Начальник Америки (СИ) - Фомичев Сергей

Не то чтобы я знал гениальное творение дословно, но постарался максимально придерживаться оригинала. Некоторые имена, особенно эльфийские позабылись, и я заменил их более простыми, затянутый сюжет пришлось малость сократить.

Даша дремала рядом, положив голову мне на плечо. Дремала, но слушала внимательно, и когда я замолкал, думая, что девушка заснула, крепко сжимала рукой плечо, требуя продолжения. Ну, чисто ребёнок.

— И как только Горлум исчез в жерле сопки, а вместе с ним исчезло императорское кольцо, крепости Врага рухнули, а сам он развоплотился и его дух с воплями промчался над землёй и исчез среди тёмных гор.

— Всё? — недоверчиво спросила она.

— Всё. Ангелы ушли. Серафимы и херувимы также покинули мир. Остались люди, — закончил я, опустив эпилог про национально-освободительное движение хоббиов. Сейчас это было лишним.

— Кто ты? — спросила Даша после длинной паузы.

— Ворон, — ответил я.

Она подняла голову и заглянула в глаза.

— Ты такой же Ворон, как я ворона.

Наш медовый месяц растянулся на большую часть зимы и начало весны, а свадебное путешествие, если его так можно назвать, свелось к буксировке вахтовки на семь вёрст верх по ручью. Мы изредка заскакивали в базовый лагерь, чтобы навестить Страхова и пополнить припасы, отпраздновали вместе со всеми Новый Год. Вот во время праздника наши отношения и стали явными для всех, хотя никакого специального объявления мы не сделали.

Капитан стал подчёркнуто холоден и ко мне, и к Даше. Но я уже не обращал внимания. Я вдруг ощутил, что не только золота лихорадка отпустила меня, я понял, что вообще не хочу больше заниматься колониями. Пора было остановиться. Я достаточно вложил в проект нервов и мог с чистой совестью отойти от дел. Закрыть последние обязательства и сразу же на покой. А если без меня система не потянет, значит туда ей и дорога, значит она изначально задумывалась неправильно.

Я больше не спорил с капитаном. Я больше ни с кем не спорил.

Тем временем Страхов к весне поправился полностью и я решил передать ему все дела. Загвоздка была в том, что геологу требовался помощник, потому что я ведь не один собирался отойти от дел, а вместе с Дашей. Больше же в тайну никто посвящён не был.

Мы присматривались к людям, и браковали одного за другим. Иван, которому предстояло здесь поселиться, был самой приемлемой кандидатурой, вот только я плохо его знал. Пристал он к нам недавно, в Виктории себя никак не проявил. От того и решил попытать счастья на новом месте. Мутный тип. Как, впрочем, и большинство наших спутников. Обратное сторона фронтира. Его развивают те, кого в обычном обществе скорее всего давно повесили бы. Соблазнять этих людей золотом я бы не рисковал. Другие, вроде Сарапула, были, напротив, слишком наивны. Они не смогли бы удержать разведку в тайне, а ажиотаж под контролем.

Мы не посещали золотоносный ручей больше недели, что сразу же отметил Колычев.

— Вы кажется не собираетесь возобновлять свои поиски?

— Я полностью вымотался, — признался я. — А Страхову там нечего делать одному, без помощника.

— Отправьте меня, — предложил капитан.

Предложение было неожиданным.

— Достойно ли такое ремесло дворянина?

— Ерунда, — отмахнулся он. — Изучение природы ближе к науке, чем к ремеслу. И знали бы вы, чем мне пришлось заниматься на флоте.

— Нам нужно поговорить с глазу на глаз, — сказал я.

Что будет если империя узнает о золоте Клондайка? Отправит сюда рудознатцев, пришлёт казаков, армию? Возможно нагонит каторжан? Но большие силы она точно не выделит. Слишком далеко, слишком неопределенно. Россыпи это азартная игра для старателей, а для империи не стоит свеч. Хуже если власти отдадут добычу на откуп богатеям.

С другой стороны, любые российские поселения, кто бы их не поставил, сразу же попадут под наше влияние. И в плане снабжения, и в плане культурных ориентиров, и в плане уровня жизни. Мы явно получим симпатии простых работяг.

