего, а смертельно перепуганные человечки, забыв обо всём, стремились первыми прорваться в ворота. Ист прислушался и, который раз за этот день, злорадно рассмеялся. Он услышал сочные шлепки, тяжёлое пыхтение и бессмысленную скороговорку бредущей катаблефы. Как он мог забыть, ведь не все боги участвовали в облаве на мятежника! Есть ещё один бог, добившийся всемогущества меньше месяца назад, и сейчас он спешит сюда, чтобы задать свой извечный вопрос, на который ему никто не смеет ответить.

Теперь бежали все, даже ожиревший Фран беспокойно заворочался и потопал к спасительному проходу. Конечно, катаблефа не могла так просто прервать его сонное существование, но вряд ли даже Фран сумел бы уснуть рядом с таким соседом. А убить бессмертную катаблефу? Конечно, убить можно кого угодно, если знаешь, как это делать. Но подобный опыт даётся только с риском для своей жизни, которую очень не хочется терять.

Боги бежали. Один лишь Гунгурд задержался на мгновение, чтобы послать давно заготовленную молнию в переплетение срубленных веток. Деревья полыхнули разом, жадное пламя метнулось ввысь. Сладко запахло печёными яблоками. Вот и ещё один шаг к новому миру; с этой минуты никакое знание не будет даровано людям за просто так, всякий шаг по пути ненавистного прогресса придётся оплачивать долгими трудами. Ист мысленно кивнул: это справедливо, так и должно быть в правильном мире.

Студенистое чадо Роксаланы, пыхтя и постанывая, показалось на тропе. Ничего не скажешь, это действительно был бог! Бессмысленно могучий, неосознанно жестокий, ненужный даже себе самому… — в нём оставалось лишь одно человеческое чувство, которое успело сделать несчастной даже эту, казалось бы безмысленную, кучу плоти.

— Где моя мама? — произнёс скрипучий голосок.

Ист дёрнулся и, чувствуя, как впилась в тело проклятая цепочка, заорал:

— Малыш! Вот они сгубили твою маму! Вот эти, которые удирают от тебя. А теперь они схватили меня! Накажи их!

— Они тебя обижают? — спросило чадо.

— Они обижают маму! — крикнул Ист, надрывая глотку.

Последний из богов скрылся в жемчужно-опаловом сиянии. Никто из них уже не думал, что прежде надо уничтожить непокорного Иста и прибрать волшебную цепь. Сейчас приходилось спасать собственную бессмертную шкуру. Призрак ворот задрожал и начал стремительно размываться, одновременно сужаясь в точку.

— Не-е-ет!.. — Сверлящий визг катаблефы рванул по ушам. — Сначала отдайте маму!

Гора плоти метнулась невероятным прыжком, тем самым, что опередил когда-то удар бога-воителя. От прохода в иной мир уже почитай ничего не осталось, но липкое тело, всхлюпнув, всосалось в невидимые уже ворота, и тут же с коротким стоном оборвавшейся струны проход закрылся.

Секунду Ист осознавал произошедшее, потом хрипло засмеялся. Конечно, его судьба предрешена, но даже сейчас он не согласился бы поменяться местами с бессмертными, по стопам которых тащится их проклятие, такое же бессмертное, как и они сами. Пусть даже там, по ту сторону реальности, расстилался цветущий рай, теперь там жить опаснее, чем в мангровых чащах Сенны. Дорого заплатит Амрита за своё бессовестное любопытство. А вместе с ней заплатят и остальные боги. Им есть за что платить.

Чёрный ворон с неторопливым «кра-кра» пролетел над головой, и Ист перестал смеяться. Теперь ему было не перед кем изображать гордое безразличие; Ист, стараясь не потревожить цепь, замотал головой, сдувая к ключиц и груди обнаглевших комаров. Солнце было уже невысоко, и вместе с вечерней сыростью в воздух поднялись армады крошечных кровопийц. Одни из них лениво взлетали, потревоженные дуновением Иста, но на их место тотчас садились новые. А ведь прежде комары Иста не кусали, даже мысль такая не приходила в их безмозглые головки. И магией их не шугануть, Глейпнир не позволит.

Несколько минут Ист мужественно старался не обращать внимания на жужжащую тучу. Сколько же их? Рассказывали, что человек, привязанный вот так, как Ист, к утру был мёртв, и в теле его не оставалось ни капли крови. Конечно, бессмертного так просто не убить, но ведь и комарам тоже некуда торопиться.

«Интересно, — с натугой подумал Ист, — сколько времени меня будут помнить? Может быть, забудут уже завтра. Хотя почему? Прометея-то помнят».

Ист дёрнул подбородком, размазав пару остервенело жрущих комаров.

Почему-то думалось не о себе, а о Прометее. Да, невесело было умирать другу людей. Умирать всегда невесело, и мысль о том, что будут говорить о тебе спустя века, ничуть не помогает сегодня. Да и что такое людская память? Те, для кого Прометей был богом, — умерли вместе с ним, остались лишь те, кому было за что благодарить мятежника. Именно эти благодарные люди сочинили сказку об ужасном орле, посланном богами, о нечеловеческих муках, длившихся сотни лет. Всё было не так. Мучения восставшего бога оказались вполне человеческими и длились от силы пару дней. Прометея заели комары.

Ист всхлипнул и дёрнулся ещё