Светорада Медовая - Симона Вилар

– Оставлю себе на память.

Светорада как будто что-то почувствовала, слегка нахмурилась, поводя головой. Даже сквозь полусон ощутила, что голова ее без привычной тяжести кос кажется какой-то легкой, маленькой и беззащитной. Таштимер, глядя на нее, опять заплакал. Вытирая косами слезы, вышел из юрты и увидел стоявшего неподалеку Сагая. Спросил у него:

– У нас еще есть время до приезда Яукилде?

Сагай медленно кивнул.

– Не раньше завтрашнего утра, хан.

– Хорошо. Скажи шаману, чтобы начинал обряд. Пусть дух Тенгри-хана будет рядом и легко заберет ее душу на небо, когда я накину ей на шею шелковый шнурок.

Сагай снова медленно кивнул. Потом сказал:

– Может, разрешишь женщинам привести к ней ребенка? Попрощаться…

– Хорошая мысль, охотник. Пусть так и сделают.

Уже вечерело, когда к Светораде привели Глеба, но она почти не отреагировала на его появление. Малыш какое-то время разглядывал мать, дивясь, отчего ее волосы такие короткие, потом подошел, обнял.

– Матушка!

Мальчика пугала ее безучастность, он стал потихоньку плакать.

– Матушка!

Такая знакомая славянская речь… Светорада, не отдавая себе отчета, обняла теплое худенькое тельце Глеба, гладила его по волосам. Он осторожно касался ее обрезанных волос, пока совсем не распушил их, и они завились красивыми кудрями. Потом Глеб лег, свернувшись подле нее калачиком, вздыхал тяжело, испытывая недетскую грусть. Он был похож на собачонку, которая чувствует перемену, но не может ее объяснить. Постепенно малыш заснул. Рука Светорады покоилась на его плече.

Так длилось довольно долго. Тем временем погода изменилась, ветер разошелся, стенки шатра подрагивали от его порывов, хлопая пологом. В шатер долетал голос шамана, который пел и плясал вокруг костра. Собравшиеся кочевники раскачивались и монотонно подпевали ему. Таштимер тоже пел, порой принимался приплясывать вместе с шаманом, воздевая руки к месяцу, который то исчезал, то вновь высвечивался среди туч. Затем старый хан опять садился, раскачивался и вторил заунывной песне соплеменников.

Для Светорады все эти звуки слились в какой-то тягучий однообразный гул. Где-то в подсознании ее душа рвалась и паниковала, но не было сил ни встрепенуться, ни закричать. Однако же, когда совсем близко раздался негромкий странный звук, она отметила это и, повернув голову, увидела, как в прореху вспоротой стенки шатра входит Сагай. Неслышно приблизившись, он поднял ее и перекинул через плечо – только чуть звякнула спавшая с ее опрокинутой головы шапочка с бляшками. Глеб от толчка проснулся, увидел Сагая, державшего его мать на плече, хотел было закричать, но тот успел упасть на одно колено и зажать ему рот. Какой-то миг медлил, удерживая вырывающегося малыша, потом подхватил его и опять протиснулся в прореху в стенке шатра.

Было темно и ветрено, когда он, пригибаясь, нес бесчувственное тело Светорады и извивающегося вьюном Глеба, а затем скользнул за кибитки, в сторону табуна. Лошади паслись спокойно, их не встревожил запах знакомого человека. За табуном, удерживая за поводья двух оседланных лошадей, стояла Липня.

– Ох, и опасное дело ты задумал, Сагай.

– Ничего. И не ворчи, ведь подругой ханши называлась. На, вот, забери у меня мальчишку, а то еще шум поднимет.

Однако Липня отшатнулась, замахала руками:

– Совсем дурной ты, Сагай. Да тогда все поймут, что без меня в этом деле не обошлось.

Подумав немного, она сорвала с головы платок и крепко перевязала им рот Глеба. Теперь тот мог только слабо мычать. Липня сказала:

– Все. Я ухожу. А то заметят, что меня нет среди людей.

Она исчезла в темноте еще до того, как Сагай водрузил Светораду на ее белоногую лошадь. Даже находясь в полусонном состоянии, женщина привычно охватила ее бока ногами. Сагай легко вскочил на свою саврасую, положив поперек седла мальчика. Шлепнул его, заставив угомониться.

Сперва ехали шагом, и кони бесшумно ступали по земле обернутыми войлоком копытами. Потом Сагай пришпорил свою лошадь, держа на поводу бурую кобылу Светорады. Княжна чуть покачивалась в седле, еще не приноровившись к ее аллюру, а когда перешли в галоп, крепче вцепилась в луку седла.

Сагай прикидывал, сколько у него времени, чтобы уехать как можно дальше от становища. Шаман будет петь заклинания до тех пор, пока Тенгри-хан не даст ему знак, что он уже близко. Обычно это продолжается довольно долго, и Сагай рассчитывал, что они успеют отъехать достаточно далеко, прежде чем их побег заметят. В темноте вряд ли удастся определить, куда скрылись беглецы, и обнаружить их следы. Сагай беззвучно рассмеялся, опять шлепнув мальчишку, чтобы тот не ерзал. Сагаю было весело: он, лучший следопыт в стойбище, сумеет запутать следы так, что их и с собаками не найдут. На этот случай он предусмотрительно натер копыта лошадей сушеным диким чесноком.

В ночной мгле он несколько раз сворачивал, путая следы, потом опять гнал без остановки. На одном из поворотов услышал, что Медовая окликнула его по имени:

– Сагай?

– Тсс! Да, это я. Или ты жалеешь, что я увез тебя от Таштимера?

Он ощутил, что повод увлекаемой им белоногой лошади уже не так натягивается – Медовая взялась править сама. И тогда он сказал, чтобы она забрала у него мальчишку. Опять скакали.

Рассвет застал их далеко в степи. Впереди виднелись какие-то холмы, поросшие растительностью. Сагай велел спешиться у небольшого источника. Достал из переметной сумы вареное мясо козленка и протянул Светораде. Она сперва покормила притихшего полусонного Глеба, потом поела сама. Сагай не понимал, как можно довольствоваться таким маленьким кусочком мяса. Сам он ел не торопясь, тщательно обгладывая кости, высасывая из них нежный мозг. С передышками и за разговором он мог бы есть бесконечно. Но времени на болтовню у них не было. Сагай протянул молодой женщине рыжий халат и кожаный пояс.

– На, переоденься. Ты слишком нарядная, привлекаешь к себе внимание.

Она послушалась. Помедлив, спросила, где ее косы. «У Таштимера на память остались», – почти зло отозвался Сагай и дал ей войлочный колпак с опущенными сзади краями, чтобы она еще больше походила на паренька. Когда подсаживал в седло, неожиданно произнес:

– Я никогда не был рад, что Таштимер отнял тебя у меня.

Они опять ехали целый день. Поскрипывали седла, позвякивали удила. Сагай порой оглядывался, чего-то пугался, и, хотя Светорада ничего такого не замечала, она тоже ускоряла ход лошади. От усталости ломило спину, болели ноги. И еще ее тревожило, что Глеб опять начал кашлять.

– Нам надо сделать остановку, Сагай. Мой сын устал.

Он даже не оглянулся.

Когда настала ночь, они нашли приют в чахлых кустарниках. Светорада почти упала с лошади, еле нашла в себе силы уложить Глеба. Расположились у небольшого костра на войлочных попонах. Их стреноженные кони паслись неподалеку.