Геносказка - Константин Соловьев

Сразу двое мутантов, обнаружив щель в цепи монахов, успевают достичь королевы-мачехи. Не обращая внимания на стрельбу, она невозмутимо наблюдает за ходом боя, глаза холодны и равнодушны. Мутанты завывают от радости, ощущая ее близость. Они чувствуют, что их не успеют остановить. Генетические чудовища бросаются к Лит, размахивая зазубренными клинками.

Первого она убивает мгновенно, так же равнодушно, как убивают назойливо гудящую над ухом муху. Простирает руку — и ее ногти, прежде казавшиеся выкрашенными серебристым лаком, выстреливают в торс мутанта, оставляя на кончиках пальцев крохотные пороховые колечки и выворачивая требуху нападающего на пол дымящейся грудой.

Второй обрушивает чудовищный удар зубчатого палаша на ее тонкую фигуру в сером платье. И взвизгивает от удивления, когда его клинок с металлическим звоном отскакивает. Рассеченное платье соскальзывает с королевы, как змеиная кожа.

Под ним оказывается не человеческая плоть, а изящные металлические контуры. Все ее тело кажется сложнейшей механической деталью, собранной из множества изогнутых пластин. Среди редких островков плоти виднеются забранные узорной серебряной паутиной вентиляционные отверстия, гидравлические поршни и изящные пружины.

Тело королевы оказывается телом механической куклы, грациозным и пугающим одновременно. Она не смущена его наготой. Презрительно усмехнувшись, она убивает второго мутанта, коротким ударом металлической руки проломив ему ребра. Когда рука выныривает из окровавленной туши, в тонких металлических пальцах зажат кусок позвоночника. Мутант, не успев вскрикнуть, шлепается у ее ног.

— Чертов мехос! — крикнул король пьяным от ярости голосом. — Поганая шестеренка! Недаром я уже столько лет не приглашал тебя в постель! Ты, должно быть, звякаешь, как телега старьевщика!

Гензелю пришлось приникнуть к другой щели, чтобы увидеть его. Король был невредим, лишь багряный плащ, которого коснулось пламя, висел тлеющей тряпкой у него за спиной, да золоченый доспех оказался усеян многочисленными кровавыми кляксами. У его ног лежало несколько неподвижных фигур в серых рясах.

Где пройдет взгляд, хватит места и для ствола.

Гензель подхватил мушкет и, пока сердце отсчитывало драгоценные крохи времени, высунул ствол через щель своего укрытия. Нечего и думать нанести смертельную рану такому противнику, но на близком расстоянии тяжелая мушкетная пуля может оказаться очень неприятным гостинцем даже для королевской брони.

«Это тебе от Бланко, — подумал он, совмещая примитивный прицел с царственным блеском лат. — Не подавитесь, ваше величество!..»

Гензель спустил курок. Колесцовый механизм сухо щелкнул — и мушкет рявкнул узким, и серым пороховым выхлопом, мгновенно превратив воздух вокруг Гензеля в едкое, кислящее на языке облако.

Король вскрикнул и отшатнулся, мгновенно подхваченный сильными руками свиты. Пуля не смогла пробить его доспеха, но сделала то, на что стрелок и не рассчитывал. Она сорвала боковые крепления королевской брони, безжалостно оборвав сложные фиксаторы и крепления. Латы Тревирануса перекосились, лицевая пластина доспеха съехала в сторону, обнажая королевское тело. Сквозь лохмотья вышитой парчи можно было разглядеть живот и грудь его величества.

Гензель выругался сквозь зубы.

Его величество был человеком на восемьдесят пять процентов своего фенотипа. Но оставшихся пятнадцати было достаточно для того, чтобы понять всю степень его ненависти к Бланко.

Из его грудной клетки торчали во все стороны насекомоподобные отростки — то ли короткие щупальца, то ли осязательные придатки. Они медленно извивались, сплетаясь друг с другом и мелко подрагивая: целый клубок отвратительных змей телесного цвета. Между ними были видны открывающиеся и вновь смыкающиеся перепонки — белесые глазки на багровой королевской коже. Низ живота укрывала мягкая серая чешуя.

Восьмидесятипятипроцентный человек, вершитель судеб, закричал, оскалив удивительно ровные и красивые, вполне человеческие зубы. Слуги второпях помогали ему надеть обратно золоченые доспехи.

Всего лишь пятнадцать процентов бракованной плоти, но как зримо и явно они выдавали королевскую природу!.. Отчего его величество не убрал эти отвратительные признаки со своего тела? Не доверял геномагам? Боялся испортить и без того скверный генотип? Гензель пожалел, что в мушкете была лишь одна пуля. Быть может, выстрели он еще раз, удалось бы…

— Братец!

Гензель откатился в сторону, отпрянув от щели. Над ним нависал состоящий из лоснящихся мышц великан с головой младенца. Наверно, бракованный экземпляр в королевской гвардии — непропорционально большие суставы его ног были выворочены. Великан улыбнулся счастливой детской улыбкой. В лапах у него было термическое ружье, глядевшее прямо в лицо Гензелю. У ружья не было дула, лишь тонкий и ничуть не зловещий хвостик излучающего контура, но Гензель знал, что это оружие не оставляет раненых. Лишь рассыпающийся в воздухе сухой пепел.

Где-то глубоко под водой акула, лениво наблюдавшая за суетой на поверхности, обнажила в ледяной ухмылке зубы.

Она наконец почувствовала дразнящий и знакомый запах.

Заставив тело выгнуться дугой, Гензель ударил стопой по разбухшему колену великана. И с удовлетворением ощутил, как лопаются внутри прочные кости. Противник, без сомнения, успел бы выстрелить. Пальцу не требуется много времени, чтоб выжать спусковую скобу. Но мозг генетического уродца оказался недостаточно развит, чтобы одновременно целиться и воспринимать хлестнувшую по нервным центрам боль. Боль не помешала бы нанести ответный удар, но ружье в его лапах оказалось слишком сложным инструментом.

Чудовищный младенец издал удивленный возглас, наблюдая за тем, как его нога с хрустом подламывается. Он рухнул с тяжестью многовекового дерева и, не успей Гензель откатиться, был бы размазан по полу. Кинжал сам скользнул в руку, устроившись в ладони уютно и удобно. Мышцы предплечья мгновенно напряглись, готовые полоснуть по мускулистой шее, одним движением вскрыв ее подобно прогнившей трубе, но этого не потребовалось. В падении великан рефлекторно сжал пальцы — и термическое ружье в его руках выстрелило. Его проблемой стало то, что в момент падения ружье было направлено не на Гензеля, а вертикально вниз. И выстрелило оно в пол прямо под незадачливым убийцей.

Лицо Гензеля ощутило резкую волну тепла — словно он на мгновение прижался щекой к свежему кострищу. Когда он вскочил на ноги, все еще сжимая кинжал, королевский слуга уже умирал. Сильнейший заряд термической энергии расплавил пол под ним вместе с пластиковыми и стеклянными обломками и вплавил в образовавшееся мгновенно застывшее месиво кости, мышцы и соединительные ткани чудовища. Тело его теперь было частью пола, оно наполовину растеклось, как если бы фигура была сделана из воска и ее надолго забыли под жарким солнцем, — и теперь объединилось с горизонтальной поверхностью. Человек, заживо вплавленный в пол. Самым удивительным было то, что он все еще оставался в живых. Голова, ставшая единым целым с грудой расплавленного пластика, тщетно пыталась распахнуть перекошенный рот. Румяная кожа младенца превратилась в подобие передержанного в духовке заварного крема, желтела и трескалась прямо на глазах…