Жизнь в эпоху перемен. Книга вторая - Станислав Владимирович Далецкий

двадцать, построят большевики сильную страну, будут люди хорошо жить, власть смягчится, и сажать политических будут не за слова неосторожные или прошлые дела до революции, а за реальные поступки, как сейчас осуждают уголовников. Все будут равны перед законом, независимо от происхождения. Я так думаю. А теперь поспать немного под вой метели и пускай приснится мне учительница – Надежда, с которой я женихаться начал, но не успел и загремел в лагеря, – закончил Миронов их беседу и вскоре засопел ровным дыханием спящего человека.

Иван Петрович подумал над словами Миронова, и получалось, что простой мужик, выучившийся на учителя, понимает дела в стране и своё наказание за неосторожное слово, лучше, чем он: потомственный дворянин с высшим образованием. – Наверное, правильно эти большевики сделали, что отменили все сословия и привилегии: все люди, по их представлениям, равны и пусть каждый добивается успехов в жизни благодаря своему уму, знаниям и умению, а не по заслугам предков или наследному достоянию.

Правильно говорил их вождь Ленин, что кухаркины дети смогут управлять государством, только овладев знаниями – вот и Миронов уже начал разбираться в государственном устройстве. Тут котёнок подлез ему под руку, запел свою песню, и Иван Петрович забылся дневным сном.

XII

Зима прошла в работах по строительству нового лагеря и валке лесов для строительства лагеря, для лесопилок и шпалопропиточного завода в Свободном.

В марте днями уже пригревало солнце, снег с южной стороны бараков почернел и стал ноздреватым, с крыши бараков спустились сосульки, которые на солнце слезились капелью, обещая скорое наступление настоящей весны. Зэки приободрились, пережив зиму, и работали усердно, чтобы выполнить норму и заслужить полный паек и очки для досрочного освобождения. Такие очки придумало руководство лагерей за хорошую работу, что в будущем давало основания для досрочного освобождения зэков, не представлявших социальной опасности по совершенным ими деяниям.

За зиму в их бараке умерло трое зэков: двое простудились, на лесопилке, заболели воспалением легких и скончались в горячке, от которой не было лекарств. Ещё один зэк, возраста Ивана Петровича, надорвался при валке леса: у него хлынула горлом кровь, и он мгновенно умер, как говорили, от разрыва сердца.

Иван Петрович, в самом конце февраля тоже пострадал: он не осторожно подвернул ногу, больное колено распухло, и колупаться в снегах, обрубая ветки спиленных деревьев ему было трудно.

Воспитатель Гладышева перевела его временно истопником в барак, где нужно было поддерживать огонь в печах-буржуйках, вовремя подбрасывая поленья, из кучи дров, лежавших у стены барака. Эти дрова подвозили на санках другие зэки, занятые лагерными работами, а также приносили обитатели бараков: возвращаясь с деляны, каждый прихватывал по полену, которое бросалось в кучу, ожидая своей очереди на сжигание в печи.

Работа истопником была по силам, больная нога не утруждалась ходьбой и через пару недель, Иван Петрович возвратился на лесосеку, уступив место истопника очередному приболевшему зэку из их барака. Место истопника давало возможность отдохнуть и восстановить силы слабым или приболевшим зэкам.

В середине марта подули южные тёплые ветра, яркое солнце слепило и грело, снег быстро осел, потемнел, образовались проталины земли на опушках, а около деревьев в проталинах появились первые подснежники. Весна пришла по настоящему, земля сверху оттаяла и зэки, не ожидая ее полной разморозки, снова принялась корчевать пни на местах будущей станции ж/д и на территории лагеря, где стояли уже несколько бараков подведенных под крышу, но с пустыми проёмами окон и дверей. По окончании строительства, всю 4-ю колонну должны были переселить сюда, ближе к месту работы.

В середине апреля, когда снег на полянах сошел окончательно, а в лесу оставался лежать в тёмном ельнике отдельными пятнами, случился побег из колонны трех зэков – уголовников. На что, они рассчитывали, сказать трудно, может просто поддались весеннему чувству к перемене мест, но через пару дней их поймали на полустанке, где они пытались подсесть в поезд, идущий в этом месте медленно из-за подмытых весенним половодьем путей.

Всем известно было, что в таких местах охрана поездов, следующая с каждым составом, особенно бдительна, а на станциях и полустанках у всех отъезжающих проверяют документы и выбраться из этих мест по единственной ветке железной дороги невозможно, а подишь-ты, беглецы рискнули бежать с деляны прямо в лагерной одежде.

Беглецов отправили в ИЗО, колонну наказали половинным снижением пайка на целый месяц, так что пришлось покупать продукты в лагерном магазине, чтобы не отощать. Благо деньги водились почти у всех, за исключением проигравшихся в карты, поддавшись на уговоры лагерных шулеров. Такие игры постоянно велись в выходной день, но Иван Петрович и Миронов никогда не принимали в них участия.

В мае наступила жара, и сразу же появился таёжный гнус: смесь мошкары, комаров, слепней и еще каких-то кровопийц – насекомых, от которых не было никакого спасения, ни на работе, ни в бараке. Мошкара забивалась под одежду в укромные места и в кровь искусывала тело, дырявя кожу долго не заживающими саднящими ранками. Местный зэк – охотник, говорил что если оставить голого человека привязанным к дереву, то за один день гнус высосет из него всю кровь , так что останется только мумия.

Спасение от гнуса нашлось на шпалопропиточном заводе, где начали применять новый состав для пропитки шпал от гниения – креозот. Запаха этого креозота гнус не терпел, и все зэки начали мазать открытые места на лице и руках и слегка сбрызгивали креозотом на одежду, чтобы отпугивать гнус. Это помогло: хотя кожа опухала и шелушилась, но все же лучше, чем гнус.

Иван Петрович навестил отдел по колонизации, чтобы справиться о своем деле. Документы от жены Анны на согласие по колонизации пришли, но лагерное начальство распорядилось временно приостановить рассмотрение дел до прибытия новых партий заключенных взамен освобождаемых на колонизацию. Кроме того, колонист должен был сам подыскать себе место жительства и подходящую работу и получить согласие местных властей на проживание, что из лагеря сделать было весьма трудно.

Иван Петрович написал об этом жене, и та начала писать письма во все поселки Амурской области, какие только смогла отыскать на карте, с предложением работать у них учителями вместе с мужем бывшим заключенным, но ответа пока не поступило ни одного.

Отстроенный лагерь заселили почему-то вновь прибывшими заключенными, которые стали работать на лесоповале, а 4-я колонна занялась, наконец, строительством вторых путей Транссиба. Кое-где такие пути уже были построены, и требовалось соединить эти куски в единый путь, чтобы на всем протяжении могли ходить поезда в обоих