Нет, это рискованно. Или же риск оправдан? Мне следовало как минимум посоветоваться с Лёшкой, а он далеко. Придется принимать решение самому.

— Золото? — удивился Колычев.

Мы забрались на гору, с которой хорошо был виден базовый лагерь, обе реки и золотоносный ручей, впадающий в Клондайк. На небольшом костре грелся кофейник с длинной ручкой. Еду мы прихватили с собой.

— Здесь его полно, — заверил я. — Но золото и благо, и проклятье. В какую сторону повернёт зависит от людей. Мне не хотелось бы, чтобы люди посходили с ума и принялись резать глотки друг другу. И ещё меньше мне хочется, чтобы здесь устроили каторгу, вроде Нерчинской или отдали прииски на откуп кровососам, у которых рабочие мало чем отличаются от каторжан.

— Чего же вы хотите? — удивился Колычев. — Будете добывать сами?

— Нет. Я хочу просто застолбить место.

— Застолбить? — не понял Колычев.

— Да, вроде как поставить межевой столб. Объявить своей по праву первой заимки, primo occupanti, как говорили римляне.

Я разлил кофе по оловянным кружкам (в сплав Тропинин добавил меди и ещё каких-то примесей, чтобы олово не распадалось на морозе). Мы жевали подогретое на палочке вяленое мясо и запивали горячим кофе. Сочетание то ещё, но такова уж юконская кухня.

Довольно скоро беседа о золоте переросла в беседу обо всем. Капитан спрашивал, я отвечал. Никаких споров, возражений, никаких вопросов, откуда, мол, такая уверенность в суждениях. Редкие уточнения, но в основном кивки согласия. В свою очередь я удержался от сарказма и не пытался навязать чуждую ему систему ценностей.

На миг мне даже показалось, что я элементарно сдавал дела капитану. Но, конечно, он не мог перехватить управление колониями. Не тот у него был статус. Против меня и компании мог выступить сейчас только крупный олигарх вроде Демидова, Шувалова, Шереметева, или генерал-губернатор с войском.

Колычев переиграл меня не вообще, а в этом конкретном необъявленном противостоянии. Не то чтобы он показал моральное превосходство или особое благородство, но ему удалось сохранить целостность, остаться верным единственной цели похода, в то время как я разрывался между обязательствами и чувством. Да и разрывался недолго. Чувство победило с разгромным счетом.

Когда пришла весна, капитан по-прежнему излучал напор, уверенность, а я словно находился в разобранном состоянии. Мне совершенно не хотелось возвращаться к оставленным в Виктории делам. Долгая зимовка на Юконе прошла тихо, спокойно, совершенно изменив ритм жизни. Прежний бешеный темп был нарушен, дыхание сбилось. Я некоторое время прожил как обычный человек, без фокусов со временем и пространством, без изматывающего сражения с морем, как во время перехода на «Палладе». Прожил вместе с любимой женщиной. И такая размерность или размеренность затянула меня.

Лишившись вместе с вахтовкой и любовного гнёздышка (что стало упущением), мы с Дашей часто гуляли по окрестностям базового лагеря. В апреле уже вовсю пахло весной, припекало солнце, оседали и темнели сугробы. Но ветер приносил с окрестных гор стужу, иногда снежную крупу, а лёд на Юконе оставался крепким. И только возле безымянного острова, что располагался выше лагеря по течению, на стремнине образовалась длинная полынья.

— А в Виктории уже зацвела вишня. — вздохнула Даша, прижимая ворот меховой куртки к горлу.

Вода в паре метров от нас журчала, точно и правда началась весна. Но мы знали из расспросов индейцев хан, что остальной реке еще с месяц предстояло стоять подо льдом.

Пока я наблюдал за потоком в моей голове сформировалась дикая на первый взгляд идея. Дикая, но не совсем безнадежная. Во всяком случае она стоила того, чтобы попробовать.

— Хочешь, мы прямо сейчас вернёмся в Викторию? — спросил я. — Только помоги мне дотащить умиак до полыньи.

— Прямо вот так на лодке? — засмеялась она.

— Да, прямо на лодке. И прямо сейчас.